Еще до начала судебного заседания, пока адвокаты четырнадцати сотрудников ФСИН собираются перед самым большим залом суда, я наблюдаю сцену. Одна из защитниц в маске подходит к своим коллегам, маска у нее приспущена.

«С чужими шла с надетой маской, а к нам подошла без», — приветствует ее другой адвокат. Та отшучивается: «Все равно из Италии все месяц назад вернулись!»

Мы заходим в огромный зал суда: чтобы вместить всех потенциальных слушателей, адвокатов и журналистов, Заволжский суд, рассматривающий дело, вынужден был перенести заседания в Дзержинский суд. В огромном зале — не менее большая клетка. В ней — одиннадцать оперативников (еще трое, сидящих под домашним арестом, вместе со слушателями в зале). Если бы их содержали в «аквариуме», им бы пришлось совсем туго — дышать было бы нечем.

В клетке тоже обсуждают коронавирус.

«Вот мы тут сидим, а у нас уже в СИЗО карантин, — рассказывает один из обвиняемых. — Сколько уже случаев у нас?»

«Один», — откликается адвокат.

В Ярославской области только вчера зарегистрировали первый случай заражения. В зале буквально четыре человека сидят в масках. Женщина из зала просит обвиняемого Алексея Микитюка, экс-начальника отряда № 4 отдела по воспитательной работе ИК-1, почаще протирать руки спиртом.

Пока обвиняемые переговариваются между собой и со слушателями в зале, смеются, почитывают какие-то документы, в зал входит судья Сергей Лупанов.

«Время 15 часов 18 минут, — объявляет он, — начинаем рассматривать дело».

На позапрошлом заседании должны были допросить самого Евгения Макарова — бывшего зека ярославской исправительной колонии № 1, героя видео «10 минут в классе воспитательной работы». В тот раз заседание сорвалось из-за неявки адвоката Осинского. Суд в отношении него вынес частное определение. Поскольку организовать допрос Макарова не так просто — он находится под госзащитой и нуждается в психологической поддержке, — суд продолжает допрашивать свидетелей обвинения.

Первый свидетель — Вячеслав Соколов, мужчина средних лет в спортивной одежде.

Соколов сам настаивал, чтобы его допросили, но только в присутствии адвоката. На первых же вопросах о том, что он делал в тот день, оказывается, что он почти ничего не помнит. Помнит только то, что заступил на смену 28 июня, а сдать ее должен был 29-го. Собирался поехать домой.

— Я сейчас все нюансы не помню, прошу огласить мои допросы, которые я давал следователю, — просит свидетель. — Потому что операцию перенес, под наркозом был, органы удаляли у меня.

— Недавно перенесли операцию? — уточняет прокурор Елена Смирнова.

— Да. В августе.

— Вы боитесь неправильно воспроизвести обстоятельства?

— Да.

— А на следствии правду говорили?

— На следствии говорил правду.

Судья все-таки считает, что свидетель может отвечать то, что помнит, а о том, что не помнит, так и говорить.

Выясняется, что Соколов, проведший до этого день на дежурстве, 29 июня пытался покинуть колонию и отправиться домой. Но контрольно-пропускной пункт почему-то был закрыт: он дважды пытался выйти и дважды у него это не получалось. В какой-то момент он услышал крики из коридора ШИЗО — это кричал Макаров, с которым было двое оперативников, бывший младший инспектор группы надзора отдела безопасности ИК-1 Александр Морозов и бывший младший инспектор дежурной смены колонии Андрей Зыбин.

«Макаров сопротивлялся. Хотел, видно, вскрыться, кричал. Ну, не вскрыться, а причинить себе членовредительство… И они ему руки заламывали», — поясняет свидетель.

Других заключенных, по словам Соколова, Макаров тоже «призывал причинять членовредительство себе, увечья какие-то нанести себе». После этого заключенного повели в «класс воспитательной работы», где его и избивали.

Туда Соколов уже не пошел, но врача вызвал.

— А для чего врач? Там были следы крови? — спрашивает его Ирина Бирюкова, адвокат фонда «Общественный вердикт», представляющая интересы потерпевшего.

— Ничего не было следов крови. Но, если применяется [физическая сила], по закону надо вызывать врача для осмотра осужденного.

Когда слово переходит к подсудимым, они задают вопросы двух типов: первые касаются знания кодексов и должностных инструкций, регламентирующих жизнь колонии, вторые — личности Макарова. Если первые вопросы судья Лупанов часто снимает и призывает обвиняемых задавать вопросы по существу дела, то вопросы о характеристике личности потерпевшего он не отклоняет. На этот вопрос отвечали, кажется, все свидетели с начала рассмотрения дела в конце февраля.

«Макаров состоял на профилактическом учете. Был агрессивный, неуравновешенный. Любил своего добиваться», — отвечает Соколов на вопрос подсудимого, бывшего замдежурного помощника начальника следственного изолятора ИК-1 Игоря Богданова.

Несмотря на то, что за все время допроса свидетель ни разу не прибегнул к помощи адвоката, продолжать допрос без него отказывается, а тому надо спешить на другой процесс. Судья соглашается прервать допрос, но с условием, что в следующий раз придется начинать его сначала.

Следующий свидетель — младший инспектор отдела охраны Нина Веденцова, беловолосая женщина средних лет в бело-голубой куртке.

Она уже давала показания в рамках следствия, но не может вспомнить, была ли на работе в день избиения.

На этапе следствия она рассказывала, что от руководства колонии мог поступить приказ не выпускать сотрудников из колонии или же возвращать их обратно на рабочую смену. «Это происходило по указанию начальника колонии Дмитрия Николаева или его первого заместителя Игита Михайлова, — зачитывает прокурор показания свидетельницы. — Кто-то из них звонил на телефон КПП и давал указания не пропускать сотрудников колонии».

Веденцова говорит, что было не совсем так.

— Была не конкретная команда, что начальник звонит и говорит не выпускать, — поясняет она. — Мог также позвонить другой начальник, замначальника и сказать: «Скажите Иванову, что он что-то недоделал на работе».

— А, ну понятно. То есть не всех подряд, вы хотите сказать [не отпускали], а персонально, да? — уточняет судья.

— Да, например: «Иванов, вернитесь».

Поскольку заседание началось после обеда, а суды в Ярославле, в отличие от московских, работают максимум часов до шести, судья перед допросом последнего свидетеля обращается к гособвинителю:

«Елена Владимировна, в нашем распоряжении 50 минут, через это время мы должны будем освободить зал, рабочий день окончится. Вы уложитесь?»

Она обещает успеть.

Последний свидетель — Кирилл Скороходов, молодой мужчина, бывший заместитель начальника отдела безопасности колонии.

Как и другой свидетель, считает, что Макаров «пытался причинить себе членовредительство», чем спровоцировал применение силы и спецсредств.

— Данное применение физической силы и спецсредств могут применяться сотрудниками уголовно-исправительной системы в составе группы лиц? Это законно? Это же не нарушение? — спрашивает его Богданов.

— Применение силы и спецсредств в составе группы лиц законно и никакими нормативными [актами] не регламентировано. Если на то законные основания есть.

— Может, вспомните статью 86 [Уголовно-исполнительного кодекса, где перечислены эти основания]. Проявление буйности, оказание сопротивления…

— Да-да-да. Угроза причинения вреда себе или окружающим, оказание физического сопротивления, оказание неповиновения.

Богданов продолжает в том же духе: задает свидетелю вопросы на знание законов. Он так делает не впервые — объясняет это тем, что в зале суда все дают показания, не имея никакого понимания о законах.

«Я вам абсолютно точно заявляю, что в настоящем судебном заседании мы не будем тестировать человека на знание законодательства, — не в первый раз осаждает его судья. — Это абсолютно не входит в предмет нашего рассмотрения».

Виктор Воронин, адвокат Сипана Мамояна, бывшего старшего оперуполномоченного оперативного отдела ИК-1, спрашивает свидетеля:

— Известно ли вам окружение Макарова?

— Помню, что был [бывший зек Руслан] Вахапов. А остальных не помню.

— Скажите, его окружение также совершало странные поступки?

Дело в том, что адвокат Воронин еще с первого судебного заседания отстаивает следующую версию:

Судья снимает вопрос.

Еще один вопрос пытается задать адвокат Оксана Бянкина, защищающая Игита Михайлова.

— Последний вопрос! — просит она судью.

— Последний вопрос вы зададите 23 марта в 10:30, — судья завершает заседание.

Ярославль