Посадка Ходорковского положила начало совершенно новой системе отношения государства и олигархов. До этого система в России была как сейчас в Украине. Олигархи были независимы от государства, могли диктовать ему условия, и эта их независимость (которой они, безусловно, злоупотребляли) одновременно выполняла важнейшую функцию разделения властей и частичной гарантии демократии.

После посадки Ходорковского в России начался новый общественный строй. Бизнес перестал быть независимым от государства. Отныне можно было посадить любого. Майор имел право съесть бизнес такого-то размера, генерал — такого-то, а глава одной нефтяной компании — всех. Раньше бизнесмены жрали друг друга с помощью генерала, теперь всех жрал генерал.

Не надо даже заморачиваться уголовным делом, как в случае «Сети» (запрещена в РФ. — Ред.) или «Нового Величия». Есть человек — есть проблема. Нет человека — нет проблемы. И уголовного дела нет. А если есть, то для проформы и такое, по которому обыскивать будут единомышленников жертвы.

Сразу после отравления Навального случилось две вещи. В Татарстане напали на соратника Навального Георгия Албурова, а в Москве избили Егора Жукова.

Про Албурова все понятно, а избиение Жукова логично вписывается в два статистических ряда.

Один — это «Московское дело» и разгром ВШЭ.

Сначала Жукова хотела посадить партия силовиков. Сажали его в рамках московского дела — грандиозного дела, которое сделало бы силовиков тем, во что сейчас превратился белорусский ОМОН, — единственной силой, с помощью которой может править Путин. Жукова посадить не удалось, потому что то, что ему шили, было фейком. Ложью. И другая кремлевская башня сумела донести это до президента и развалить единое московское дело на кучу осколков не для того, чтобы спасти Жукова, а чтобы спасти себя.

Потом Кремль разгромил Вышку, — ему не понравилось, что тамошние профессора на соответствующем факультете не поддержали псевдоконституционную реформу. Потом Жукова попытались избить, первый раз неудачно, исключили из магистратуры Вышки, избили.

Это один статистический ряд. Силовики помнили, не забыли, достали.

Другой статистический ряд — это громкие заявления «кремлевского повара» Пригожина после отравления Навального. Пригожин публично выкупил 88-миллионный штраф перед «Московским школьником», присужденный Навальному, Соболь и ФБК. Он заявил сразу после отравления, что намерен «раздеть и разуть» Навального, на карточке Соболь повис долг в 34 млн рублей (которых там нет).

Отравили его, судя по всему, тяжелейшим ядом, очень может быть, что родственником «Новичка», по той же схеме, что Литвиненко и Скрипаля.

Обстоятельства отравления — снятие чекистской «наружки» с Навального в Томске, чтобы даже наружка не видела, кто травит, звонок в омский аэропорт о минировании в надежде предотвратить посадку самолета с больным, фантазии омских главврачей и категорический отказ в возбуждении уголовного дела — не оставляют сомнений в том, что это была операция государственная, а не какой-то там частной структуры, пусть и получившей монаршее благословение на политическое насилие против врагов Путина.

Вот, мол, господа, вам целый набор версий: Навальный поел таблеток, Навального отравил коварный Запад или «коррупционер — герой его расследований», а вот самые храбрые могут обсуждать Пригожина. «Ну, вон, смотрите, все не так страшно, Навального хотели попугать, да не рассчитали дозу».

Избиение Жукова прекрасно вписывается и в этот статистический ряд. Сразу два бенефита: пусть лучше обсуждают Жукова, а не Навального, и Пригожина, а не Путина. (Да еще у Пригожина, говорят, какие-то сложности с Бегловым, лишний повод вести себя громко. Главный враг Навального — неприкосновенен.)

И действительно, после избиения Жукова власть попыталась тут же приспособить его на пиар. Даже уголовное дело завели! Даже СПЧ призвал МВД взять дело под особый контроль! (Что-то про Навального СПЧ молчал.) Да что там, даже Песков — тот самый Песков, который не нашел необходимости в заведении уголовного дела до того, как будет известно, каким ядом отравили Навального, даже Песков заявил, что в Кремле надеются, что «виновные будут наказаны по закону». Ура! И это несмотря на то, что мы не знаем, на самокате какой марки уехали те, кто били Жукова, и не знаем, какого цвета у них были рубашки! Как же без этого-то возбуждать уголовное дело?

Поэтому я предсказываю, что, несмотря на шум, никого не найдут и даже искать не будут.

Как не нашли и не искали человека, который 15 августа 2017 года ударил в лицо Ивана Скрипниченко, волонтера мемориала Немцова. Скрипниченко стало плохо, через неделю он умер.

Как не посадили тех, кто организовал избиение Олега Кашина, хотя исполнители случайно нашлись сами и дали подробные показания о заказчике.

Как не нашли тех, кто избивал в Питере активистов.

Как не возбудили уголовного дела по факту убийства псковского блогера Сергея Тихонова, даже после того, как расследование Дениса Короткова в «Новой» выяснило, что умер он не от сердечного приступа, а в результате укола шприцем некоего Олега Симонова, работавшего тогда с Виктором Амельченко, сотрудником структур Пригожина.

Как не нашли того, кто колол шприцом мужа Любови Соболь, которого, по словам Амельченко, колол шприцом тот же Симонов (впоследствии загадочно скончавшийся).

Как не нашли тех, кто обливал вашу покорную слугу говном, жег мою машину, кто траванул наш дом (целых две семьи, восемь человек, включая четырех стариков и двух детей) какой-то не вполне безопасной дрянью.

Но более того.

До отравления Навального во всех этих случаях Кремль более или менее искренне мог делать вид, что он ни при чем. Это, мол, все частная инициатива, «шахтеры и трактористы», как в Донбассе. И это было даже правдой, хотя понятно, что в стране, где не осталось независимого крупного бизнеса, не может быть тем более независимой крупной системы частного насилия, новенькой, с иголочки, предлагаемой начальнику, — без согласия этого начальника.

Начальник терпел эту систему, чтобы иметь возможность, с одной стороны, в любой момент пустить ее в ход, а с другой — иметь возможность говорить: «Это не мы». Тот факт, что эта система частного насилия работала также и на ее хозяина, а не только на начальника, признавался разумной платой за возможность отрицания.

Однако после отравления Навального ситуация изменилась.

Как и после посадки Ходорковского, Кремлем дан сигнал. Наступила новая эпоха. Эпоха открытых политических расправ.

А тот факт, что Кремль при этом еще и отдал частное политическое насилие на откуп и никогда за него не спрашивает, может привести к ситуации, когда абсолютно любой человек по каким-то частным причинам может стать жертвой этого насилия.

Еще недавно мы имели систему, когда — после Ходорковского — можно было отобрать любой бизнес. Скоро, как в Донбассе, мы будем иметь систему, когда абсолютно любой может стать жертвой насилия, как в 1937-м абсолютно любой мог стать жертвой доноса.

Сохранит ли это власть? Да.