Представим себе, что советская власть не мутировала в 1991 году в нечто иное (тогда казалось — распалась навсегда), но просуществовала еще столетие. Допустим, что при этом нравы в ней каким-то образом продолжили смягчаться, так что постепенно появилась и частная собственность, и другие признаки условно нормального общества.

В рамках этого мысленного эксперимента граждане СССР к концу XXI века живут в целом сносно, пользуются интернетом, имеют какую-нибудь особую социалистическую двухпартийную систему и выезжают за рубеж. Предположим также, что во всем этом «нормальном СССР» есть буквально одна серьезная проблема: граждан с неподходящим классовым происхождением время от времени расстреливают. Просто таких граждан по инерции подозревают в контрреволюционной деятельности больше, чем других, вот и выходят эксцессы.

Либералы в нашем воображаемом СССР XXI века призывают прекратить практику внесудебных расстрелов по классовым основаниям, напоминая, что времена революции остались в далеком прошлом. Консерваторы, в свою очередь, настаивают, что контрреволюционные элементы сами виноваты, поскольку выглядят подозрительно и, скорее всего, связаны с криминалом.

В таком вымышленном контексте (и уже не в первый раз в истории) появляются радикалы. Они утверждают, что до тех пор, пока существует политический строй, основанный большевиками, которые практиковали внесудебные расстрелы, ситуация не нормализуется никогда. Радикалы призывают убрать с площадей городов памятники Ленину и Дзержинскому, признать порочность классовой идеологии как таковой и переучредить республику на новых основаниях — без классовой сегрегации. Когда очередного «врага народа-лайт» расстреливает представитель властей, радикалы начинают бунт — и тут их неожиданно поддерживает значительная часть общества.

Станем ли мы поддерживать этих бунтарей?

И чем наш мысленный эксперимент качественно отличается от ситуации в современной Америке и движения Black Lives Matter?

В последнем случае уже вполне реальные консерваторы уверены, что любые изменения сейчас избыточны и опасны. Ведь Америка и, шире, Запад в целом уже несколько десятилетий назад, скорее всего, уже после 19-й поправки в Конституцию США (гарантировала избирательные права женщин), но еще до появления этой ужасной политической корректности, добились наилучшего политического устройства из всех возможных. Теперь нам осталось лишь охранять его, чтобы не случился какой ГУЛАГ.

Ясно, кстати, что их политический образец лежит в каком-то недавнем и милом прошлом, но трудно сказать, какой именно год должен в идеале длиться бесконечно. Например, нужно ли вернуться в 50-е годы прошлого века, когда воспитание детей при помощи побоев еще считалась хорошей идеей, а секретарши существовали для того, чтобы шлепать их по заду? Тут редкий консерватор даст точный ответ.

Американская республика была основана рабовладельцами (возможно, крайне просвещенными и полными благих намерений), прошла через ужасающую Гражданскую войну, эпоху законов Джима Кроу и унизительной расовой сегрегации, а еще через многочисленные попытки объединить нацию, создать единое политическое сообщество за пределами расовых различий. Обычно считается, что Америка как никто преуспела в построении такой «гражданской нации», где этническое происхождение уходит на второй план по сравнению с общими ценностями.

Но безоружные граждане США продолжают гибнуть от пуль полицейских, и черных среди этих жертв к 2020 году все еще непропорционально много — заметно больше, чем доля афроамериканцев в населении страны. Если исключить версию о внутренней порочности людей с определенным цветом кожи, то статистика объясняется стереотипным восприятием чернокожих как носителей общественной опасности — то есть расизмом.

Расизм в действиях полицейских воспринимается особенно болезненно, ведь государственные службы безопасности должны защищать всех граждан в равной степени, а иначе зачем они нужны? Как можно добиться того, чтобы государство стало color blind (нейтрально по отношению к этническим различиям)? Можно ли этого в принципе добиться до тех пор, пока отцами-основателями государства выступают белые рабовладельцы?

Расовый вопрос в американском смысле слова, как и дискуссия о гендерных ролях, очень сложны, и в России разговор об этих предметах почти не имеет предыстории и только начинается. Именно по этой причине президент России может рассуждать о том, что поскольку он не женщина, то у него не бывает плохих дней: этот месседж еще не считывается значительным числом россиян как оскорбительный. По той же причине всех так раздражают феминитивы:

Попробуйте запросить рациональные аргументы в пользу того, почему нельзя предоставить людям право называться так, как им удобнее, и получите что-то вроде «в языке нет такого слова, как «авторка», а я просто выступаю за его чистоту».

Российская ситуация вообще выдающаяся. Мы живем в стране, где и расизма официально нет, но при этом квартиры в Москве часто сдаются только лицам «славянской национальности», а трудовых мигрантов многие просто за людей не считают. Тем не менее мы точно не хотим, чтобы у нас было, как у них там в Америке, где то ли есть расизм, то ли уже нету, но черные эти так неприятно качают права. Что же это получается, если полицейский в России убьет таджика, нам всем однажды придется вставать на одно колено и просить у его семьи прощения?

Знаете, почему всех так раздражает появление чернокожих актеров в «исторических сериалах, где они выглядят неуместно»? Потому что речь в конечном счете идет о том, как выглядит «нормальный человек» и может ли он быть черным, женщиной или геем. Острота вопроса для россиянина (почитайте в комментариях под каждым вторым современным фильмом остроумные шутки на тему «жаль, что главный герой не черная лесбиянка» или «опять добавили негров») связана исключительно с вопросом о власти: мы, нормальные, всегда будет недостижимы для вас — других. Ведь отчего-то никого не смущает, например, если в исторических сериалах поляки играют англичан, а немцы — русских? Историческая достоверность от этого никак не страдает, а вот «негры» — совсем другое дело.

Поскольку темы для нас новые, то и искать аналогии с нынешними американскими проблемами приходится в сфере классового или сословного насилия: крепостного права или, наоборот, практик «государства рабочих и крестьян».

Эта лодка сейчас достаточно сильно раскачивается.

А перспективы наши выглядят так: либо мы придумаем, как жить вместе с разными людьми, уважая человеческое достоинство каждого, либо вернемся в мир иерархии и насилия, столь любимого лицами, вышедшими из советских спецслужб. Юлии Латыниной, например, отчего-то кажется, что Black Lives Matter возвращает нас на советское партсобрание. Но, по-моему, авторитарным режимам по всему миру гораздо ближе по духу полицейские, стреляющие в безоружных людей.

А все, кому это не нравится, сейчас просто пытаются договориться друг с другом без посредничества вождей, на принципах взаимного уважения. Кстати, никто не обещает, что это будет сделать просто и удобно. Исторически людям было гораздо комфортнее договариваться за счет противопоставления себя какой-нибудь малоприятной группе.

Кажется, сейчас на эту роль в глазах консерваторов претендуют «сторонники политкорректности, разрушающие великие западные свободы».