Представление о том, что стабильность предшествует демократии, и настоящую свободу могут позволить себе лишь народы, уже добившиеся серьезного успеха, является одним из самых распространенных российских мифов. Распространен он потому, что многим людям кажется, будто сначала надо навести порядок в доме, а затем уже наслаждаться свободой. Такая логика естественна, как для тех, кому Путин нравится, так и для многих его противников. Однако логика домоводства совершенно не подходит для страны в целом. Прежде чем рассказать, почему это так, хочу привести две любопытных цитаты. Одну из недавнего выступления Путина в Иваново, а другую — из книги знаменитого политолога.

«Сейчас важнее <…> спокойное развитие страны, — поведал Путин ивановским ткачихам. — Но потом, когда страна наберет побольше уверенности в себе, побольше ресурсов всяких, жирка, что называется. Тогда точно совершенно нужно, безусловно, обеспечить сменяемость власти».

А вот комментарий к этой путинской теории.

«После поражения Гитлера правой альтернативой либеральной демократии осталась только группа <…> военных диктатур. Большая часть этих режимов не ставила себе более амбициозных целей, чем сохранение традиционного общественного устройства. <…> Никто из них не смог сформулировать для нации последовательную доктрину, которая оправдывала бы авторитарное правление. Все они вынуждены были принять принципы демократии и народного суверенитета и утверждать, что их страны — по разным причинам — к демократии пока не готовы: то ли из-за угрозы со стороны коммунизма и терроризма, то ли из-за экономических неурядиц, оставленных в наследство прежним демократическим режимом. Каждый такой режим объявлял себя переходным, подготовляющим окончательное возвращение демократии».

Это цитата из книги Френсиса Фукуямы «Конец истории и последний человек». Путин в Иваново, а затем и в Государственной Думе, практически пересказал это положение, присоединившись таким образом к тем самым военным диктатурам, которые не являлись, как гитлеровский режим, принципиальными противниками демократии, а хотели лишь сохраниться на неопределенный срок и придумать для своих народов мало-мальски убедительное оправдание своей власти.

В общем, ничего нового в том, что сегодня нам предлагает Путин, нет. Его прием с «обнулением демократии» является настолько известным и даже затертым, что был проанализирован в книге, написанной в 1992 г. на основе изучения опыта азиатских, латиноамериканских и африканских диктатур. Насколько же представление о том, что стабильность предшествует демократии, действительно верно?

Если не заниматься здесь пропагандой, а лишь взглянуть на факты, то мы увидим, что есть случаи, когда автократия обеспечивает стабильность, помогает развитию экономики, а затем уходит в небытие, уступая место демократии. Самый известный пример такого рода — режим генерала Пиночета в Чили, жестокий, незаконный, но экономически эффективный. Вместе с тем в истории есть масса случаев, когда автократия не обеспечивает стабильности десятилетиями. При этом существует множество примеров, когда в трудный для страны момент общество выбирает демократию и приходит к стабильности с ее помощью. Наиболее интересный для нас опыт — демократизация в странах Восточной Европы в 1989 г. и Балтии в 1991 г.

В той обывательской логике, которая ставит стабильность впереди демократии, содержится одна важная ошибка. Дело в том, что, если автократ искренне хочет добра своей стране, он и впрямь может использовать свои возможности для достижения стабильности. Порой ему даже легче бывает, чем демократическим властям, поскольку меньше оказывается соблазн популизма. Но беда в том, что большинство известных истории автократов совсем не желают использовать открывающиеся перед ними возможности на пользу стране. И нет никакого «социологического закона», который требовал бы от них быть «благонамеренными деспотами». Под предлогом достижения стабильности, борьбы с коммунизмом, терроризмом, экстремизмом и т. д. эти автократы просто занимаются извлечением ренты из экономики своей страны.

Демократия, по крайней мере, дает людям время от времени шанс осуществить иной выбор. А автократия откладывает этот выбор либо до момента кончины правителя, либо до наступления революции, которая и впрямь является угрозой стабильности.