Несколько дней назад моя подруга наблюдала такую сцену на собственной лестничной площадке. Старая женщинам с воздушным шариком в руках стояла у закрытой двери и разговаривала, как казалось, сама с собой. Довольно быстро моя приятельница сообразила, в чем дело. За этой дверью живут молодые люди с ребенком. А одинокая пожилая соседка иногда занималась с этим мальчиком, гуляла с ним. И вот теперь она пришла навестить воспитанника. Она звонила — и ей не открывали. Потом она постучала со словами «Мишенька, Мишенька, открой». Из-за двери ей что-то отвечали, но она явно недослышала. В конце концов, она привязала воздушный шарик к ручке двери, постояла молча у закрытой двери и ушла.

Я не могу перестать думать про эту сцену. Я не могу перестать думать о том, как я поступила бы на месте этих молодых родителей, которые — у меня нет сомнений — желали ей добра. Что бы я сделала? Открыла бы, замотавшись шарфом (маски то мне, как и большинству моих соотечественников, не досталось) и попыталась бы с расстояния двух метров что то объяснить? Слала бы эсэмэски (которые пожилой человек, может статься, даже не открывает)? Наплевала бы на все и пустила бы — потому что с вирусом может и пронесет, а это горе, это одиночество — оно уже здесь и оно сейчас? Или тоже бы заперлась, потому что, нет, я не могу подвергать опасности людей.

В Москве они виделись по нескольку раз в неделю, в Москве она гуляла в знакомых и любимых местах. А здесь она сидит, огражденная забором, телевидение она ненавидит, для чтения романов у нее слишком устают глаза, ко всем нашим интернет-развлечением она не может и не хочет приспособиться. Ей очень плохо. Ну и да, разумеется, звучит «лучше б я заболела».

А вот это произошло уже прямо со мной. Недавно я, замотанная по глаза шарфом, шла по своему переулку и ко мне обратилась пожилая дама. Держась от меня на почтительном расстоянии, она спросила, где здесь храм. Она давно хотела пойти именно в этот храм и долго ехала сюда на метро, а теперь заблудилась, боится, что не успеет ко всенощной.

Я начала говорить, что ей наверное лучше не ездить на метро и не ходить ко всенощной, потому что, знаете ли, такая зараза… «Вы про covid? Про пандемию?» — спросила она меня, и я почувствовала укол стыда — я же пыталась говорить с ней как с маленькой. «Вот знаете, — сказала она, — я долго думала, от чего я скорее умру: от вируса или от того, что не смогу ходить в церковь. Решила, что оба хуже. А живу я все равно одна».

В эти выходные начались странные карантинные каникулы. Говорят, в незакрывшихся отелях Подмосковья мест нет. Соцсети полны фотографий и видеозарисовок жарящих шашлыки компаний. В моем «интернет-пузыре» перепосты таких фото сопровождаются возмущениями: что за пир во время Чумы? «Народ Вальсингамов», отсылая к пушкинскому персонажу, тот самый пир затеявшему, написала одна моя знакомая.

И вот я думаю, да, конечно выезжать компанией шашлыки сейчас почти преступно. Или, может, я просто завидую? Может, стоило б и мне устроить что-то подобное? Ну постаралась бы держаться подальше от соседей, чокаться вытянутой рукой, на свежем воздухе же оно как-то рассеется, правда? Зато нам всем стало бы немного легче — мы бы увидели, что мы все у друг друга есть не только в электронном виде. И что мы не разучились разговаривать про что-то, кроме коронавируса (подвыпив, я надеюсь, мы, наконец, соскочили бы с этой темы).

Тут, наверное, надо написать, что я смирно сижу дома, с родителями и друзьями говорю по телефону и скайпу, а выхожу только за продуктами и в специфически одинокую прогулку по опустевшему городу. И так уже довольно давно — так что,

При этом выбор, который мне приходится делать сегодня (специально пишу от первого лица, сейчас, мне кажется, очень важно не обобщать) — один из самых трудных в моей жизни. Потому что этот мой личный выбор влияет на жизнь других.

Это касается моих родителей — они не будут видеть меня «вживую».

Это касается живущих со мной домашних — иначе какая ж это изоляция? Тут кто-то недавно пошутил: «Интересно, чего будет больше, когда карантин закончится: беременностей или разводов?». Ребенка мне заводить уже поздно, до развода, я надеюсь, дело не дойдет, но ответ на этот вопрос для меня не очевиден.

И все это: ссоры, обиды тех, кого хочешь обидеть меньше всего, — потому я, кажется, знаю, что я поступаю правильно. И как бы мне хотелось, чтоб я могла не писать это неуверенное «кажется». Неуверенность, растерянность — вот мое главное ощущение сегодняшнего дня.

Мне кажется, кажется, — я не одна такая.