Первый день процесса (рассмотрения по существу) начался сенсационно: Михаил Ефремов вину не признал. «Как же я могу признать себя виновным, если я ничего не помню. Не признаю», — тяжело вытолкнул он из себя в ответ на предъявленное обвинение.

Напомним: актер обвиняется по пункту А части 4 статьи 264 УК (нарушение лицом, управляющим автомобилем, правил дорожного движения, совершенное в состоянии опьянения, повлекшее по неосторожности смерть человека).

Экспертиза установила: 8 июня Ефремов вел свой «Джип Гранд Чероки» пьяным, ТАСС утверждал: в крови найдены следы наркотиков.

Впрочем, сегодняшнюю сенсацию задолго до 5 августа анонсировал адвокат Ефремова Эльман Пашаев: «…данное преступление он не совершал… Михаил Олегович, когда ранее сказал, что «я хочу возместить» — не возместить, а «готов платить», потому что в ДТП участвовала его машина».

Бред? Нет, это и есть главный на сегодня драматический стержень происходящего. После покаяния, снятого на пленку и предъявленного всему миру, Ефремов признание отозвал. Новая тактика вызвала негативную реакцию во всех слоях общества. Линия поведения, предложенная защитником, многим кажется безумием.

Но особенность этого процесса — столкновение двух одиозных фигур. Пашаев так же спорен, как и его оппонент Александр Добровинский. Недаром за кулисами дела в профессиональной адвокатской среде их противостояние окрестили «сражением клоунов».

Недаром и Федеральная палата адвокатов еще до суда объявила о возбуждении дисциплинарного расследования деятельности обоих защитников, которые «публично сообщают сведения, составляющие предмет адвокатской тайны, высказывают суждения, несовместимые с существом адвокатской профессии, а также откровенно используют свою причастность к громкому делу для саморекламы, традиционно порицаемой в адвокатуре».

Негласное соревнование началось уже у входа Пресненского суда — один пожаловал на «Майбахе», другой на роскошном кабриолете (чью цену точно знают на канале «Россия», 20 миллионов).

Прологом первого дня послужило заявление Пашаева:

представители потерпевших намерены фальсифицировать доказательства, привлечь «не допрошенного на следствии свидетеля», а также нескольких лжесвидетелей, якобы видевших Ефремова за рулем машины в момент и сразу после аварии.

Суд заявление принял к сведению.

Оба адвоката возражали против того, чтобы гражданская жена погибшего была признана потерпевшей. Суд с ними согласился. Ирина Стерхова покинула заседание, бросив на прощанье сильную реплику:

Суд выслушал четверых свидетелей обвинения — инспекторов ГИБДД, которые составляли протокол по факту аварии. Никто из них не видел, как Ефремов выходил из машины, об этом им рассказали очевидцы аварии.

Стоп-кадры первого дня: Ефремов смотрит больными глазами, поверх маски — но прямо в камеры; Ефремов встает и целует руку помощнице Пашаева;

Ефремов, сгорбившись, утыкается в мобильник — и камера заглядывает ему через плечо, прямо в телефон. Мобильник формально запрещен и сразу вызывает бурю агрессивных комментариев. Но оказывается, это телефон адвоката.

«Грязное дело» — так определила процесс Ольга Скабеева, ведущая новостных программ ВГТРК. Широко расставив ноги на розовых шпильках (в такой позе в советском кино снимали эсэсовских надзирательниц), она уже с утра билась в обличительной ярости.

И это тоже — ключ к происходящему. Процесс только начался, но обвинение уже состоялось. Подоплеку дела, заслоненную его трагической сутью, демонстрируют официальные телеканалы. Под видом борьбы за справедливость казнят обвиняемого до приговора, планомерно восстанавливают против него свою аудиторию.

И ему не простят ничего — ни «Гражданина поэта», ни «Гражданина Заразного», ни острых пародий, ни прямых высказываний — за все ответит по полной.

Адвокат Добровинский уже определил сроки приговора — конец августа.

День второй

6 августа суд начался в 10:40. Пашаев, адвокат Ефремова, сильно опоздал.

Судебное заседание под председательством судьи Абрамовой было посвящено допросу свидетелей аварии — тех, кто оказался в это время на Смоленской площади. Все они наблюдали произошедшее с разных точек: с верхнего этажа жилого дома, с тротуара, из машины, которая шла следом.

Свидетель Галина Герасименко с 6-го этажа своей квартиры на Смоленской услышала громкий звук, увидела перевернувшуюся машину и вызвала скорую. Свидетель Анна Ордян, врач, вышла из своей машины, попросила не трогать пострадавшего до приезда скорой и видела Ефремова — но на заднем сиденье его машины.

Владислав Женжебир (который обнимался с адвокатом Добровинским перед началом заседания) за час допроса стал одним из ключевых свидетелей обвинения. Он ехал по Садовому кольцу и в районе Смоленки был подрезан джипом «Чероки». «Человек вылетел на третью полосу, я начал сигналить, машина стала быстро набирать скорость… Через минуту произошло столкновение. Останавливаюсь. Очевидцы начинают подымать «Ладу» — она на боку. Я со спины вижу силуэт водителя, ему помогают выйти из машины.

Свидетель видел и окровавленного Захарова, и Ефремова с расстояния в 2,5 метра. Опытный водитель и человек, который «уже 6 лет не пьет», утверждает: машина Ефремова ехала «хамски», со скоростью 80 км/ч, а когда он вышел из машины, «шел пошатываясь, не мог стоять ровно, делал усилие, чтобы говорить, несвязная речь…»

Стороны при допросе свидетелей интересует состояние дорожного покрытия, число людей вокруг машин, когда приехали скорая и ДПС, а главное — видели ли свидетели Ефремова за рулем его машины.

«Был кто-то еще в машине Ефремова?» — основной вопрос защиты. Женжебир в этом месте как-то нечеток:

Свидетель Пухов, сотрудник паба, где периодически «и выпивал, и кушал» Ефремов, показания дает неохотно. Но он профессионально способен определить состояние клиента. Оно было таким, что во второй заход артиста Пухов решил проводить его до машины: «Михаил Олегович, дорогой мне человек, был нетрезв».

Строгалева, эксперта ЭКЦ ГУ МВД России, проводившего автотехническую экспертизу и утверждающего, что машина Ефремова была в порядке, защитники пострадавшего спрашивают: обладал ли автомобиль особенностями, которые позволяли ему передвигаться без водителя? Сарказм по поводу тактики, выбранной защитой Ефремова.

Суд исследует видео.

Первая съемка с дорожных камер видеонаблюдения миг аварии регистрирует зеркально.

Следующая — с телефона свидетеля Женжебира; он сразу выложил ее в своем инстаграме, там в толпе кто-то знающий произносит: «Актер Ефременко!»

…На огромном мониторе, обращенном к судье, — страшные кадры аварии: смятая груда белой жести, лужа крови, растерянные люди кругом. Чей-то голос по рации требует скорую: «Срочно! Мужика зажало!»

— Можно мой телефон? — просит Пашаев, подбегая к большому экрану. — Я сфоткаю!

Пленку останавливают. Максимальное приближение. Но что различимо за затемненным стеклом? Почти ничего.

…Судья не раз и не два делает замечания Пашаеву, ее ирония в ответ на его реплики и вопросы очевидна:

Так получается (по техническим причинам), что центральное доказательное видео транслируют только на экран, обращенный к судье и защитникам. Фон — сирены, шум и вой огромного города, мы слышим бодрую речь инспектора («Я "браслеты» не взял!"», «Где ваши документы, как ваша фамилия?») и невнятные ответы Ефремова, его голос ни с чьим не перепутать, в любом состоянии. Этот страшный радиотеатр продолжается долго. Ищут документы на машину, документы, удостоверяющие личность…

— Ваш джип стоит? Вы управляли за рулем? Предлагается в присутствии двух понятых пройти освидетельствование на предмет алкогольного опьянения. Трубку сами распечатайте! Михаил Олегович, смотрите: обхватываете мундштук и дуете! Дуем, дуем! Господа понятые, 0,142 миллиграмма на литр! Михаил Олегович, мы вам предлагаем проехать на медицинское освидетельствование к доктору!

В ответ невнятное, но различимое: «Я виноват!»

…Вокруг меня человек двадцать пишущих коллег. Никто из них не видел Ефремова на сцене. Теперь, похоже, и не увидят.

Суду показывают долгую съемку (нам невидимую) медицинской экспертизы.

Итог: вопрос Добровинского: «Мы только что видели эти кадры. Вы узнаете себя?»

Ефремов: «С трудом».

— Но это вы или не вы?

— Это мистер Хайд!

В зале ропот, замешательство, не все помнят стивенсоновскую «Историю доктора Джекила и мистера Хайда», о раздвоении человека, о материализации темной и светлой сторон его натуры.

Но больше Ефремов ничего не поясняет.

Команда Добровинского требует психиатрической экспертизы по поводу его состояния: «Поскольку у нас подсудимый ничего не помнит и путается в собственных высказываниях». Прокуроры — за.

Продолжается предъявление доказательств: коридоры Склифа, площадка аварии, крупным планом рука, пишущая протокол. Изображение прыгает, слышна живая тюркская речь, гремит полицейская рация, и по большому счету из этой съемки понятно одно: на ночной Смоленке с 8 на 9 июня творился ад.

Видео аварии повторяется десятки раз. Это, конечно, новая структура доказательств: фиксируется все. Дело за интерпретацией.

Временами Пашаев лениво в телефоне листает ленту новостей; с доказательствами он знаком. И в целом очень спокоен.

Защита потерпевших после просмотра вещественных доказательств задает вопросы: — Михаил Олегович, что-то узнаете?

— Я ничего не помню

— И себя не узнаете?

— Не буду отвечать!

На второй день процесса в суде не было ни одного члена семьи, никого из друзей Михаила Ефремова.