Похоже, коронавирус обнажил главную нашу политическую проблему — неработоспособность сложившейся модели федерации. Вернее, модель изначально была сконструирована добротно, но после 20 лет доработок последняя ее сборка получилась непригодной для эксплуатации. В условиях отсутствия жесткой федеральной воли и при появлении реальной угрозы сыпется с любовью выстроенная вертикаль, а горизонталь трясет и корежит. Эпидемия уйдет, а нам с нашим новым знанием придется что-то делать.
Пропаганда уже делает вид, будто наш политический лошарик вполне себе жив и здравствует. По телевизору мы каждый день видим сюжеты о раздоре в Евросоюзе и кризисе Шенгенской зоны. Можно подумать, внутри нашей родимой федерации дела обстоят лучше.
Очевидно, что регионы долго ждали из федерального центра тяжелого политического решения, которое развязало бы местным властям руки и как-то подстраховало население от краха. Но Кремль боится карантина и ЧС, у него нет реальных ресурсов на его выполнение, силовикам там не вполне доверяют, а еще не хватает уверенности в собственной легитимности.
Зато присутствует страх перед негативным рейтингом, который такое решение может очень некстати, сразу после поправок в Конституцию, навлечь.
Фактически регионы остались сами по себе. И мы видим, как множество губернаторов из числа выходцев из ФСО и путинского окружения просто боятся принимать реальные меры, они опасаются и народа, и реакции сверху. Эти губернаторы беспомощны. А вот регионы с сильными местными элитами прямо сейчас проявляют наибольшую политическую волю. Красноярский край самовольно закрылся до всякой самоизоляции, и не столько от инфекции, сколько от нищих соседей, потерявших работу. На Ямале закрылись, воспользовавшись статусом приграничных, отдельные города.
Противостояние чиновников с РПЦ — тоже пример проявления политической воли. Три региона объявили о закрытии православных храмов: ХМАО, Карелия и СПб. А в Тюмени храмы закрыли без всяких распоряжений и комментариев. Люди пришли — ворота закрыты. И никто не пикнул, потому что спрашивать с Тюмени некому. Как и нефтяному Ханты-Мансийску — в стрессовой ситуации Москва не указ. Что до Карелии, то она имеет сильнейшие националистические настроения и сплоченную элиту.
А вот случай губернатора Петербурга Беглова интересен. Фактически он вступил в конфронтацию с РПЦ и вынудил патриарха призвать молиться дома. Что это было? Конечно, может стать так, что Александр Беглов изъявил тайную волю Кремля, который боится конфликта с церковью.
Но мне хочется верить, что губернатор понял наконец, что он хоть и с жутким скрипом, но избранный глава многомиллионного города, а не говорящая голова.
Губернатор Ленобласти это точно понял. К нему на выходные рвануло два миллиона петербуржцев, он тут же, без оглядки на Москву, объявил режим повышенной готовности и паспортный контроль. Еще примечательней ситуация с Кронштадтом: это территория Петербурга, там взяли и закрыли дорогу, пропускали только по прописке. Правда, потом сказали, что это были учения. На мой взгляд, проводилась работа щупом: прощупывали общественное мнение и реакцию центра на полное самоуправление. Ровно такой же акт ощупывания дна произошел до того в Подмосковье, где патрульные объявляли о комендантском часе, а затем сказали, будто это полицейские шутили.
О Собянине и говорить нечего. Телевизор сообщает, что решение о цифровом контроле и полной самоизоляции москвичей он принимал «при согласии главы государства». Да? А вот я думаю, что это Кремлю требуется нынче согласие Собянина. Почему?
Да потому что Собянин на своем посту, возможно, более легитимен, чем вечный глава — на своем.
В общем, теперь мы знаем, что есть регионы, не способные брать на себя когда-то отнятые у них Москвой полномочия, а есть, наоборот, умеющие плюнуть на федеральный центр и все решения замкнуть на себя… И решающим фактором здесь становится уровень легитимности. Оказалось, что для принятия непопулярных решений и взятия на себя ответственности нужна именно она, легитимность: у кого ее больше, тот и решает.
