Третье воскресенье после «выборов Лукашенко» в Минске началось проливным дождем. И с утра могло показаться, что он смоет протесты. Ближе к полудню у проходной завода колесных тягачей собрались с пару десятков человек и пошли по намеченному маршруту. Шагали по лужам молча. Говорили о том, где бы взять дождевики.

— У меня уже все ноги мокрые, — со смехом жаловалась подруге девушка в белой футболке и красной куртке. Белый и красный — сегодняшние цвета Минска.

За час маленькая группа людей дошла до метро «Автозаводская». Те, у кого были зонтики, звали под них промокших. Вставали по двое-трое под один зонт, все в итоге мокли, но улыбались. Хотя было тревожно: то и дело возникал разговор, что, мол, народу из-за дождя, наверное, мало будет, а значит, «будут месить».

От метро маленькая молчаливая группа двинулась дальше. И как-то вдруг незаметно, постепенно превратилась в большую группу — с пару сотен человек. А потом и в очень большую. С каждой улицы вливались люди в бело-красной одежде с бело-красными лентами и полотнищами. Белый и красный — национальные цвета Беларуси, цвета белорусского флага 1991 года и цвета протеста. Чем больше становилось людей с бело-красной символикой — тем больше слышалось смеха и шуток. Появились остроумные плакаты. «У Саши 3%. Саша сядет!» — было написано фломастером на куске картона. «Победим Лукашизм!» — несла лист ватмана женщина в красном плаще.

Люди шли к площади Независимости. Возле каждого завода, мимо которого проходил маршрут, к демонстрантам присоединялась группа. Пришло много рабочих. В ответ на мои вопросы, не боятся ли они увольнений, рабочие смеялись. На стекле автобусной остановки и на прутьях ограды, вдоль которой мы шли, были наклеены стикеры: человек с гаечным ключом, пришибленный усатый мужичок и надпись: «Кто еще кого уволит».

— Больше всего эта власть боится трудовых коллективов, — объяснил мне Дмитрий, машинист крана в литейном цеху Минского тракторного. — Мы же много не просим: нам бы свободы и честного выбора. Честного слова.

— А я работаю крановщиком на стройке, и у меня с февраля зарплата упала на 400 рублей, — подключился Сергей, друг Дмитрия. — Почему? Да потому что он начал все забирать себе. Чтобы содержать этих своих омоновцев и всех остальных.

— Он — это батька? — уточнила я.

— Какой он нам батька! — вскинулся Дмитрий. — Мой отец, которого я слушал, умер давно…

Конец его фразы я не слышала. «Верым, можам, пераможам!» — громко скандировали вокруг люди, которых уже было очень много. Дождь кончился, и к половине второго колонна на Партизанском проспекте заполонила весь тротуар. На проезжую часть никто не ступал, движению не мешал. Белорусские светофоры снабжены табличками: «Будьте вежливы». Толпа людей, шедших протестовать с криками «Пераможам!» и «Уходи!», на каждом перекрестке ждала зеленый свет, чтобы дисциплинированно перейти дорогу по «зебре». Кто не успел на зеленый — оставался ждать. Двое молодых людей на краю газона раздавали бело-красные флажки.

Возле стадиона на краю тротуара сидел бомжик. Девушка в белом плаще прошла было мимо, потом вернулась, достала из сумки гроздь бананов и протянула ему. «Живе Беларусь», — улыбнулся он.

Минчанка Юля шла, накинув на плечи не просто бело-красное, как у других, полотнище: к нему она сама пришила красно-зеленый флаг сегодняшней Беларуси.

— Я не хочу, чтобы белорусов ссорили, — объясняет она. — Я много лет голосовала за Лукашенко. Просто потому, что в 90-е мне казалось, что или он, или — националисты. Но я экономист. И я вижу, к чему он привел страну. Видели вы завод «Веломото» на той стороне? Так вот, в него вложили деньги австрийцы, а потом Лукашенко их просто выгнал. К нам из-за него инвесторы идти боятся.

Марина в колонне не шла. Она стояла рядом и держала в руках распечатанные снимки с избитыми и покалеченными людьми и надписью «За что…»

— Я всегда была человеком аполитичным, — рассказала она. — Но моего друга на митинге после выборов избил ОМОН только за то, что он политикой интересуется.

В половине третьего колонна подошла к проспекту Независимости. Одной стороны улицы ей уже было мало. Бело-красные флаги занимали оба тротуара. Между двумя этими колоннами машины ехали и гудели в знак поддержки. Из окон развевались бело-красные флаги и высовывались руки с пальцами буквой V: победим, пераможам!

Передо мной оказалась группа женщин в белых халатах. У одной из них на плечи поверх халата был накинут красный свитер.

— Нет, я не оказывала помощь тем, кого избивали в милиции, потому что работаю детским врачом, — сказала другая доктор. — Но я знаю, чего насмотрелись мои коллеги. Знаю волонтеров, которые помогают пострадавшим.

Без четверти три, когда до здания правительства страны оставалось идти по проспекту минут пятнадцать, случилось невероятное: на проспект вышел гаишник, перекрыл движение машинам и показал толпам с обеих сторон улицы, что можно выйти на проезжую часть. Колонна моментально залила (по-другому и не скажешь!) весь проспект. Стало ясно, что тут уже десятки тысяч человек, если не сотни.

У самой площади их ждали те, кто пришел сразу туда. Демонстранты в самом прямом смысле взяли Главпочтамт: его здание обступили люди с цветами, флагами и плакатами. «Переплавим резиновые дубинки на презервативы», — призывала веселая группа ребят. «Мой бывший летит в Гаагу», — сообщала длинноногая блондинка. «Они 3% любят его за деньги! Я/мы 97% ненавидим его бесплатно!» — несла лист ватмана минчанка. «Ты наша беда!» — огорчал бывшего президента парень уже на площади.

С начала марша прошло больше трех часов. Наиболее опытные демонстранты взяли из дома запасы еды. Менее опытные забегали по пути в продуктовые. У площади выяснилось, что это необязательно: группа сотрудников компании, связанной с доставкой продуктов, раздавала еду бесплатно.

— Наш директор через соцсети кинул клич по домохозяйкам, — рассказал Николай, раздававший беляши и помидоры. — Женщины готовят, приносят нам в компанию еду, а мы раздаем ее на акциях.

На огромной площади Независимости уже было не протолкнуться. На любой высоте все плоскости, куда можно было забраться с плакатом или без него, были заняты. «Александр, вы герой не моего романа» — было написано на листе бумаги у стройной красавицы в кроссовках. «В Беларуси надо сажать картошку, а не людей!» — держала в руках ее соседка. «Сначала посадим тебя, потом картошку!» — обращался к известному адресату юноша. «Саша, уходи», — просили две девушки, каждая — со своим портретом «Саши».

Наталья Денисова — юрист, она работала наблюдателем на выборах 9 августа, а теперь пришла на площадь с супругом и подругой.

— Я наблюдала за выборами все дни, в том числе и во время досрочного голосования, — рассказала Наталья. — Фиксировала массу нарушений. В один день на участок пришли 50 человек, а в протоколе комиссия записала четыреста. Каждый день я подавала жалобы в прокуратуру, в ЦИК, в РУВД, потому что в этом есть состав преступления. А в последний день приехал ОМОН и забрал семерых наблюдателей. Их жестко бросили в автобус, и мы долго не знали, что с ними. Я написала заявление о пропаже людей — и тогда арестовали и меня, просидела трое суток.

Наталье повезло. Сначала она попала в самый страшный отдел милиции — на Окрестина, о котором теперь знают, наверное, везде в мире, но потом ее перевезли в другой район. Поэтому не пострадала. Разговаривая с ней, я видела парня в красной кепке, державшего в руках фотографии тех, кому повезло меньше.

А Дмитрий, инженер-химик, пошел на этот марш протеста после того, как чуть не попал под пули.

— Я ни в каких акциях не участвовал, а 12-го числа просто возвращался на машине с работы, — рассказал он. — Просто выехал на перекресток с Пушкинской — и оказался перед оцеплением. Я даже не знал, что оно там стоит. Вдруг откуда-то появились три «Форда». Из них выскочили люди с оружием и в бронжилетах. Я слышал, как один кричал водителю машины позади меня, чтобы тот выходил. Потом увидел, что это оружие уже нацелено на меня. Я успел нажать на газ и уехать, но слышал выстрел.

Рядом с площадью есть многоэтажные гостиницы и рестораны. В каждую пытались попасть люди с фото- и видеокамерами, потому что оценить масштаб этого протеста можно, только сняв его с высоты. Но владельцы заведений предусмотрительно закрылись. Зато жители домов по проспекту Независимости открыли подъезды — и окна немедленно облепили любители фото- и видеосъемки. У каждого открытого окна, к которому можно было подобраться, стояла очередь. Молодые люди снимали, хлопали в ладоши тем, кто внизу, а потом уступали место следующим.

А еще на площади есть католический костел. Священники открыли двери для всех, кому нужно отдохнуть или просто сходить в туалет. В это время в костеле не прекращалась служба. Я попросила молодого священника разрешить мне подняться наверх, чтобы снять площадь оттуда.

— Увы, — развел он руками. — У нас там уже везде сидят вооруженные люди.

Он отошел, потом вдруг остановился и махнул мне рукой.

— Вон там есть решетка, — показал он, — если она открыта, вы сможете тихонько подняться и фотографировать.

Решетка была заперта. «Вооруженные люди», вздохнул священник, об этом позаботились.

Антон и Кристина, оба — студенты-программисты, в этом году голосовали впервые.

— На прошлых выборах я только наблюдала за тем, что происходило, но мне не было тогда восемнадцати, — рассказала Кристина. — Теперь голосовала за Тихановскую. Я живу в городке под Минском, и мы ходили голосовать большой компанией. Никто из наших знакомых не был за Лукашенко. А когда мы узнали результаты, то не поверили. Ему нарисовали такое количество голосов, какого просто быть не могло.

— Мы сюда пришли, чтобы не добиваться чего-то, а поддержать тех, кто добивается, — добавил Антон. — Мне кажется, рабочим, которые объявили забастовки, нужна поддержка. Когда люди видят поддержку, они… Ну, у них храбрость, что ли, какая-то появляется. А если все будут по кухням сидеть, ничего не изменится. Мы не за Тихановскую, не против Лукашенко. Мы просто хотим, чтобы все было по-честному.

— Нет, я все-таки против Лукашенко, — покачала головой Оксана. — Потому что мне стыдно, как он представляет Беларусь. Я вижу, как он говорит с людьми, как он выступает, какие слова себе позволяет, и мне просто стыдно.

По площади тем временем неслась прекрасная музыка из старого советского кино. «Песня о далекой родине», например. Я подумала, что это очень трогательно придумали демонстранты. Но оказалось, что придумали не они: дивная музыка лилась из динамиков, установленных на крыше здания Мингорисполкома. Словно власти решили показать, что никакой тут не протест против них происходит, а вовсе даже праздник. Аккорды из «Семнадцати мгновений весны» сменялись песенкой из «Небесного тихохода», потом снова нежная музыка. Все это, видимо, должно было вогнать собравшихся в ностальгические чувства.

Не знаю, какой политтехнологический гений подсказал недоизбранному президенту этот ход. Ход не сработал. Советские песни летели в воздухе, а на земле люди кричали: «Уходи!»

В половине четвертого на площади объявили минуту молчания в память о погибших. Ну, что значит объявили: за полчаса до этого по огромной площади, по гигантскому проспекту, по соседним улицам среди сотни тысяч человек понеслось это сообщение, его передавали во все стороны по цепочкам. И в половине четвертого все разом замолчали. Смолкла к этому времени и музыка на крыше Мингорисполкома — власти поняли, что «ностальгический» номер не прошел. И вдруг в повисшей тишине динамики проснулись: хорошо поставленный дикторский голос объявил молчавшим людям с цветами, что их действия незаконны, уголовно наказуемы и прочее и прочее. Минута молчания снова превратилась в оглушительный хор: «Уходи!»

Сергей — бизнесмен. Причем его компания ведет бизнес в России. Его супруга Татьяна надела национальный белорусский костюм и венок из ягод, а сам он накинул на плечи бело-красный флаг, из-за которого Лукашенко уже называл демонстрантов нацистами.

— Мы хотим дружить с Россией, у нас родня в России, — улыбнулась Татьяна.

— Мы ведь не против Лукашенко, — подхватил Сергей. — Но он проиграл выборы — он должен уйти. Когда-то он был хорош для Беларуси, не допустил разворовывания страны. Но теперь стал просто неактуален, его время ушло.

Оксана, врач, тоже до недавнего времени была за дружбу с Россией.

— Но зачем Россия присылает к нам своих пропагандистов? — спросила она у меня. — Считаете, Лукашенко без вас с нами не справится?

В пятом часу люди стали уходить. Толпа схлынула на удивление быстро — и оставила за собой абсолютно чистую площадь. Все пластиковые бутылки, бумажные стаканчики и яблочные огрызки были рассованы по урнам. Там, где урн не хватало, эти «нарушители общественного порядка» ставили маленькие ведерки и складывали мусор в них. Потом унесли с собой.

К половине шестого ГАИ разрешила движение на площади Независимости. На всей, кроме одного небольшого съезда у здания Педуниверситета. Там дорогу охраняли два вооруженных человека в бронежилетах и масках. За ними стояли автозаки и спецтехника, которую на этот раз власти почему-то не рискнули применить.

А люди двинулись в сторону президентского дворца. Того самого, куда потом прилетит на вертолете их «самопровозглашенный президент» с автоматом Калашникова и привезет сына-подростка в натовском бронежилете. Узнав, как напуган их бывший президент, белорусы вздохнут и отойдут от дворца. Пожалеют, что ли, беднягу. «Бегут, как крысы!» — такие его слова, брошенные вслед белорусам, потом разошлись в народе.