Понимание брака исключительно как «союза мужчины и женщины» стало одной из центральных новаций Конституции 2020. Это нововведение было широко разрекламировано законодателями в качестве меры по защите «традиционных семейных ценностей». Вскоре после принятия новой Конституции группа сенаторов — Елена Мизулина, Елена Афанасьева, Александр Башкин, Римма Галушина, Максим Кавджарадзе и Людмила Нарусова — внесли в Госдуму проект закона, который закрепляет запрет на однополые браки, а также лишает однополые пары и людей, сменивших пол, права усыновлять детей.

Жонглируя словами, которые приводят в восторг сторонников «традиционных ценностей», сенаторы, похоже, совсем не задумывались о том, что написали в своем законопроекте. Например, если б сенаторы читали то, что написали, они не могли бы не заметить,

Предлагаемый законопроект закрепляет дискриминационные практики в отношении ЛГБТК+ людей и в особенности в отношении трансгендерных людей.

Сколько всего в России транс-людей — никто не знает. Однако отталкиваясь от мировой статистики, можно предположить, что среди нас живут сотни тысяч таких людей. Транс-сообщество «Т-Действие» приводит результат масштабных исследований по количеству транс-людей в США: от 0,3% от общей популяции в консервативных штатах типа Алабамы и до 3% от общей популяции в Сан-Франциско. Такой перекос в статистике связан с тем, что в консервативных штатах большее количество людей стремится скрыть свой транс-статус, а также они мигрируют в другие штаты с более комфортным психологическим климатом.

В России подобная статистика официально не ведется. Численность транс-людей сложно подсчитать по обращениям в комиссии и органы ЗАГС: далеко не все меняют документы.

Однако ежегодно в Т-Действие приходит и обращаются за онлайн-консультациями примерно 1200 транс-персон.

Человек, решившийся на трансгендерный переход, должен пройти все круги ада, чтобы доказать чиновникам, что он родился не в том теле. Люди идут на это совсем не ради острых сексуальных переживаний, а от невозможности жить по-другому. Они совершают переход для того, чтобы ревнители «традиционных ценностей», в том числе и государство, перестали проверять на соответствие то, что написано в графе «пол» в их документах с тем, как эти люди себя ведут и чувствуют.

Сейчас, для того чтобы сменить гендерный маркер в документах и получить новое удостоверение личности, трансгендерному человеку необходимо, во-первых, пройти обследование у специалистов-психиатров и получить диагноз «транссексуализм». Затем надо получить медицинские справки, подтверждающие произведенную гормональную и/или хирургическую коррекцию пола; обратиться в органы ЗАГС с заявлением о внесении изменений в запись акта о рождении и лишь потом — получить паспорт на новое имя.

Все эти мероприятия занимают много месяцев и стоят около 60 тысяч рублей.

Заместительная гормонотерапия у транс-людей обычно длится всю жизнь.

Сейчас после смены документов человек живет так, будто он родился в «правильном» теле. Но что будет после принятия нового закона? Как государство будет определять «лиц, сменивших пол», чтоб запретить им вступление в брак или, например, усыновление?

В законопроекте сказано, что все ранее выданные свидетельства о рождении «лиц, сменивших пол», подлежат замене до 2022 года, когда трансгендерные люди должны будут восстановить свой биологический пол в свидетельстве о рождении. Но, опять же, законопроект не уточняет, как людей заставят менять документы обратно? Будут ли нынешние свидетельства о рождении аннулированы? И что будет с паспортами, выданными на их основании?

Сенаторы предлагают при вступлении в брак определять зарегистрированным при рождении пол человека по свидетельству о рождении. Но они не уточняют, сможет ли трансгендерный человек вообще получить новый паспорт, где будут указаны его новые данные. И как будет определяться его пол, например, для выхода на пенсию? В какую колонию будут сажать трансгендерных преступников?

Самый главный вопрос, который порождает законопроект:

Вот уже второй месяц творчество сенаторов пытаются осмыслить те, кого этот будущий закон касается напрямую: семьи людей, совершивших трансгендерный переход.

Я поговорила с несколькими из них.

Миша и Полина

Полина

Познакомились на работе. Когда я Мишу только увидела, он выглядел, как парень, и я еще не знала, что он транс-парень. Я смотрю на человека и вижу человека. У нас как-то все очень быстро закрутилось. Мы через две недели начали встречаться. Через полгода Миша сделал предложение. Мы полтора года вместе, но ощущение, что мы знаем друг друга всю жизнь. Много стадий в отношениях прошли: борьба за власть, походы к психотерапевтам. С середины весны у нас все стабильно хорошо. Нет никаких ссор, разногласий.

Миша

Я всегда себя ощущал парнем. В детском саду, когда играли в дочки-матери я был в роли отца. Не любил платья. С детства мечтал о бороде. А лет в тринадцать, когда начала расти грудь, я носил утяжки. Это было еще неосознанно. Я прятал признаки того, что я был девушкой. Говорил о себе в мужском роде. Лет в 16–18 узнал, что такое трансгендерность. Понял, что я транс-парень. Какое-то время скрывал и, естественно, не говорил матери. А где-то лет в 20 узнал про переход. Понял, что мне это нужно, иначе будут бесконечные депрессии. Примерно через год начал принимать гормоны. Не было денег на комиссию, которая официально разрешила бы это делать. Кололся самостоятельно. Еще через год начал после гормонотерапии искать работу. Это было очень долго и нудно, приходилось объяснять, почему в паспорте одно, а на деле другое. Если на собеседованиях было все в порядке, и я нравился, все равно доходило до паспорта и… «мы вам перезвоним».

Потом нашел работу, где меня без вопросов приняли. Сейчас мне платят в четыре раза больше, чем я хотел.

Друзья приняли мой переход. Многие говорили, что это было ожидаемо.

Мама моя к переходу отнеслась с пониманием, хотя ей и нелегко это далось. Первое время она меня мисгендерила. Но через какое-то время все стало нормально, от нее очень много поддержки. Мама — медсестра, она мне даже с работы носила шприцы. Бабушка со стороны мамы тоже поддерживает, хотя ей около 80 лет. Когда начинал переход, она меня называла старым именем. И я тогда подумал, что она меня никогда не примет. Чтобы мне было менее раздражительно, я не стал ее переучивать, а просто прекратил общение. Мама за полгода ей все объяснила. Когда мы с бабушкой снова начали общаться, она ко мне уже правильно обращалась. Мама боялась, что бабушка на свадьбе мисгендерить будет. Но бабушка старалась — не ошиблась ни разу.

Отца у меня нет.

Полина

Мне было лет одиннадцать, мы с папой ехали в машине. По радио говорили, как в Америке принимают однополые браки. У меня тогда была внутренняя гомофобия: я ненавидела себя за желание быть с человеком одного пола. Отец послушал радио и с улыбкой сказал: я взял бы всех этих геев, выставил бы к стенке и расстрелял. С тех пор я чувствовала себя еще хуже.

Мне кажется, самый яркий случай трансфобии (враждебное отношение к трансгендерным и транссексуальным людям) в нашей жизни произошел, когда мои родители узнали, что мой муж — транс-парень. Когда я им рассказала, что будет свадьба, и я хочу их видеть, они были безумно счастливы. Миша, как личность, им очень понравился.

Мой отец, ярый гомофоб и сексист, чуть ли не писался кипятком от счастья. Он купил мне платье, оплатил половину ресторана. Родители подарили много денег.

Через месяц моя мать залезла в Instagram Миши. Нашла пост пятилетней давности, где Миша разместил фотографию своего второго загранника. Там еще было старое имя, и подпись, что фотка плохая. Мама начала мне написывать в WhatsApp и звонить. «Доченька, возвращайся скорей домой. Беги. Мы за тебя боимся. Ты не представляешь, чем все это для тебя закончится. Я расскажу об этом всем родственникам».

Я ответила, что «не буду жить так, как хотите вы. Мне бы хотелось, чтобы вы это приняли. Я хочу с вами продолжать общение, если вы не готовы принять мой выбор, нам дальше не по пути». Я это написала в довольно дружелюбном ключе.

Это было напряженно. Очень странный выбор родителей, когда они отказываются от ребенка, если у ребенка муж не тех гениталий, которые они хотят видеть. Это их выбор. Я хочу и пыталась поддерживать с ними отношения. Поздравляла их с днем рождения. На это я получала либо «ок», либо «спасибо». Общение не продолжалось. Сейчас я стараюсь поддерживать отношения со своим мелким братом. Но из-за возраста он тоже коротко отвечает. Я думаю, с ним у нас отношения продолжатся, а с родителями — не уверена.

Сейчас маму Миши я называю своей мамой, а она меня — своей доченькой. Она, на самом деле, какое-то волшебное создание. От нее тотальная поддержка идет. Когда Миша сказал ей, что мы ходили на пикеты против поправок, она сразу позвонила и попросила прислать все фотографии и видео задержаний. Я ей все отправила. Она ответила: «Я абсолютно во всем вас поддерживаю и горжусь вами. Если бы я была рядом, я бы вышла с вами».

Я это читала и заплакала, от своих родителей я никогда бы такую поддержку не получила.

Миша

С поправками пока совсем ничего непонятно. В худшем случае наш брак признают однополым, и он нигде не будет котироваться. И тут вопрос: останется ли у нас брак или его аннулируют. Или когда мы решим взять ипотеку как молодая семья, у нас могут попросить свидетельство о браке и свидетельства о рождении, чтобы проверить, точно ли мы не однополая семья.

Полина

Если этот законопроект примут, то в первую очередь это отразится на Мише. Его снова столкнут с тем, от чего он все это время уходил. Ткнут в то, что родился не в том теле.

Мы говорили о детях. С этим законопроектом нам невозможно будет взять ребенка из детского дома. А если мы решим сделать ЭКО, ребенка могут отобрать. Там есть пункт о том, что органы опеки могут забирать детей, если их родителей привлекали по правонарушению. По факту, это можно применить к кому угодно.

Герман и Ульяна

Герман

Познакомились мы забавно. Тогда я еще не был в переходе, жил в Питере. Приехал первый раз в Москву на две недели. Встретился с другом — геем. На следующий день мы пошли с ним в кафе.

Пока общались, он достал телефон: ну-ка, посмотрим, сколько тут геев собралось? Я не сразу понял, что он собирается делать. Он рассказал о приложении знакомств для геев. И удивился, что я ничего не знаю о приложениях для лесбиянок. Я захотел познакомиться с девушкой. В одном из приложений наткнулись на фотку Ульяны. Я подумал: красивая, по-любому у нее все в порядке. Я поставил сердечко и убежал со страницы. И буквально минуты через три Ульяна мне написала, первая. «Вы так милы». У меня тогда дреды были.

Это было почти 6 лет назад. Ульяна жила в Подмосковье. Мы списались и на следующий день встретились. Виделись через день-два, пока я был в Москве. Нам было хорошо. Мы гуляли, общались. Тихая романтика была. После ездили друг к другу, Москва–Питер. Три года жили на два города. Я начал ходить в зал, старался, надо же классно выглядеть. Потом решил, что надо чаще к ней ездить и подарочки делать. Начал работать. Захотел научиться защищаться и пошел на айкидо. Стал сильным духом. Потом летом съездили на море. А когда вернулся в Питер, меня накрыла дичайшая депрессия.

Связываю это с тем, что когда мы ездили в путешествие, там даже за ручку подержаться нельзя было. Когда мы купались в море, на нас все сразу обращали внимание, хихикали. Хотя я все проявления внимания на улице глушил, мне не нравится, когда на меня пялятся и говорят типа «держите это дома». Вот я дома и держал, и только там вел себя так, как хотел. На улице — нет, ни в коем случае. Все это немного подбило меня к решению о переходе.

Ульяна

Да, еще отвратительная ситуация была, когда мы приехали к моим бабушке с дедушкой. С ними живет тетя. У нее началась истерика от того, что мы спим вместе. В одной комнате, в одной кровати. Она сразу позвонила моим родителям, те начали кричать на меня. Такой дурдом был. Нас клали в разные комнаты. Они и сейчас с радостью купили бы сюда второй диван.

Герман

Я никогда не ощущал себя девочкой. Был от девочек где-то очень далеко. Я всегда тусовался среди мальчишек. Мне было интересно, нравилось. Если появлялись подруги, то скорее пацанки. Когда начался переходный возраст, появилась грудь, ляжки начали расти, я себя дико ненавидел. Не мог смотреть на себя. Когда с другом купались, я постоянно думал: господи, ну почему мне просто не дали это тело? И я глушил в себе эти страдания. Я родился — кем родился, и с этим ничего не поделать.

Около четырех лет назад узнал, что бывает трансгендерность. Я был подписан в соцсетях на человека, который был девушкой и вдруг стал Артемом. Я задумался: оказывается, так можно? Смотрел на другие переходы. Изучал вопрос.

В какой-то момент понял, что не хочу быть накаченной женщиной, я хочу быть накаченным парнем. В этот момент я начал переход. Мы уже были с Ульяной.

До 2018 года, чтобы поменять пол в документах нужно было доказывать в суде, что ты совершил переход. Для этого нужны были справки, что у тебя верхняя операция есть, гистеро сделано — вырезаны внутренности, так сказать

После 2018-го можно было этого избежать. Я мог прийти в ЗАГС со справкой, спокойно поменять документы и никому не доказывать, что я себе все операции сделал.

Я пошел на комиссию в районный ПНД к Якимову — это врач-психиатр. Он самый советский совок. Обычный ПНД, обычные деды сидят, лезут со своими дурацкими вопросами в трусы. Я вышел оттуда с ощущением, что меня изнасиловали. Я не был готов к этому.

Потом увидел, что Исаев принимает. В ПНД не стал возвращаться, хотя и заплатил много денег. Пошел к Исаеву. Прошел тесты, комиссию, сдал анализы на гормоны, сделал УЗИ и со спокойной душой начал переход.

Ульяна меня весь путь поддерживала. Тяжело было: ходишь, документы собираешь, а дома и на работе все ОНА-кают. Она была единственным человеком, которая обо мне говорила только в мужском роде. Настаивала, чтобы все так делали, включая мою маму.

Потом я выставил пост в социальных сетях — о том, что я не могу это скрывать. Попросил тех, кто меня любит и уважает, постараться меньше употреблять мое предыдущее имя и обращаться ко мне только по имени Герман. На это отреагировали хорошо, меня никто никуда не послал. Никто особо не деднеймил. Даже девушка национал-патриотка написала мне большое письмо со словами поддержки.

С работы я просто уволился. Я был барменом в тренажерном зале. Если бы там начал переход, меня бы не поняли. Пошел на другую. Думал, там с чистого листа начну, но ничего не получилось.

Паспорт женский, а внешность — нет, тогда уже были заметны изменения. На первом месяце прекращается цикл. На втором — начинает ломаться голос. На третьем — чуть повышается растительность на ногах.

Первый год — это как пубертат у мальчиков. Лезут прыщи, непонятный голос, очень странное лицо. И ты ждешь. Постоянно испытываешь чувство неловкости, особенно когда ходишь со старыми документами. Идешь за сигаретами, выглядишь, как парень, а в документах — девушка…Неловко. Ульяна меня прикрывала, брала все на себя: весь алкоголь, все сигареты. Я минимально паспорт показывал. Перестал ходить на йогу, на айкидо перестал, в зал… Короче, все бросил. Занимался только переходом.

Во время перехода главный вопрос: в какой туалет идти. Ты идешь в женский: молодой человек, выйдите. А в мужском просто стремно, везде писсуары.

Маме я все рассказал еще до того, как начал гормоны колоть. Тихонько подвел ее к этому. Я уже прошел комиссию, у меня появилась справка — там было написано «трансексуализм». Вот, мам, я уже сходил на комиссию. Вот у меня уже есть справка, вот уже подтвердили, что я трансгендерный человек. Она отвечает: «Ага, ну понятно, я в принципе догадывалась».

Хотя и было такое, что она чуть не со слезами говорила мне: тебя никто не полюбит.

Тогда мы с Ульяной скрывали, что у нас отношения. Ульяна приезжала как подруга. Мама говорила: «Вот, Ульянка, найдешь себе мужика». И мы такие сидим: и ты найдешь, и я найду.

Сейчас уже после перехода мы, естественно, спокойно ходим за ручку, целуемся. Наши знакомые, которые не в курсе всего, воспринимают нас гетеросексуальной парой. И никто нас не осуждает, никто не смотрит.

Законопроект Мизулиной — откат просто невероятный. У меня пока период отрицания, я не верю, что эти поправки примут. А если этот закон будет принят и будет работать — это, конечно, крах. Я даже не могу себе представить, как это будет. Вот у меня все документы сменены — и что? Все по новой? Как они заставят меня это сделать?

Мы еще не успели в брак вступить, и если у нас эту возможность отнимут — переживем, у нас всю жизнь что-то отнимают.

А как дальше жить людям из небольших городов? Они просто мечтают в Москву переехать, чтобы переход сделать и забыть свою прежнюю жизнь, как страшный сон. Что с ними будет?

Ульяна

И так из-за дисфории повально все в ПНД ходят. Если закон примут, травли еще больше будет.

Никита и Рина (имя изменено по просьбе героини)

Рина

У нас осенью — 9 лет со дня знакомства будет. Мне было 17, Никите 16. Никита еще не был в переходе, встречался с парнем. Я жила в Рязани, училась с его парнем в одном университете на разных направлениях. Мы поехали от университета на экскурсию в Коломенское. Никита тоже туда приехал, тогда мы познакомились. Вскоре у них с партнером произошел разрыв. Мне захотелось Никиту как-то поддержать, и мы начали общаться. Спустя четыре года Никита вышел замуж, а я оставалась просто подругой. Ссорились, мирились. Спустя 10 месяцев Никита развелся. Потом как-то мы выпили и первый раз переспали. И это повторялось. Появились чувства. И где-то через полгода он сделал мне предложение.

Сейчас мы в процессе смены документов и думаем о свадьбе.

Никита

Я понял, что со мной происходит, лет в 19. До этого, лет с двенадцати, я говорил о себе в мужском роде. Мне было без разницы с кем встречаться — девушка, парень. Я вышел замуж, и все это затихло. Сейчас я уже понимаю, что это была внутренняя гомофобия. Попытка доказать себе, что я «нормальный». У меня была традиционная свадьба. Как только поставили штамп в паспорте, у мужа началось: «Ну, может, ты отрастишь волосы?» В браке прожили месяцев 10. Когда отношения подходили к концу, друзья меня позвали на новоселье. Там был транс-парень. Я на него смотрел и не понимал, что чувствую. Мы долго разговаривали про трансгендерность. В итоге он направил меня в Московский ЛГБТ-центр. Вскоре я развелся. Понял, что для перехода нужно делать какие-то шаги. Узнал про Исаева. И хотел попасть именно к нему. Я до сих пор думаю, что Исаев — лучший. Он не считает трансгендерность болезнью в отличие от старой, трансфобной и гомофобной психиатрии.

Рина была первым человеком, кому я все рассказал. Благодаря ей мне удалось накопить деньги на комиссию. В декабре я ее прошел. Последние анализы сдали буквально вчера. Я получил рецепт, и мы устроили «праздник первого укола». Мы прикидываем, что где-то к сентябрю я уже сменю все свои документы.

Мои родители приняли все тяжело. Сейчас все нормально, мама занимается с психологом. Она заботится о том, чтобы я успел поменять документы. Рине писала: посмотри, чтобы был хороший врач, чтобы никаких осложнений не было. Отец более инфантильный человек. Он предпочитает делать вид, что ничего не происходит.

Я при них до сих пор себя мисгендерю, хотя они все знают и понимают, но я не могу, как-то не удобно.

Рина

Моя мама очень совковая, очень консервативная. Она выращена на советских песнях, каждый Первомай — на демонстрации. До того момента, как она все узнала, Никита в ее представлении был моей лучшей подругой, замечательным человеком. Мама знала только то, что у меня были девушки, были мужчины, но девушек было больше. И все равно, когда я приехала и рассказала ей все, она говорила: «Это я виновата. Что я сделала не так? Пусть будет любой — старый, спидозный, больной, какой угодно, лишь бы это был мужчина, с членом». Я спросила: тебе что, неважно — буду я счастлива или нет? Она ответила: да, неважно, главное, чтобы это был мужчина.

Для меня это было огромной моральной травмой. Я до сих пор от этого не отошла.

Недавно я ездила в Рязань, и она мне сказала: «Я, наверное, тебя очень обидела. Я себя не простила бы на твоем месте».

Моя мама до сих пор деднеймит Никиту: называет его паспортным именем. Но иногда уже передает нам привет, желает здоровья. Когда говорит старое имя Никиты и спрашивает, как дела, я отвечаю: «Никита в порядке». Даю ей понять, что это данность, и она никак не изменится: либо ее дочь будет счастлива и здорова, либо прекратит с ней отношения. Поэтому сейчас я цепляюсь за Никитиных родителей. Если случится разрыв с одной семьей, другая — останется.

Никита

Мне было очень плохо, когда пошли новости про поправки. Я плакал. Мне обидно: столько было потрачено денег, нервов и сил, а тут раз — и просто все это не считается. Государство тебя стирает полностью, со всем опытом и болью.

Это хорошо еще, что я не поменял документы, я не начал гормонотерапию, и у нас пока нет детей. Но есть люди, которые много лет на гормонах. Нынешнее окружение многих пар даже не знает, что в семье есть транс-персоны. Такие семьи живут лет по тридцать, у них уже есть ребенок. И на работе, допустим, транс-мужчину воспринимают как цис-мужчину или транс-женщину как цис-женщину. Что сейчас с ними будет, когда они будут менять документы обратно?