Тысячи людей сидят в российских СИЗО просто так. Не в том смысле, что они не виновны (разное бывает), а в том — что просто сидят, месяцами, годами. С ними не проводится никаких следственных действий, к ним на допросы не ходит следователь, не пускают адвоката, не знакомят с результатами экспертиз… Лишь каждые два-три месяца их вывозят в суд для продления сроков ареста, это делается судьями автоматически под бубнеж прокурора: может скрыться (хотя загранпаспорт изъят в ходе обыска), может оказать давление на свидетелей (хотя под домашним арестом с браслетом на ноге при запрете с кем-либо общаться и пользоваться интернетом это вряд ли возможно).

Зачем?

Затем, что это такой следственный метод, распробованный в последнее время, цель которого — добиться от измотанного человека признательных показаний, оговора других фигурантов, и как итог — сделки со следствием. Это очень удобно — не нужно раскрывать преступление, собирать и оценивать доказательства, проводить очные ставки, копаться в ворохе документов. Есть сделка с признанием — есть суд, который проходит в особом порядке: за два-три дня, без опроса свидетелей и изучения доказательств, без полемики прокурора и адвоката, без изучения вещдоков и результатов проведенных экспертиз (даже если их не было вовсе — это никого не волнует).

Так механизм сделки со следствием, который изначально вводился для защиты тех, кто раскаялся или действительно решил пойти на сотрудничество со следствием, рассказав о реальных преступлениях, превратил следствие и суд в конвейер по штамповке фейковых приговоров и уголовных дел.

Кто-то из арестованных ломается сразу по прибытии в СИЗО, кто-то пытается сопротивляться. Пытать и сажать в пресс-хаты уже не комильфо (хотя и такое бывает, но чаще в регионах, чем в Москве). Придуманы иные способы. Действенные. С которыми бороться практически нельзя.

Ведь следователь для заключенного — человек, владеющий его жизнью, здоровьем и судьбой.

Это следствие решает — заключать или не заключать под стражу, давать свидание с родными или не давать, разрешать звонки или нет. Ну а если еще и администрация СИЗО в хороших отношениях со следователем (а она, как правило, в хороших) и богата на фантазию, то сломать упертого подследственного проще простого.

Самый яркий пример — московский изолятор «Лефортово», так и не растерявший традиций следственной тюрьмы НКВД и живущий по своим, не российским, законам. И каждый «заезжающий» сюда новичок, не признающий вину (будь то обвиненные в госизмене или в вымогательстве взяток, или журналисты, какой-нибудь мэр или губернатор, будь то генералы Следственного комитета, блогеры, ученые или топ-менеджеры крупных компаний), сталкиваются с тем, что свидания с родными им не дают, а адвокаты порой не могут к ним прорваться неделями.

Из совсем свежего. Сидящий уже месяц в «Лефортово» экс-губернатор Хабаровского края Сергей Фургал так ни разу пока не получил письма и телеграммы от близких и друзей, хотя те и пишут. Отказывают ему и в свиданиях с женой и ребенком. Вот что в августе он заявил членам ОНК:

«Я следователя просил — дай хоть от сына весть! Не дает. Тотально все обрубили. Я же не предатель Родины… Не пойму. Точнее, наоборот, понимаю. Здесь хватает времени подумать».

Адвокат Иван Павлов 11 августа сообщил журналистам, что его подзащитному — обвиняемому в госизмене журналисту Ивану Сафронову — отказывают в свиданиях с родными и телефонных звонках.

Объединяет Фургала и Сафронова то, что они оба только «заехали» и не признают вину. Тысячи других арестантов также не признают вину. И не получают свиданий. Просто потому, что так решил следователь.

Недавно в «Лефортово» оказался блогер, ведущий популярного YouTube-канала Urbanturizm Андрей Пыж. Его обвиняют «в незаконном получении сведений, составляющих гостайну, и распространении этих сведений» (до 8 лет лишения свободы). Что будет дальше, вы уже поняли.

В чем конкретно его вина, неизвестно. Дело засекречено. Как рассказала «Новой» посетившая Пыжа член ОНК Марина Литвинович, задерживали его жестко, общение блогера с правозащитником сотрудники «Лефортово» пресекли. Родным долгое время о местонахождении блогера не сообщали, поэтому в «Лефортово» первые дни он находился без передач и писем. Литвинович через фейсбук уже смогла найти его друзей.

«Новая» решила составить топ методов работы следователей с «упертыми» подследственными, отказывающимися признавать вину и давать требуемые показания (градация по нарастаюшей). Как нам кажется, подобное обращение можно приравнять к пыткам, в особенности — отказ в лечении хронических заболеваний и полнейшая информационная изоляция.

Отказ в свиданиях с родными

Причины, естественно, никогда не называются. Следователь может мать, жену и детей, например, одарить статусом свидетелей, при этом ни разу не допросив. Но именно из-за статуса доступ на свидания им закрыт.

Неполучение писем, блокировка переписки

Человеку, конечно, пишут, пишет и он. Только все письма цензор оставляет у себя, либо передает начальству, а тот — уже следователю.

Например, сидит сейчас в «Лефортово» 69-летний Виктор Королев, обвиненный в госизмене. Его арестовали весной этого года в Приморье. Подробной информации ни о самом Королеве, ни о его обвинении никто узнать не смог. Удалось лишь выяснить, что он был помощником ректора в одном из вузов и учредил фирму, торгующую бытовыми товарами, а в своем аккаунте в одной из соцсетей он делился впечатлениями о регулярных поездках в Китай.

Членам ОНК, как рассказала Ева Меркачева, администрация СИЗО запретила расспрашивать Королева об обвинении. Лишь о бытовых вещах. И заключенный рассказал, что голодает в знак протеста против следствия (против чего — конкретно сказать не дали), плакал, просил найти ему адвоката, рассказал, что недавно попал в больницу «Матросской Тишины», откуда отправил письма в «Новую газету» и «МК», в которых рассказал свою историю, но никаких ответов не получил.

Объясняем: до редакции «Новой» и «МК» письма гражданина Королева так и не дошли…

Проблемы с подпиской на газеты и журналы

Это для того, чтобы создать полный информационный вакуум — весьма успешный элемент психологического давления. Без вестей с воли человек быстро оказывается в подавленном состоянии. Подробнее об этом в свидетельстве журналиста Игоря Рудникова, проведшего в «Лефортово» почти год.

Быт

Грязный нужник, отказ в передаче предметов гигиены, не говоря уж об отсутствии мини-холодильника или микроволновки (иногда родственники сидельца готовы купить все это на всю камеру). Родным одного заключенного отказали в передаче мини-холодильника под милой формулировкой — «он не пролезет в окно передач».

Недопуск адвокатов

СИЗО «Лефортово» в этой номинации занимает безоговорочное первое место.

Но и жеребьевки мало чем помогают. В «Лефортово» работает всего шесть кабинетов для встреч адвокатов с обвиняемым. Но на самом деле адвокатов пускают только в один, где есть стеклянная перегородка. Следователи же посещают все кабинеты, иногда надолго занимая «адвокатский».

Адвокаты по назначению

У следователей и оперативников есть круг знакомых адвокатов, с которыми они работали не раз. Эти адвокаты приезжают по первому звонку следователя и начинают «защищать» клиента как надо — убеждая пойти на сделку со следствием. И СИЗО для них много доступнее. Сейчас, например, адвокат по назначению у блогера Андрея Пыжа.

Отсутствие в камере радио и телевизора

Это очень частый прием: подследственному с первого дня отрезают всякую связь с внешним миром. В ситуации полной изоляции он может быстрее сломаться.

Отказ в телефонных звонках

Особый цинизм и жестокость этот метод приобретает в том случае, когда следователь отказывает женщинам в звонках их маленьких детям.

Возможностью позвонить подследственных шантажируют, как это было в случае с юристом ЮКОСа Светланой Бахминой, которой так ни разу и не дали позвонить своим сыновьям, хотя право на звонки она имела.

Добавление новых статей УК, усугубляющих положение

Например, не признающих свою вину братьев Магомедовых и их бизнес-партнера Максидова изначально обвиняли в нескольких эпизодах мошенничества, но вскоре присоединили 210-ю статью УК — «Организация преступного сообщества». До 20 лет. Но даже после этого они не признали свою вину — сидят в «Лефортово» уже третий год.

Перевод из камеры в камеру и из СИЗО в СИЗО

Человек только привыкает к условиям, сокамерникам, а его переводят. И так до бесконечности.

Его часто переводили, потому что он не признавал своей вины, никого не оговаривал и постоянно жаловался. В итоге оказывался то в камере с разбитым окном, то в той, где на полу стояла вода.

Давление на родных

Следователь всегда сделает так, чтобы подследственный об этом узнал. Угрозы незамысловаты: возбудить уголовное дело на близких, например, или же до заключенного «доходят» слухи, что у семьи вымогают деньги, либо им кто-то угрожает. В ситуации информационного вакуума, когда человек не может выяснить, что происходит на самом деле, ломаются многие.

Отказ в передачах

Самый абсурдный пример — ситуация, в которую попал обвиненный в шпионаже гражданин Украины Константин Ширинг. Мужчину задержали в этом году в Феодосии, когда он вышел из дома в магазин. Сразу же этапировали в Москву. А в Крыму остались зубные протезы.

Ширинг уже в первые сутки своего пребывания в «Лефортово» понял, что не может есть. Сотрудники изолятора в Феодосию за его протезами не поедут. Денег на счету арестанта нет (так что оплатить изготовлении новых «зубов» он не может, да и не пропустят в тюрьму стоматолога с воли), а поскольку он не гражданин РФ, никто бесплатно ему делать в СИЗО протезы тоже не будет. Жена в Феодосии под домашним арестом.

Других родных нет.

Член ОНК Марина Литвинович нашла человека, который смог бы съездить в Феодосию, забрать протезы и привезти в Москву.

Украинец уже несколько месяцев сидит без передач и практически не может есть.

Еще один украинский арестант «Лефортово» — обвиняемый в шпионаже Василий Василенко (бывший футболист) — который месяц сидит без очков, по этой причине не может ознакомиться даже с материалами, которые ему приносит следователь. Ни адвоката, ни денег на счету у Василенко нет. А надзиратели ссылаются на то, что гражданам иностранных государств бесплатные очки не полагаются.

Отказ в лечении и переводе в гражданскую больницу. Отказ в передаче лекарств

В этой схеме отказов, отписок, отмазок замешана целая дружно согласующаяся между собой цепочка исполнителей: следователь — суд — администрация СИЗО — тюремный медик.

В СИЗО все имеющиеся хронические заболевания обостряются с молниеносной скоростью. Несмотря на то, что родные вправе передавать все необходимые и незапрещенные лекарства, следователь может сделать так, что эти лекарства к подследственному попадать не будут. Человека могут обманывать: родные не передают, узнать ведь он не сможет — письма не проходят.

Сами лекарства в окошке передач принимают, но где-то складируют. Потом арестанту могут выдать весь мешок — год-два спустя, когда человек уже отправится на зону. Если доживет.

Необходимые лекарства не пропускали в передачах и Сергею Магнитскому, и Василию Алексаняну (от смертельно больного юриста ЮКОСа несколько лет безуспешно ждали показаний против Ходорковского и других руководителей компании). Их же отказывались лечить и госпитализировать в больницу. Впрочем, так было, есть и будет с тысячами других подследственных, от которых следователь не получает требуемых показаний.

ОНК Москвы в начале августа представила в Госдуму два законопроекта: один — о свиданиях с близкими без разрешения следователя, второй — о возможности цензурировать все письма заключенного только по решению суда.

Как объяснила «Новой» Ева Меркачева, суть проста: если следователь против переписки — пусть тогда обращается в суд и просит вынести такое решение. Если следователь против звонков и свиданий арестанта с близкими на том основании, что они якобы могут сообщить что-то, мешающее ходу расследования, — пусть официально, а не на словах делает их свидетелями по уголовному делу и уведомляет об этом СИЗО.

Присутствовавшие на заседании экспертной группы представители Генпрокуратуры законопроекты в целом поддержали, но заметили, что у следователя «прибавится работы».