Мы с фотографом «Новой» отправились в торговый центр Хабаровска «Броско маркет», чтобы купить зонт — последние два дня в городе при жуткой духоте постоянно начинается проливной дождь и сверкают молнии. Шли пешком от одной из центральных улиц города — Ленина, прошли буквально минут десять, и обнаружили у набережной Амура едва заметные крыши домов, которые как будто стоят ниже земли. За густыми тополями спрятаны три ветхих барака.
На одном из домов видна табличка — Конечный переулок, дом 4. Рядом стоит уличная душевая кабина, за ней общий туалет — выгребная яма под навесом. Туалет — один на три дома, в которых больше тридцати квартир.
Через дорогу возвышается блестящее здание «Транснефти», рядом с ним идет строительство еще одной высотки.
Учитель физики
На крыльце аварийного дома сидит женщина, пристально следящая за прохожими. У нее темно-рыжие спутанные волосы, говорит она очень-очень тихо, медленно и часто неразборчиво из-за того, что нет передних зубов. Представляется: Елена Петровна, бывшая учительница физики.
Она успела выйти на пенсию еще до того, как объявили о повышении пенсионного возраста. Зарплата учительницы была 19 с половиной тысяч. Пенсия сейчас — 12 тысяч. В продуктовой корзине на неделю у нее: кубики для куриного бульона, яйца, иногда сама курица, какие-то овощи. Говорит, что пошла бы работать, но муж не так давно пережил инсульт и за ним нужно ухаживать, ему тяжело самостоятельно ходить: «Все забывает, может плиту не выключить, а я хожу за ним все выключаю. То палку свою где-то оставит, то что-то принести ему нужно».
Муж ходил в центр занятости, чтобы устроиться на работу — до болезни он был охранником в магазине. Сказали, что пока для него ничего найти не могут. «Мол, пока он в таком состоянии. Будете хорошо ходить — устроим», — вспоминает Елена Петровна.
При входе в дом в общем коридоре стоит проржавевший умывальник — конкретно в этом бараке внутри каждой квартиры нет водоснабжения. Поэтому мыться приходится при помощи кастрюлек и тазика.
Бараки империи
Кто-то приоткрывает дверь другого темно-зеленого дома, визуально больше похожего на гараж — фундамента нет, окна плотно зашторены: из двери выбегает пушистая трехцветная кошка. За ней выходит широко улыбающаяся женщина — Тамара. У нее светлые волосы, синий сарафан и добрые голубые глаза. Когда она слышит, что мы из газеты, еще больше расплывается в улыбке и предлагает войти. Но очень стесняется и пытается на ходу снять с висящего шнурка на кухне какое-то белье: «Вот туда не смотрите, там я сейчас все уберу». На плите под стеклянной крышкой стоит полная сковородка жареной картошки.
— Я переехала сюда из Ярославля, еще когда молодая была.
Эти бараки по документам — 1895-1905 года постройки. Им — больше ста лет. Раньше они вообще были конюшнями, —
Тамара очень застенчивая, но подробно рассказывает свою историю, а в каких-то эмоционально тяжелых моментах начинает смеяться — Раньше дома были ведомственные, и к «Дальавиа» относились (Авиакомпания«Дальавиа»обанкротилась в 2009 году — Ред.). А потом наши бараки просто забыли.
У Тамары пенсия 13 тысяч, но она еще подрабатывает — «бегаю со шваброй на автомойке тут рядом», — Тамара снова застенчиво улыбается, подработка приносит еще 10 тысяч. Пять дней в неделю, с шести утра. Часть денег отдает дочери, они с мужем сейчас строят себе собственный дом. Откладывать ничего не выходит. Лекарства обходятся дорого — почти в две тысячи рублей в месяц.
Спрашиваю про Сергея Фургала, как при нем у жителей обстояла ситуация с расселением из аварийного жилья:
— Вот Фургала выбрали — надежда была. Он взялся за бараки. Администрацию города ругал: почему за столько лет не расселяете бараки? У нас за стенкой детдомовские живут. Говорят, при Фургале стали как-то квартиры выдавать. А при Шпорте (Вячеслав Шпорт —губернатор Хабаровского края с 2009 по 2018 год. На выборах 2018 года во втором туре разгромно проиграл Фургалу. —Ред.) что было… Его вообще никто не любил.
На последних словах Тамара неожиданно начинает по-настоящему плакать, ей снова становится неловко, она просит прощения, вытирает щеки и говорит: «Как будто опять все вернется как раньше».
— А как было раньше?
— Никому до нас дела не было.
«
— Я помню, как ходила в администрацию города, — продолжает Тамара. — Разговаривал со мной Чернышов (Сергей Чернышов —первый заммэра по городскому хозяйству. В феврале 2020 года он ушел в отставку, всего проработав в городской администрации 22 года. — Ред.). Ой, какое это было позорище. Он мне говорит: «Какие это вы квартиры себе просите?». И так со мной говорил… Как мне было стыдно. Я как к царю пришла.
Видно, что женщина очень переживает, вспоминая все это. Качает головой: «Не хотели, правда… Ну, правда, не хотели за Шпорта голосовать. Никто не хотел. Я как вспомню то время — это же застой полный!».
Уточняю, в чем именно был застой.
— Никуда не обратишься с проблемой, везде отнекивались. Когда прорвало трубу, и вся вода утекла в подвал, мне просто сказали — три миллиона надо. У меня дочь подумывает уехать в Ярославль, там у нас родня, я говорю если вы уедете — то и меня, пожалуйста, заберите.
За протестами в городе Тамара следит по новостям в интернете — сенсорный телефон ей подарили внуки: «Я в нем еще не разобралась, но я, конечно, так переживаю и что-то стараюсь смотреть [видео с митингов в поддержку Фургала]. У меня у самой ноги болят, я не смогу дойти. Но очень многие поддерживают митинги, и те, кто на них не ходит — тоже. Вот сваха моя — ей 73 года. Она мне говорит: я и первый раз была, и вчера под дождем ходила. Я говорю: "Ну ты и патриот…"».
«
Соседку Тамары зовут Алла. Это яркая темпераментная женщина в цветочном топе и с пучком на голове. Алла — швея, работает в ателье, но дополнительно принимает заказы на дом. В огороде у нее растут гигантские огурцы, баклажаны, перцы.
Дома у Аллы, кажется, гардероб на все случаи жизни. Это все ожидающие покупателей заказы: в распахнутых шкафах десятки платьев, шарфов, брюк, рубашек, висящих на вешалках. На диване лежат сложенные в стопочку куски тканей. На столе стоит швейная машинка, на гладильной доске по телевизору вещает Первый канал. Если работать в выходные, у Аллы получается заработать 25 тысяч рублей в месяц.
— Я одна живу, доча вышла замуж, муж умер, — Алла показывает стены дома, держа в руках фартук с только что вышитой на нем чашечкой кофе, — Вот тут стена отходит, тут — грибок. Когда дождем заливает — такой запах стоит… Я специально все развешиваю по дому, потому что иначе плесень на одежду пойдет. А когда куда-то собираешься пойти — сначала стираешь себе платье, которое уже чистое висело, а потом только идешь, чтобы оно не воняло.
«Нам никто ничего не даст. Дом на Космодемьянской рухнул, им никто ничего не дал».
Алла рассказывает о рухнувшем в апреле этого года доме на улице Зои Космодемьянской. В какой-то момент признанный аварийным дом просто развалился, и до сих пор жители не получили обещанные квартиры. В конце июня Сергей Фургал подписал постановление о бесплатной передаче новых квартир собственникам, однако уже после его ареста стало известно, что город передал эти квартиры в маневренный фонд.
Пресс-секретарь Фургала Надежда Томченко
— После того, как Сергей Иванович подписал все бумаги на передачу квартир [жителям рухнувшего дома на улице Зои Космодемьянской], квартиры были переданы на баланс администрации города. Для того, чтобы люди получили жилье, потому что многие из них остались на улице, ни с чем. А бумаги Сергей Иванович подписал перед отъездом на избирательный участок. Это было за день-два до 1 июля [основного дня голосования по поправкам в Конституцию]. Прокуратура была против такой передачи квартир жителям, говорила: вы не можете передать эти квартиры на баланс администрации города, потому что этот дом строился для сирот.
Мы говорим: ну как, дом на 200 с чем-то квартир. Можно дать сиротам по законодательству не больше 25% от общего количества квартир, по закону. Прокуратура: ну, да. Что делать тогда, квартиры будут стоять мертвым грузом? Давайте их первоочередно отдадим тем, кто на улице сидит. В итоге прокуратура отступила и квартиры разрешили передать на баланс города. С мэром было решено, что люди получат там свои квартиры, кто-то — по соцнайму, потому что у них был соцнайм до этого. А у кого-то они были приватизированные, поэтому они получат сразу в собственность.
Вопросов никаких не было. Но после ареста Сергея Ивановича что-то там пошло не так. Причем людей еще до его ареста приглашали в администрацию города и говорили: посмотрите квартиры. Их устраивало все. Говорят: ну все, начинаем процесс оформления. А тут Сергея Ивановича арестовывают. Они стали заднюю давать, сказали, что это будет маневренный фонд, а вы там будете жить как в маневренном фонде. Это обман по сути дела.
Сейчас, насколько я знаю, они уже переиграли эту историю. Сказали, что людям просто не разъяснили. И что через два года после того, как они поживут в этих квартирах как в маневренном фонде — с кем-то заключат соцнайм, а кому-то выдадут жилье как собственность.Примерно та же история произошла и бараками в Конечном переулке: жители рассказывают, что еще до пандемии к ним приходили представители некоего застройщика, которые пытались выяснить, сколько людей нужно переселить. Но потом случился коронавирус, а затем арестовали Фургала. И тему закрыли.
— Тут все-таки вид красивый — на Амур, — рассказывает Алла, — Эх, если бы нас в какие-нибудь коттеджики тут переселили — ох, мы бы тут зажили с Томой, — женщины начинают вдвоем хохотать.
— Ну да уж… — отмахивается Тамара.
— А чего? Мы работаем, кредиты никогда не брали. Воровать не умеем. Что заработали — на то и живем. Или, представляешь, вышли бы замуж за миллионеров. Я бы тогда это все сдавала!
Алла тоже не выходит протестовать на улицы города — из-за занятости и огромного количества заказов. Но говорит, что всем сердцем поддерживает протестующих: «Мы сами в шоке — весь Дальний Восток выходит. Ну, все же видели, что Фургал начал что-то делать — а его убрали за это. Путин, наверное, в шоке от того, что происходит».
Тамара отвечает:
— А мне кажется, ему не показывают.
— Да все там показывают, я тебя умоляю!
— А впечатление, что он ничего не видит. Может, видео само не показывают, а только словами говорят, что вышло «так, немножко»?
«Н
Бутылка молока в городе в среднем стоит от 80 до 90 рублей, десяток яиц — в районе 80 рублей.
Пенсионерка Марина выходит к нам из соседнего дома: «У нас конские цены, — поворачивается к Тамаре и вспоминает.
— Особенно когда картошка пошла молодая по 120, я глазам не поверила, вы что, думаю, офонарели?».
Задаю практический вопрос: «У вас общий туалет на всех, а тут столько людей, у вас там не бывает очередей?».
Тамара спрашивает Марину: «Вы отсюда успеваете добежать?». Обе громко смеются.
Женщины хотят показать жилье еще одной их соседки — Анны. Ей 70 лет, она тоже подрабатывает, как и Тамара. Этот барак внешне вообще похож на заброшенное здание — окна там разлинованы трещинами. В трех-четырех метрах от стен дома проходит оживленная дорога. Женщины рассказывают, что стекла трескаются, когда из проезжающей мимо машины кто-то решает запульнуть в окно бутылку. Хотя, на самом деле, окон не видно — дома же спрятаны за тополями. Поэтому никто не задумывается, что выбросив бутылку, казалось бы, в какой-то котлован — можно попасть в жилой дом, который стоит на дне оврага.
«Марина, бывает, выйдет, эти тополя обнимет и говорит “это наша защита”, — рассказывает Тамара. — Я всегда говорю: не Конечный, а наш конченый переулок!».
Пока Анна на работе, женщины открывают своим ключом дверь в общий коридор ее домика. Сразу накрывает запахом многолетней сырости, внутри еще и душно. Первая дверь приоткрыта. Хозяин этой квартиры давно умер, а квартира осталась, дверь отошла и уже не закрывается. Женщины приоткрывают дверь в квартиру — пол там просто провалился. Широкие доски выглядит так, что на них опасно наступать. Под домом постоянно прорывается труба, особенно в дни проливных дождей — пол плавает.
«
— Я боюсь только, чтобы когда прочитали, как мы здесь живем — не подумали, что это из-за Фургала, что вот они ничего не сделал. Как бы хуже не было, — переживает Тамара.
За губернатора вступается Марина: «Том, два года — это не срок. Он пытался, он многое начал. Просто ему досталось такое, что все наши недостатки охватить — это с ума сойти можно. Он никогда не давал пустых обещаний. Такой он: мужик сказал — мужик сделал. Он же вышел на контакт с людьми [которые живут в бараках] на 60-летии Октября».
Местное издание DVHAB.RU сообщало, что в марте этого года краевые власти призвали мэрию города активнее расселять аварийные бараки на проспекте 60-летия Октября.
1 июля, в день общероссийского голосования по поправкам в Конституцию, на одном из бараков написали: «Обнули бараки».
У ног трется рыжий пес. Здесь живет не меньше десяти собак, но все добрые, подставляют уши к рукам, даже почти без конфликтов общаются с местными кошками, которых здесь у жителей еще больше чем собак. А без кошек, говорят, было бы трудно — «крысы одно время все сжирали».
Марина облокачивается на забор, говорит: «Это же по всей стране такие дома стоят. Это же не только у нас. Просто сейчас все смотрят на Хабаровск, поэтому все сразу видно».
— Мы когда обращались в администрацию [города], кто-то там так выразился, — вспоминает Тамара. — Сказали, что чего расселять, тут и так живут одни наркоманы и пьяницы. Но люди тут живут нормальные. Все работающие и пенсионеры…, — женщина задумывается, — Работающие пенсионеры. Просто бедные.
Хабаровск
Мы с фотографом «Новой» отправились в торговый центр Хабаровска «Броско маркет», чтобы купить зонт — последние два дня в городе при жуткой духоте постоянно начинается проливной дождь и сверкают молнии. Шли пешком от одной из центральных улиц города — Ленина, прошли буквально минут десять, и обнаружили у набережной Амура едва заметные крыши домов, которые как будто стоят ниже земли. За густыми тополями спрятаны три ветхих барака.
На одном из домов видна табличка — Конечный переулок, дом 4. Рядом стоит уличная душевая кабина, за ней общий туалет — выгребная яма под навесом. Туалет — один на три дома, в которых больше тридцати квартир.
Через дорогу возвышается блестящее здание «Транснефти», рядом с ним идет строительство еще одной высотки.
Учитель физики
На крыльце аварийного дома сидит женщина, пристально следящая за прохожими. У нее темно-рыжие спутанные волосы, говорит она очень-очень тихо, медленно и часто неразборчиво из-за того, что нет передних зубов. Представляется: Елена Петровна, бывшая учительница физики.
Она успела выйти на пенсию еще до того, как объявили о повышении пенсионного возраста. Зарплата учительницы была 19 с половиной тысяч. Пенсия сейчас — 12 тысяч. В продуктовой корзине на неделю у нее: кубики для куриного бульона, яйца, иногда сама курица, какие-то овощи. Говорит, что пошла бы работать, но муж не так давно пережил инсульт и за ним нужно ухаживать, ему тяжело самостоятельно ходить: «Все забывает, может плиту не выключить, а я хожу за ним все выключаю. То палку свою где-то оставит, то что-то принести ему нужно».
Муж ходил в центр занятости, чтобы устроиться на работу — до болезни он был охранником в магазине. Сказали, что пока для него ничего найти не могут. «Мол, пока он в таком состоянии. Будете хорошо ходить — устроим», — вспоминает Елена Петровна.
При входе в дом в общем коридоре стоит проржавевший умывальник — конкретно в этом бараке внутри каждой квартиры нет водоснабжения. Поэтому мыться приходится при помощи кастрюлек и тазика.
Бараки империи
Кто-то приоткрывает дверь другого темно-зеленого дома, визуально больше похожего на гараж — фундамента нет, окна плотно зашторены: из двери выбегает пушистая трехцветная кошка. За ней выходит широко улыбающаяся женщина — Тамара. У нее светлые волосы, синий сарафан и добрые голубые глаза. Когда она слышит, что мы из газеты, еще больше расплывается в улыбке и предлагает войти. Но очень стесняется и пытается на ходу снять с висящего шнурка на кухне какое-то белье: «Вот туда не смотрите, там я сейчас все уберу». На плите под стеклянной крышкой стоит полная сковородка жареной картошки.
— Я переехала сюда из Ярославля, еще когда молодая была.
Эти бараки по документам — 1895-1905 года постройки. Им — больше ста лет. Раньше они вообще были конюшнями, —
Тамара очень застенчивая, но подробно рассказывает свою историю, а в каких-то эмоционально тяжелых моментах начинает смеяться — Раньше дома были ведомственные, и к «Дальавиа» относились (Авиакомпания«Дальавиа»обанкротилась в 2009 году — Ред.). А потом наши бараки просто забыли.
У Тамары пенсия 13 тысяч, но она еще подрабатывает — «бегаю со шваброй на автомойке тут рядом», — Тамара снова застенчиво улыбается, подработка приносит еще 10 тысяч. Пять дней в неделю, с шести утра. Часть денег отдает дочери, они с мужем сейчас строят себе собственный дом. Откладывать ничего не выходит. Лекарства обходятся дорого — почти в две тысячи рублей в месяц.
Спрашиваю про Сергея Фургала, как при нем у жителей обстояла ситуация с расселением из аварийного жилья:
— Вот Фургала выбрали — надежда была. Он взялся за бараки. Администрацию города ругал: почему за столько лет не расселяете бараки? У нас за стенкой детдомовские живут. Говорят, при Фургале стали как-то квартиры выдавать. А при Шпорте (Вячеслав Шпорт —губернатор Хабаровского края с 2009 по 2018 год. На выборах 2018 года во втором туре разгромно проиграл Фургалу. —Ред.) что было… Его вообще никто не любил.
На последних словах Тамара неожиданно начинает по-настоящему плакать, ей снова становится неловко, она просит прощения, вытирает щеки и говорит: «Как будто опять все вернется как раньше».
— А как было раньше?
— Никому до нас дела не было.
«
— Я помню, как ходила в администрацию города, — продолжает Тамара. — Разговаривал со мной Чернышов (Сергей Чернышов —первый заммэра по городскому хозяйству. В феврале 2020 года он ушел в отставку, всего проработав в городской администрации 22 года. — Ред.). Ой, какое это было позорище. Он мне говорит: «Какие это вы квартиры себе просите?». И так со мной говорил… Как мне было стыдно. Я как к царю пришла.
Видно, что женщина очень переживает, вспоминая все это. Качает головой: «Не хотели, правда… Ну, правда, не хотели за Шпорта голосовать. Никто не хотел. Я как вспомню то время — это же застой полный!».
Уточняю, в чем именно был застой.
— Никуда не обратишься с проблемой, везде отнекивались. Когда прорвало трубу, и вся вода утекла в подвал, мне просто сказали — три миллиона надо. У меня дочь подумывает уехать в Ярославль, там у нас родня, я говорю если вы уедете — то и меня, пожалуйста, заберите.
За протестами в городе Тамара следит по новостям в интернете — сенсорный телефон ей подарили внуки: «Я в нем еще не разобралась, но я, конечно, так переживаю и что-то стараюсь смотреть [видео с митингов в поддержку Фургала]. У меня у самой ноги болят, я не смогу дойти. Но очень многие поддерживают митинги, и те, кто на них не ходит — тоже. Вот сваха моя — ей 73 года. Она мне говорит: я и первый раз была, и вчера под дождем ходила. Я говорю: "Ну ты и патриот…"».
«
Соседку Тамары зовут Алла. Это яркая темпераментная женщина в цветочном топе и с пучком на голове. Алла — швея, работает в ателье, но дополнительно принимает заказы на дом. В огороде у нее растут гигантские огурцы, баклажаны, перцы.
Дома у Аллы, кажется, гардероб на все случаи жизни. Это все ожидающие покупателей заказы: в распахнутых шкафах десятки платьев, шарфов, брюк, рубашек, висящих на вешалках. На диване лежат сложенные в стопочку куски тканей. На столе стоит швейная машинка, на гладильной доске по телевизору вещает Первый канал. Если работать в выходные, у Аллы получается заработать 25 тысяч рублей в месяц.
— Я одна живу, доча вышла замуж, муж умер, — Алла показывает стены дома, держа в руках фартук с только что вышитой на нем чашечкой кофе, — Вот тут стена отходит, тут — грибок. Когда дождем заливает — такой запах стоит… Я специально все развешиваю по дому, потому что иначе плесень на одежду пойдет. А когда куда-то собираешься пойти — сначала стираешь себе платье, которое уже чистое висело, а потом только идешь, чтобы оно не воняло.
«Нам никто ничего не даст. Дом на Космодемьянской рухнул, им никто ничего не дал».
Алла рассказывает о рухнувшем в апреле этого года доме на улице Зои Космодемьянской. В какой-то момент признанный аварийным дом просто развалился, и до сих пор жители не получили обещанные квартиры. В конце июня Сергей Фургал подписал постановление о бесплатной передаче новых квартир собственникам, однако уже после его ареста стало известно, что город передал эти квартиры в маневренный фонд.
Пресс-секретарь Фургала Надежда Томченко
— После того, как Сергей Иванович подписал все бумаги на передачу квартир [жителям рухнувшего дома на улице Зои Космодемьянской], квартиры были переданы на баланс администрации города. Для того, чтобы люди получили жилье, потому что многие из них остались на улице, ни с чем. А бумаги Сергей Иванович подписал перед отъездом на избирательный участок. Это было за день-два до 1 июля [основного дня голосования по поправкам в Конституцию]. Прокуратура была против такой передачи квартир жителям, говорила: вы не можете передать эти квартиры на баланс администрации города, потому что этот дом строился для сирот.
Мы говорим: ну как, дом на 200 с чем-то квартир. Можно дать сиротам по законодательству не больше 25% от общего количества квартир, по закону. Прокуратура: ну, да. Что делать тогда, квартиры будут стоять мертвым грузом? Давайте их первоочередно отдадим тем, кто на улице сидит. В итоге прокуратура отступила и квартиры разрешили передать на баланс города. С мэром было решено, что люди получат там свои квартиры, кто-то — по соцнайму, потому что у них был соцнайм до этого. А у кого-то они были приватизированные, поэтому они получат сразу в собственность.
Вопросов никаких не было. Но после ареста Сергея Ивановича что-то там пошло не так. Причем людей еще до его ареста приглашали в администрацию города и говорили: посмотрите квартиры. Их устраивало все. Говорят: ну все, начинаем процесс оформления. А тут Сергея Ивановича арестовывают. Они стали заднюю давать, сказали, что это будет маневренный фонд, а вы там будете жить как в маневренном фонде. Это обман по сути дела.
Сейчас, насколько я знаю, они уже переиграли эту историю. Сказали, что людям просто не разъяснили. И что через два года после того, как они поживут в этих квартирах как в маневренном фонде — с кем-то заключат соцнайм, а кому-то выдадут жилье как собственность.Примерно та же история произошла и бараками в Конечном переулке: жители рассказывают, что еще до пандемии к ним приходили представители некоего застройщика, которые пытались выяснить, сколько людей нужно переселить. Но потом случился коронавирус, а затем арестовали Фургала. И тему закрыли.
— Тут все-таки вид красивый — на Амур, — рассказывает Алла, — Эх, если бы нас в какие-нибудь коттеджики тут переселили — ох, мы бы тут зажили с Томой, — женщины начинают вдвоем хохотать.
— Ну да уж… — отмахивается Тамара.
— А чего? Мы работаем, кредиты никогда не брали. Воровать не умеем. Что заработали — на то и живем. Или, представляешь, вышли бы замуж за миллионеров. Я бы тогда это все сдавала!
Алла тоже не выходит протестовать на улицы города — из-за занятости и огромного количества заказов. Но говорит, что всем сердцем поддерживает протестующих: «Мы сами в шоке — весь Дальний Восток выходит. Ну, все же видели, что Фургал начал что-то делать — а его убрали за это. Путин, наверное, в шоке от того, что происходит».
Тамара отвечает:
— А мне кажется, ему не показывают.
— Да все там показывают, я тебя умоляю!
— А впечатление, что он ничего не видит. Может, видео само не показывают, а только словами говорят, что вышло «так, немножко»?
«Н
Бутылка молока в городе в среднем стоит от 80 до 90 рублей, десяток яиц — в районе 80 рублей.
Пенсионерка Марина выходит к нам из соседнего дома: «У нас конские цены, — поворачивается к Тамаре и вспоминает.
— Особенно когда картошка пошла молодая по 120, я глазам не поверила, вы что, думаю, офонарели?».
Задаю практический вопрос: «У вас общий туалет на всех, а тут столько людей, у вас там не бывает очередей?».
Тамара спрашивает Марину: «Вы отсюда успеваете добежать?». Обе громко смеются.
Женщины хотят показать жилье еще одной их соседки — Анны. Ей 70 лет, она тоже подрабатывает, как и Тамара. Этот барак внешне вообще похож на заброшенное здание — окна там разлинованы трещинами. В трех-четырех метрах от стен дома проходит оживленная дорога. Женщины рассказывают, что стекла трескаются, когда из проезжающей мимо машины кто-то решает запульнуть в окно бутылку. Хотя, на самом деле, окон не видно — дома же спрятаны за тополями. Поэтому никто не задумывается, что выбросив бутылку, казалось бы, в какой-то котлован — можно попасть в жилой дом, который стоит на дне оврага.
«Марина, бывает, выйдет, эти тополя обнимет и говорит “это наша защита”, — рассказывает Тамара. — Я всегда говорю: не Конечный, а наш конченый переулок!».
Пока Анна на работе, женщины открывают своим ключом дверь в общий коридор ее домика. Сразу накрывает запахом многолетней сырости, внутри еще и душно. Первая дверь приоткрыта. Хозяин этой квартиры давно умер, а квартира осталась, дверь отошла и уже не закрывается. Женщины приоткрывают дверь в квартиру — пол там просто провалился. Широкие доски выглядит так, что на них опасно наступать. Под домом постоянно прорывается труба, особенно в дни проливных дождей — пол плавает.
«
— Я боюсь только, чтобы когда прочитали, как мы здесь живем — не подумали, что это из-за Фургала, что вот они ничего не сделал. Как бы хуже не было, — переживает Тамара.
За губернатора вступается Марина: «Том, два года — это не срок. Он пытался, он многое начал. Просто ему досталось такое, что все наши недостатки охватить — это с ума сойти можно. Он никогда не давал пустых обещаний. Такой он: мужик сказал — мужик сделал. Он же вышел на контакт с людьми [которые живут в бараках] на 60-летии Октября».
Местное издание DVHAB.RU сообщало, что в марте этого года краевые власти призвали мэрию города активнее расселять аварийные бараки на проспекте 60-летия Октября.
1 июля, в день общероссийского голосования по поправкам в Конституцию, на одном из бараков написали: «Обнули бараки».
У ног трется рыжий пес. Здесь живет не меньше десяти собак, но все добрые, подставляют уши к рукам, даже почти без конфликтов общаются с местными кошками, которых здесь у жителей еще больше чем собак. А без кошек, говорят, было бы трудно — «крысы одно время все сжирали».
Марина облокачивается на забор, говорит: «Это же по всей стране такие дома стоят. Это же не только у нас. Просто сейчас все смотрят на Хабаровск, поэтому все сразу видно».
— Мы когда обращались в администрацию [города], кто-то там так выразился, — вспоминает Тамара. — Сказали, что чего расселять, тут и так живут одни наркоманы и пьяницы. Но люди тут живут нормальные. Все работающие и пенсионеры…, — женщина задумывается, — Работающие пенсионеры. Просто бедные.
Хабаровск
