ИнтервьюОбщество

«Мы все отдали городу»

Основатель клиники «Инвитро» Александр Островский о том, как работает частная медицина в условиях пандемии

Этот материал вышел в номере № 84 от 7 августа 2020
Читать
«Мы все отдали городу»
Фото: РИА Новости
«Инвитро» — одна из первых частных клиник России, которая начала проводить тесты на COVID-19 и антитела к коронавирусу. С середины весны компания провела почти 300 тысячи анализов ПЦР, принимая биоматериал из государственных медучреждений, а также выполнила более полумиллиона тестов на антитела класса G. Корреспондент «Новой» поговорила с основателем и гендиректором компании Александром Островским о том, как частная медицина выживала в период пандемии, в чем заключались сложности тестирования на COVID-19 и как эпидемия поменяла отношение россиян к медицинским тестам.
карточка эксперта
Александр Островский — российский врач-реаниматолог и предприниматель, основатель сети клиник «Инвитро» и лаборатории биотехнологических исследований 3D Bioprinting Solutions.
Изображение

— Как сейчас в России обстоят дела с коронавирусом?

— Судя по отзывам своих коллег, я не вижу перегрузок, по крайней мере, в Москве. Пациенты есть, конечно, но не то чтобы их было очень много, как, например, было в апреле. К коронавирусу уже все привыкли, и сейчас ситуация штатная и вполне себе удерживаемая. Свободный коечный фонд потихоньку увеличивается. Поэтому, наверное, можно говорить о каком-то периоде затишья. Эпидемический процесс — это очень сложно, по времени он занимает год-полтора, иногда больше. Зависит от того, какая болезнь и что ей можно противопоставить. О второй волне можно говорить в виде вспышек, иногда более локальных, иногда менее. Но я не думаю, что нас захлестнет этой волной.

— Вы не раз говорили, что за время карантина у «Инвитро» произошло падение выручки на 60–70%, как и у многих других частных клиник. Разве медицина, по крайней мере частная, не должна была оказаться в плюсе?

— Первое, что вводит государство во время эпидемии, — это карантин. Надо остановить распространение вируса любым путем, иначе ситуация может выйти из-под контроля и повлечет за собой тяжелые последствия как для людей, так и для экономики и системы здравоохранения.

Проблема частной медицины заключалась в том, что она на 80–90% носит поликлинический характер.

Во время карантина люди не могут ходить в клиники, в результате вы получаете ограничение потребительских потоков, и как следствие — сокращение выручки.

Поэтому многим медицинским организациям был нанесен экономический ущерб. Ведь если нет выручки, то нет денег, чтобы платить зарплату, аренду, оплачивать расходные материалы, налоги и все остальное. У нас выручка упала даже не на 60%, а на 80%.

— Как компании удалось выжить в это время?

— Мы вводили экстраординарные меры по экономии издержек. Антикризисное управление предполагает сокращение всех издержек. Все, что можно было, мы сократили, но очень многое сократить не смогли.

Никто не знал, сколько времени продлится пандемия, но надо жить и обеспечивать людям зарплату, платить аренду и налоги. Все хотят получать прежнюю зарплату. Кроме того, нужно покупать какие-то расходуемые материалы, вы же не предполагаете останавливать производство.

Остановить деятельность компании — это все равно что остановить доменную печь: нужно все разрушить и затем заново восстанавливать.

Тем временем рушатся все логистические потоки (так как поставщики не работают), транспортные потоки перекрыты. Не на чем особо экономить. Можно отказаться от прибыли и взять кредит, но и их особенно никто не выдает. В то же время компенсировать потери нечем. Еще не создали серологические диагностические системы (серология — это метод исследования, при котором в крови обнаруживается не сам возбудитель заболевания, а реакция иммунной системы на него. — Ред.), нет даже ПЦР тест-систем в достаточном количестве.

— Какие конкретно издержки вы сократили?

— Для начала это арендная плата. С арендодателями мы смогли договориться, нам дали арендные каникулы, что, конечно, существенно облегчило положение. А где-то были закрыты медицинские офисы, сократили рабочие часы. Часть сотрудников отправлены в простой. Вот, пожалуй, все, на чем мы смогли сэкономить.

— В начале пандемии казалось, что государство монополизировало эпидемиологические меры (те же тесты сначала делал только Государственный научный центр вирусологии и биотехнологии «Вектор»). Когда за помощью стали обращаться к частным компаниям?

— Что значит монополизировало? Давайте начнем с того, что государство в условиях чрезвычайной ситуации обязано брать на себя лидерство.

Пандемия — это квазивоенная ситуация, когда должен быть единый штаб управления, который разрабатывает решения. Они могут быть правильными или неправильными, но это уже второй вопрос. Главное, чтобы это была единая система управления с одним центром. В противном случае каждый делает то, что хочет. Тогда систему начинает разносить в клочья. На мой взгляд, в данной ситуации очень правильно поступило московское правительство, вовремя собрав штаб в марте. Будь моя воля, я бы раньше начал карантинные меры, но ведь страшно вводить карантин, — все понимают, что это сильно ударит по экономике и людям. Люди ведь тоже не совсем понимают, что происходит.

Беда коронавируса заключается в том, что 80% населения его просто не замечают.

Они не понимают, почему их заставляют сидеть дома, особенно молодежь.

Фото: РИА Новости
Фото: РИА Новости

— Почему инициатива принадлежит государству?

— Кто как не государство может вводить жесткие и непопулярные меры, потому что только оно может управлять ситуацией. Поэтому здесь не стоит разделять медицину на государственную и частную — это звенья одной цепи внутри системы здравоохранения. Не важно, кто главный, важна координация действий и обеспечение их максимальной эффективности.

Но беда в том, что не всегда ясно, что надо делать в неопределенной ситуации. Мне кажется, в Москве были сделаны разумные ходы с точки зрения привлечения ресурсов частных организаций. Когда масштаб проблемы стал понятен, московское правительство довольно быстро собралось и запросило у всех лабораторий и клиник информацию, кто сколько может сделать тестов, потому что тестирование во время пандемии — это этап, который начинается уже во время карантина.

Собственно говоря, они смогли набрать достаточно большой объем тестирования. Московское правительство взяло на себя оплату этих тестов. Естественно, у них было пожелание не делать тестирование слишком дорогим и не зарабатывать на этом.

Мы откликнулись, потому что здесь было не до прибыли, здесь задача была в том, чтобы всем выжить.

— Какие это были условия?

— Мы выставили минимальную цену на тестирование, которую только могли. Мы же вынуждены платить людям, покупать реагенты и арендовать помещения. Люди продолжают работать, да еще и в напряженном режиме. Они вынуждены перерабатывать, выходят во вторую и третью смены, потому что лишних мощностей у ПЦР-лабораторий нет. Но хорошо, что хоть что-то есть. При этом частная медицина, как правило, не занимается производственными задачами, не производит реагенты [для тестирования].

— Тяжело ли было выстраивать отношения с государством?

— Сложности были в работе с Роспотребнадзором — [ведомство] довольно жестко удерживало нормативы, требования и регламенты. Мне сложно оценивать, хорошо это или плохо. У них такая работа. В то же время в США CDC (Center for Disease Control, с англ. — Центр по контролю и профилактике заболеваний. — Ред.) снял много ограничений, поэтому двери были открыты для всех, кто мог что-то сделать. В России же мы долго ждали, когда Роспотребнадзор зарегистрирует реагенты компании «Вектор-Бест», которые позволят сделать тестирование более массовым.

Потом они ускорились, несмотря на то, что регистрация реагентов — процесс довольно длительный. Можно было бы делать это быстрее? Наверное, можно было. Дало бы это существенное изменение ситуации? Я не думаю. В это же время работать с московским правительством оказалось на удивление легко. Для меня было открытием, что можно так эффективно договариваться, чтобы выполнялись все обязательства. Мы выделили все мощности, на которые способны.

— Сколько это?

— По всей стране мы можем выполнить 3000–3500 тестов в день. В Москве максимум тысячу тестов в день. У нас же не специализированная ПЦР-лаборатория, а общеклинического профиля: это и биохимия, и общий анализ крови, гормоны, беременность, онкомаркеры и т.д. Мы же не можем все остальное остановить, а чтобы увеличить мощности ПЦР, надо было бы строить еще одну лабораторию. Потому что качество ПЦР-анализа очень зависит от того, насколько у вас чистые помещения, насколько нет контаминации (процесс загрязнения одного биологического материала другим. — Ред.), как скрупулезно выполняются исследования.

Фото: РИА Новости
Фото: РИА Новости

— В марте в «Инвитро» заявляли, что будут проводить тесты на коронавирус (ПЦР) для всех желающих, но потом передумали. Почему решение изменили?

— Вот несколько аспектов, которые заставили нас изменить первоначальное решение. Для начала — это резкое ограничение производственных мощностей, мы все отдали городу.

Это было осознанное решение, потому что город сам определял, кого нужно тестировать в первую очередь.

Поэтому они нам присылают тысячу проб, мы не знаем, откуда они. В то время наибольшая потребность в тестах была в системе здравоохранения. В больницах была перегрузка, и решения нужно было принимать достаточно быстро. От этого зависело освобождение коек. Кроме того, было необходимо обследовать медицинский персонал, потому что выход из строя врачей и медсестер чреват катастрофой. Поэтому город, управляя потоками [тестирования], знал, в какое место лучше направить.

В самостоятельном тестировании определенно есть ценность, но в этот момент она не имеет существенного значения. Еще раз: пандемия — это почти военная ситуация, решать, куда направлять военные части, должен один командир. В данной ситуации мы лишь одно из подразделений.

— Какие еще были причины?

— Мы не предполагали, что [SARS-CoV-2] будет отнесен ко второй группе патогенности. Когда возникает вторая группа патогенности, возникает масса ограничений. Поэтому мы тоже не можем проводить тестирование во всех своих подразделениях. Кроме того, через какое-то время стало понятно, что это достаточно контагиозная (заразная. — Ред.) и неприятная инфекция. Мы должны были уберечь свой персонал, средств индивидуальной защиты катастрофически не хватало. Поэтому мы не могли просто так отправить незащищенных людей под инфекционные танки.

Дальше, к середине мая, стало проще: стало понятно, как надо защищаться, люди научились носить маски, защитную одежду, а нам удалось хоть как-то решить проблему с обеспечением средствами индивидуальной защиты (СИЗ). С антителами в конце весны мы уже могли работать спокойнее и увереннее.

— Насколько хорошо работает тестирование на коронавирус и антитела, если у человека нет и не было выраженных симптомов заболевания?

— Хорошо работает. Крайне необходимо это делать. А вот ПЦР делать бессмысленно, если нет явных симптомов ОРВИ. В это же время надо сдавать анализы на антитела, потому что это наиболее точный показатель, практически исключающий возможность ошибки. Массовое тестирование в данном случае необходимо, потому что позволяет вычислить того, кто уже переболел. Антитела появляются практически на следующий день после появления симптомов.

Кроме того, несмотря на разговоры, с антителами вы, скорее всего, уже не сможете во второй раз заразиться.

Массовое тестирование может быть особенно необходимо в социальных группах, которым необходимо сталкиваться с большим количеством людей: полицейским, медработникам, вахтовым работникам и т.д. Если у вас есть антитела — это значит, что вы не опасны для общества. Антитела позволяют медработникам безопасно работать в красной зоне, конечно, с использованием СИЗов. Если же у вас нет антител, вы должны вести себя очень аккуратно.

Фото: РИА Новости
Фото: РИА Новости

— Насколько хороши тесты на антитела? Можем ли мы сейчас говорить о 100% результате?

— Не все йогурты одинаково полезны. Тест-системы должны быть хорошо сделаны, и сдавать надо на правильные антитела (на правильные белки и антигены). Коронавирусов много, поэтому, если непонятно, какой из них вы смотрите, вы не сможете быть уверенным, что определили именно SARS-CoV-2.

— А как быстро тест на антитела теряет актуальность, если он отрицательный? Насколько долго можно ему доверять?

— Тесты на антитела не теряют актуальности в случае, если антитела есть. Если антител нет, то вы можете заболеть ковидом хоть через 20 минут.

Инфекция наносит ответный удар

Началась ли в России вторая волна пандемии коронавируса? Вот цифры из исследования «Новой»

— Насколько тогда верное представление о масштабах эпидемии можно было бы получить при массовом тестировании?

— Тест на антитела нужен, не чтобы оценить масштаб эпидемии, а чтобы посмотреть, насколько иммунизировано население. Иммунизацию можно обеспечить только двумя способами: либо вы болеете (рано или поздно, я думаю, мы все переболеем), либо активно иммунизируемся вакциной.

Мы так или иначе привыкнем к этому вирусу. Он станет слабым, как вирус гриппа, и привычным нам.

Это «заносная» инфекция, вирус животного. Поэтому человек пока так на него реагирует. [Иммунизировать население можно и с помощью] вакцины, но создание вакцины — дело сложное. К этому вопросу надо тоже аккуратно подходить.

— В середине июля Сергей Собянин заявил о наличии иммунитета к COVID-19 у 60% москвичей. Можете ли вы сказать, насколько его высказывание справедливо?

— Эта фраза вырвана из контекста. Вероятно, он говорил о гипотезе. Понимаете, вы не можете обследовать сто процентов населения. Будут хорошие популяционные статистические исследования о коллективном иммунитете, но они пока не сделаны. Но предположения делать можно. В исследованиях вы можете выбрать некоторое количество человек, которых можно обследовать, но помимо них есть люди, которые болели, но даже не знают или не догадываются о том, что у них был ковид.

Как правило, их где-то в среднем в три раза больше, чем тех, у кого были признаки заболевания. Поэтому, скорее всего, он говорил об этом предположении, что иммунизировано гораздо больше людей, чем мы знаем.

— Сколько людей должны переболеть для остановки распространения вируса?

— Считается, что иммунитет должен быть у 60% населения, чтобы эпидемия дальше не развивалась. При таком числе переболевших у инфекции есть столько преград из людей с иммунитетом, что инфекция останавливается. Поскольку до этого Собянин говорил, что в своих исследованиях они видят коллективный иммунитет у 20%, можно предположить, что количество столкнувшихся с инфекцией в три раза больше.

— Какой популярностью пользуются тесты на антитела среди клиентов «Инвитро»?

— Люди приходят, люди хотят знать, но мало кто обследуется из праздного интереса. Есть работодатели, которые обязаны обследовать людей на антитела или ПЦР. Всего по стране мы сделали более полумиллиона тестов, из них в Москве около двухсот тысяч. Из них мы видим у 15–16% положительные антитела. Но про популярность сложно говорить, — мы не проводили исследование, зачем люди к нам приходят.

— По количеству исследований, которые уже провели после снятия ограничений, можно ли предположить, что люди как-то поменяли свое отношение к здоровью и стали больше о нем беспокоиться?

— Конечно, это очень мощный стресс. Как говорится, не было бы счастья, да и несчастье помогло. Люди начали думать о [медицине]. Как минимум они уже знают, что такое антитела, вакцина, иммуноглобулин. Это говорит о том, что для них это актуально.

Возможно, [пандемия] даст толчок для борьбы с антипрививочниками и улучшит уровень образования населения в отношении здоровья. Когда появляется интерес к здоровью, появляются информационные каналы, где человек может получать больше информации о себе: кто он, как он устроен, что надо делать для того, чтобы жить счастливо и беззаботно.

Потому что все хотят жить долго, однако жить долго, но немощно никому неинтересно.

Человек хочет вести активный образ жизни. Пандемия хороша тем, что провоцирует интерес людей к тому, чем они могут болеть, что дает выход на профилактическую медицину, на персонализированную медицину.

— Как вы думаете, насколько долго может продлиться эффект?

— Сейчас в принципе есть тенденция на здоровый образ жизни, люди не хотят болеть. Во-первых, это неприятно, а во-вторых, дорого и невыгодно. Поэтому, если есть возможность предотвратить что-то или снизить последствия, имеет смысл вкладывать в это усилия. Это здравый смысл.

— Какие анализы в клинике «Инвитро» сдают чаще всего? Произошло ли изменение в выборе за время пандемии?

— Вы знаете, мы же лаборатория общего профиля, мы очень не хотели становиться лабораторией ПЦР, ковидной лабораторией. Мы можем делать хорошо многое, в том числе и ковидные тесты, но у нас нет задачи перестать делать все остальное. Ведь люди не перестают болеть. Люди уходят в беременность, болеют половыми инфекциями, туберкулезом. У кого-то больная щитовидная железа, у кого-то проблемы с гормонами.

Надо продолжать работать в этом направлении. У нас основные акценты делаются и на первых этапах анализов, и на продвинутых этапах. Если вы заболели чем-то, вам традиционно делают общий анализ крови. В стране много больных, страдающих заболеваниями щитовидной железы, люди приходят обследоваться. Большой запрос на группу анализов «ВИЧ, сифилис, гепатит». За собой следят беременные женщины. В глобальном плане ковид не изменил наши профиль и специфику.

— В целом, популярна ли диагностика в регионах? Все-таки сдавать анализы достаточно дорого.

— Мы не видим разницы, люди приходят и там, и там. Потребность в диагностике есть. Во-вторых, что такое дорого? Ряд наших тестов сейчас стоит дешевле, чем чашка кофе в аэропорту. К тому же вы сдаете анализы избирательно, а не все подряд. Если во время беременности вам надо посмотреть, есть ли у вас какие-то специфические инфекции, — это недорого. Более того, намного дешевле, чем в других странах. По сравнению с потенциальными проблемами это вообще ничего не стоит.

— Можно ли прогнозировать подъем медицины после пандемии?

— Конечно, это колоссальный стресс, который спровоцировал интерес к здравоохранению, выявил узкие места и проблемы системы. Люди начали понимать, что где-то есть хорошая медицина, где-то ее нет. Я надеюсь, это будет иметь организационные последствия с точки зрения государства.

— Как следует изменить экономическую модель здравоохранения, чтобы минимизировать риски дефицита на случай будущих ЧП?

— Беда в том, что ЧП на то и ЧП, вы не знаете, что произойдет. Когда вы работаете в мирное время, вы рассчитываете свои издержки в определенных количествах. Вам не надо держать больше, потому что это очень сильно рушит экономику. Вы не можете делать запасы на любые события, которые могут произойти. Играет роль, наверное, хорошо налаженная логистика, наличие отечественных производств, которые могут быстро перенастроить процессы в нужную сторону и адаптироваться к изменениям. То есть нужны предприятия, которые умеют работать с рынком. Кроме того, их должно быть больше, медицинская промышленность у нас не самая развитая.

Мы тоже работаем в этом направлении, инвестировали в завод «Гранат Биотех», который производит одноразовые пластиковые медицинские изделия. Но нет смысла делать избыточное количество аппаратов искусственной вентиляции легких, потому что они безумно дорогие и не востребованы в обычной жизни. Были истории с их покупкой физическими лицами, но так могут поступать только очень наивные люди.

Никто из них воспользоваться ими не сможет. Это просто паника, которая порождает иррациональные действия.

Со здравоохранением в принципе надо работать. Надо менять отношение к частной медицине, потому что и для нее есть место, она вполне может занимать серьезную долю в зоне первичного врачебного звена. Надо работать над образованием. Надо убирать вступительные экзамены в медицинские институты, но наращивать сложность выпускных экзаменов. Потому что поток людей, которые хотят заниматься медициной и могут это делать, нужно увеличивать. Все равно во время обучения значительная часть отсеивается. Кроме того, надо привлекать инвестиции в страну, чтобы открывались новые производства.

— Как вы думаете, смог бы справиться с эпидемией только частный сектор медицины?

— Я думаю, что здесь была необходима консолидация усилий, потому что один в поле не воин. Усилия нужно объединять, тогда успех будет ощутимее.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow