Мне написал Салим Кураев: «Вчера я пошел в полицию, встал на учет, в общем радость и тревога. Начинаю все с начала. Ходил к сокурснику строителю, говорю: денег не прошу, прошу работы. Он дал объем, инженерку, коровник строить, с начала июля. Если честно, стресс жесточайший у меня.

Котяра узнал! Покрутился, понюхал и запрыгнул на колени. Саймон. Я зову Соломон. Он Камиллу гонял по комнате, когда еще жили на квартире.

На ужин было мясо. Салат доча сбацала, чай. Мои спиртное не признают, потому без салютов. Друг зовет в ресторан с семьей, но неудобно как-то.

Соседи думали, что я работаю на Кипре, не знают, где я был. Но стесняться — я не стесняюсь. В лагере по этой статье почти все платят блатным, а ко мне не подходили даже. За глаза, говорят, смеялись, что так глупо попал в систему эту. Видно, планида моя такая».

Про Кураева «Новая»рассказывала в мае: предприниматель, отсидевший 8 лет, подал ходатайство об УДО и ждал заседания суда. С трепетом ждал, потому что позиция наших отечественных судов по вопросу УДО всем известна. И вот суд постановил: ходатайство об УДО удовлетворить.

Есть повод думать, что у суда была причина повнимательнее вчитаться в обстоятельства дела: письмо в поддержку ходатайства Салимгерея Кураева написала Уполномоченный по правам человека в РФ Татьяна Москалькова. Она просто просила суд рассудить по закону, суд так и поступил. Салима потом еще немножко подержали в колонии: прокуратура собиралась писать возражения, да так и не собралась. Он на свободе.

Тюрьма в судьбе Салимгерея Кураева случилась без каких бы то ни было предпосылок, непредсказуемо, как грузовик, вылетевший на встречку.

У Салима был бизнес по импорту и оптовой продаже бакалеи: начинки, приправы, специи. В ассортименте присутствовал и кондитерский мак (среди сотен прочих наименований). Из-за этого кондитерского мака бизнес попал под косу абсурдной кампании, организованной наркополицией.

«Новая» много писала об этих несчастных людях. Процессы шли по всей стране, судили не только импортеров и оптовиков, но и мелких предпринимателей, обычных продавцов из сельских магазинчиков, пекарей, кладовщиков со складов. При этом вопрос о запрете на кондитерский мак в России наркополиция не поднимала. Ловушка много лет оставалась открытой.

Кураев и его деловой партнер, гражданин Польши Анатоль Лось, были арестованы в 2012 году в результате шумной спецоперации.

Как выяснилось в ходе следствия, пекарня из города Горячий Ключ, несколько месяцев назад купившая у их компании мешок кондитерского мака, сделала это не из производственных нужд, а по научению оперативников ФСКН.

Сделка была трактована следствием как контрольная закупка, что позволило вменить Кураеву и Лосю обвинение по ч. 4 ст. 228 УК РФ — «Сбыт наркотических средств в особо крупном размере».

Логика была та же: якобы из проданного ими кондитерского мака, легально ввезенного в Россию и имевшего всю разрешительную документацию, некие наркоманы готовили наркотики. В приговоре нет ни единого свидетельства от наркоманов, приготовивших хотя бы одну дозу из этого кондитерского мака, зато в процессе ярко выступали громогласные казаки, призывавшие сажать и убивать таких, как эти подсудимые.

Обвинение в суде развалилось, прокуратура отказалась от семи эпизодов из восьми вменяемых, однако Апшеронский районный суд все равно дал Салиму 15 лет строгого режима, Анатолю Лосю — 12.

Лось отсидел всего два года, после был экстрадирован в Польшу, где его, разумеется, освободили. А Кураев добился пересмотра приговора, из 15 лет ему оставили только 9 лет и 10 месяцев, из которых он отсидел ровно 8.

Любой, кого коснулась зона, скажет вам: когда судья выносит приговор одному конкретному подсудимому, он вместе с этим выносит и приговор его семье. Нередко этот приговор смертельный: далеко не все семьи проходят испытание тюрьмой. Но бывает и помягче: некоторые семьи оказываются приговорены к бедности, к нищенству, но все же себя в этом нищенстве сохраняют.

Салиму повезло, семья его дождалась: «Лена с дочерью переехали через два года моей тюрьмы в коммуналку, 16 метров комната. Не жалуюсь, но пришел к разбитому корыту. У меня и квартира была двухкомнатная, и дом я сам отстроил. Все ушло. Тюрьма дорогое удовольствие».

Кампания против торговцев бакалеей была лишь одной из многих абсурдных затей Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков.

Эта служба за 13 лет своего существования успела обвинить в наркотизации страны самые разные слои населения. То они возбуждали дела против ветеринаров за сбыт анестетиков путем инъекций животным. То давили продавцов бытовой химии за оборот промышленного растворителя. Были отдельные кампании против аптекарей и наркологов.

Облава на продавцов кондитерского мака получилась самая массовая: заместитель руководителя ФСКН Александр Михайлов рапортовал о тысячах подобных уголовных дел. И никто из правоохранителей и правоприменителей — ни тогда, ни сейчас — не заикнулся даже о том, что продажу кондитерского мака в России надо бы запретить — ну уж раз он такой опасный. А если мы все же хотим калачей с маком, то нужно законодательно оградить людей, продающих его, от возможности уголовного преследования.

На сегодняшний день единственный государственный чиновник, проявивший инициативу по спасению людей, пострадавших от безумной инициативы ФСКН, — это Татьяна Москалькова, Уполномоченный по правам человека. Это она изучает многотомные «маковые» дела, это она пишет в суды, это она отправляет на заседания своих доверенных лиц.

Справедливости ради надо сказать, что с тех пор, как президент распустил ФСКН, уголовных дел против бакалейщиков никто не возбуждает. Однако те, кого уже посадили, все еще сидят. Статья же страшная, и сроки там большие — 12, 15 лет. Ну а позиция наших отечественных судов по вопросу УДО всем, увы, известна.