СюжетыОбщество

«Вы украли у меня кадетство!»

Отличницу выставили из училища при Следственном комитете: как работает социальный лифт с квотами для «правильных» детей

Этот материал вышел в номере № 23 от 4 марта 2020
Читать
«Вы украли у меня кадетство!»
Фото: ККСКР
В мае 2019 года старшего кадета, десятиклассницу Варвару Ш., исключили из Кадетского корпуса Следственного комитета Российской Федерации имени Александра Невского. Исключили за совершение «грубого дисциплинарного проступка». Варвара Ш. — отличница, спортсменка, за три года учебы — никаких дисциплинарных взысканий, портрет на доске почета, 15 поощрений, фотография рядом с самим главой Следственного комитета Бастрыкиным. И вдруг — в конце мая, в последний учебный день десятого класса — исключение.
Варвара с главой СКР Бастрыкиным. Фото из семейного архива
Варвара с главой СКР Бастрыкиным. Фото из семейного архива

Мы просто бесились

Варя сначала совсем отказалась разговаривать со мной: «никакого толку не будет, я уже сколько раз это все рассказывала». Потом все-таки рассказала. «Это все было в конце апреля, в конце недели. Мальчики были на парадной тренировке, а у нас оставался час на самоподготовку, потом обед, потом домой. Настроение было счастливое — так что на самоподготовке мы просто стали беситься: скидывали тетрадки на пол, кидались ими». В кабинете их было четверо. Взрослых при этом не было, хотя по правилам вместе с кадетами во время самоподготовки должен находиться воспитатель. Зато в классе работала видеокамера.

Девочки спокойно разъехались по домам на выходные. Через три дня их по одной стали вызывать к психологу. Там им показали видеоролик, вменили троим из них вину за издевательство над четвертой ученицей, А., и унижение ее чести и пообещали, что их вызовут к директору. Было ли издевательство и унижение? Варвара говорит — шалили, бесились. Известно, однако, что участники школьной травли обычно говорят «мы просто играли».

Но удивляет то, что видеоролик, запечатлевший поведение девочек, никто не видел: его не показали ни родителям, ни позднее инспектору, который пришел с проверкой. Кадет А. руководству не жаловалась, и ее родители тоже, с семьей Вари не связывались. «Мы с ней хорошо общаемся, — говорит Варя. — Она себя пострадавшей не считает. Она мне говорила: почему они решают за меня, я сама могу в письменном виде все сказать». Телефон А. есть в редакции, но связаться с ней не удается: по будням кадеты живут в корпусе без телефонов, по выходным на телефоне автоответчик.

К директору виновных девочек так и не вызвали за целый месяц, родителей тоже на беседы не вызывали. Девочки предполагали, что «в худшем случае припугнут, чтобы не бесились на самоподготовке», говорит Варя. Но в конце мая, когда учебный год уже завершился, вдруг встал вопрос об их отчислении. Родителям двух других виновных предложили тихо забрать документы. С Варей почему-то вышло иначе. Обсуждать ее поведение собрали совет корпуса, затем поставили вопрос об ее отчислении на голосование роты.

«За мое отчисление никто не проголосовал, — говорит Варя. — Я думала, что отделаюсь выговором. Некоторые учителя сказали, что их на педсовете заставили голосовать за мое отчисление. Многие из них, которые в обычной жизни относились к нам по-человечески, понимали, что это детская шалость, что за это не отчисляют. Нас всех поразило, что родителям ничего не сообщили: они даже не знали, что происходит какое-то разбирательство».

29 мая Вариным бабушке и дедушке позвонили из корпуса, сообщили, что Варя отчислена,

и предложили забрать ребенка в течение трех часов, иначе ее передадут в спецприемник.

Тем не менее, бабушке пришлось прождать Варю четыре часа. Приказа об отчислении на руки не выдали: «Это внутренний документ». Бумаги о Варином проступке передали в опеку и комиссию по делам несовершеннолетних.

И Варя, и ее семья, ошарашенные случившимся, были готовы воевать и не сомневались в своей победе. Семья многодетная: пятеро детей, младшему два года, живут все в Рязани. Так что родители выписали генеральную доверенность на защиту прав и интересов Вари второй ее бабушке, Елене Эдуардовне Букиной.

Фото: ККСКР
Фото: ККСКР

Проверка

Бабушка записалась на прием к исполняющему обязанности директора корпуса И.А. Александрову. «Вас известят», — сказали ей, но на прием так и не пригласили. Тогда бабушка начала писать жалобы.

Первым делом она пожаловалась в Следственный комитет. Из аппарата председателя СК ее жалобу передали в Управление учебной и воспитательной работы СК. Его руководитель С.В. Петров направил в корпус с проверкой полковника юстиции Н.М. Гакало, инспектора отдела учебной работы.

В июле 2019 года Н.М. Гакало доложил С.В. Петрову, что полковник юстиции И.А. Александров категорически отказался предоставить ему видеозапись инцидента. Восстанавливая картину произошедшего по косвенным свидетельствам, проверяющий констатировал: кадеты, оставшись без взрослых, «устроили беспорядок и проявили недостойное поведение по отношению к кадету А. в форме морального оскорбления и унижения».

Однако вина лично Варвары заключается в том, что она разбросала письменные принадлежности, тетради и учебники кадета А., «что не является грубым дисциплинарным поступком», за который положено исключение.

Более того, если открыть устав Кадетского корпуса СК, в нем легко находится пункт 3.10, согласно которому отчислять кадетов можно «за совершенные неоднократно грубые нарушения Устава», причем исключение «применяется, только если меры воспитательного характера не дали результатов и дальнейшее пребывание таких кадетов оказывает отрицательное влияние на других кадетов, нарушает их права и права персонала».

Более того, решение об исключении должно приниматься с учетом мнения родителей и с согласия комиссии по делам несовершеннолетних, а директор должен «незамедлительно проинформировать» об исключении кадета его родителей, орган местного самоуправления и учредителя.

В случае Вари Ш. нарушение было однократным, меры воспитательного воздействия не применялись, родителей своевременно не известили и мнения их не учитывали.

В результате проверки Н.М. Гакало пришел к выводам, что реакция на нарушение была запоздалой, разбирательство формальным, что исполняющий обязанности директора И.А. Александров фактически продавливал решение об отчислении Вари через педагогический состав.

Проверяющий рекомендовал отменить приказ об отчислении и вместо этого вынести Варваре выговор, зато провести разбирательство с персоналом и привлечь к ответственности виновных в «халатности, недобросовестном исполнении прямых должностных обязанностей, недостаточной воспитательной работе и слабом контроле за подчиненными».

Наконец, инспектор предложил ходатайствовать перед председателем СК о проведении комплексной проверки Кадетского корпуса, «учитывая многочисленные нарушения учебной дисциплины, порядка и правил пребывания в Кадетском корпусе (пьянство, курение и др.), большой процент отчисления кадет по разным причинам, особенно в старших кадетских классах, огромные затраты бюджетных ассигнований, затраченных на обучение и воспитание кадет».

Что же из этого вышло? А ничего. Руководитель управления учебной и воспитательной работы СК С.В. Петров на доклад Н.М. Гакало не отреагировал, а маме Вари написал в ответ на жалобу: «…в ходе проведенной проверки установлено, что ее права не нарушены, решение об отчислении <…> от 25.05.2019 г. с формулировкой «за совершение грубого дисциплинарного поступка» законно».

Злые языки говорят, что С.В. Петров просто дружит с И.А. Александровым, но мы их не будем слушать: пусть мотивы С.В. Петрова останутся для нас загадкой.

Воспитанники ККСКР на параде 9 мая 2019 г. Фото: ККСКР
Воспитанники ККСКР на параде 9 мая 2019 г. Фото: ККСКР

СК и бабушка: поединок

Казалось бы, вот решение об отчислении, а вот устав Кадетского корпуса СК. Даже если Варя в самом деле оскорбила кадета А., это было однократное нарушение, а отчислять положено за неоднократное. Положить два документа рядом — и сразу видно, что решение нарушает устав. Но нет. Дальше начинается что-то вроде партии в шахматы.

В июле бабушка, Е.Э. Букина, предъявляет С.В. Петрову цитированную выше бумагу от проверяющего Н.М. Гакало. Тот спрашивает, откуда у нее эта бумага, ведь она для служебного пользования. «Заметила у него на столе и взяла», — невозмутимо отвечает ему бабушка. «За то, что мне попался этот документ, проверяющего наказали», — пишет она теперь в новых жалобах.

В августе бабушка пишет жалобу в управление кадров Следственного комитета. Заместитель руководителя управления Ю.М. Попик сообщает, что «права Ш-вой В. М. не нарушены», решение об отчислении законно.

В сентябре бабушка пытается записаться на прием к А.И. Бастрыкину, но тщетно. Она обращается в отдел по рассмотрению обращений граждан и документационному обеспечению СК с просьбой организовать прием у Бастрыкина. Старший инспектор отдела по приему граждан М.С. Болтаева разъясняет, что записаться можно только по определенным номерам телефонов в определенном порядке.

В октябре бабушка выходит из себя и жалуется президенту. Из приемной президента советник департамента по обеспечению деятельности приемной А. Кленин отвечает, что вопрос находится в ведении СК и жалоба переправлена туда.

Из СК старший инспектор отдела организации подготовки кадров управления кадров И.К. Политов отвечает, что жалобу спустили в Кадетский корпус «для проверки сведений и подготовки ответа» и что СК уже дважды объяснял матери Вари, что отчисление девочки обоснованно.

Наконец, в ноябре директор Кадетского корпуса И.В. Запорожан еще раз подтверждает, что Варвара Ш. отчислена законно, о чем неоднократно информировали ее родителей, и что бабушка вообще не имеет права защищать права внучки, поскольку не является ее законным представителем (это неправда: у бабушки есть гендоверенность, и в деле Вари Ш. есть ее копия).

Шах и мат, бабушка.

Вопросы остались

На этом дело пока замерло. Бабушка все равно пишет жалобы: ей теперь хочется не столько вернуть Варвару в корпус, сколько добиться справедливости. Ведь вопросы, которые с самого начала были неясными, задать по-прежнему некому. И вопросы все очень простые:

  • Почему с детьми на самоподготовке не было взрослого, хотя он должен был быть?
  • В чем воспитательная роль корпуса?
  • Почему процедура отчисления прошла с нарушениями Устава корпуса?
  • Почему результаты проверки, проведенной Н.М. Гакало, не были приняты во внимание?
  • В чем смысл три года тратить государственные деньги на обучение кадета, а потом исключить в конце десятого класса, невзирая на былые заслуги, за однократное прегрешение?

Легче всего предположить, что корпусу понадобилось освободить места к началу нового учебного года.

Без царя в голове

В Мурманске кадетов согнали на концерт, где славили «черную сотню»

Социальный лифт

А дальше так же легко можно выдвинуть конспирологическую теорию. И предположить (разумеется, чисто теоретически), что руководству корпуса для какой-то цели понадобились места в 11-м классе. Скажем, для того, чтобы на эти места зачислить каких-то очень нужных детей, которым очень нужно получить кадетские льготы для поступления в вузы, но при этом не терпеть несколько лет ранних подъемов, строгого режима, маршировок и всего прочего, что прилагается к кадетству.

Теория вполне логичная, учитывая, что выпускники кадетских корпусов имеют льготы при зачислении практически в любые вузы, принадлежащие силовым структурам, кроме разве что Академии ФСБ.

Кадетские корпуса, так невероятно размножившиеся в последнее десятилетие, стали одним из немногих реально действующих карьерных лифтов, а служба в силовых структурах — одним из самых надежных способов обеспечить себе карьерный рост, относительно приличную зарплату и раннюю пенсию.

Это в буйных девяностых дети мечтали вырасти бизнесменами. Сейчас и они, и их семьи понимают: надежный кусок хлеба — только у чиновника и силовика. А дорога к нему лежит через дисциплину и субординацию.

Сколько в России кадетских корпусов, сейчас трудно сосчитать — кажется, точного числа никто и не знает; разные источники дают оценку от двухсот до пятисот, и учится в них около двухсот тысяч человек. Кстати,в дореволюционной России их было около 40, а в СССР — 10 суворовских училищ и одно нахимовское;

о, как много с тех пор стало внешних врагов, как усиленно надо крепить обороноспособность страны!

Значительную часть корпусов финансируют силовые министерства и ведомства (Минобороны, МВД, МЧС, МИД, ФСБ, СК), остальная часть находится на балансе субъектов Федерации. Иногда ведомства участвуют в создании и работе корпусов, но не содержат их; так поступает, например, ФСИН.

При этом в училищах и корпусах — «общеобразовательных организациях кадетского типа» — учится не более четверти кадетов. Основная их масса — это ученики кадетских классов, которые как грибы после дождя стали появляться в стране с 2014 года на волне военно-патриотического подъема.

К примеру, сейчас в Москве (по данным городского сайта profil.mos.ru) инженерные классы действуют в 110 школах, медицинские — в 71 школе, IТ-классы — в 35, академические (научно-технологические) — в 24, педагогический класс только готовится к открытию.

А кадетские классы существуют в 231 школе.

Такое соотношение явно демонстрирует, каковы приоритеты государства и родителей. Но если государство заинтересовано скорее в военной подготовке и патриотической индоктринации, то родительский запрос к кадетским классам и корпусам — скорее воспитательный: научите моего ребенка слушаться, хорошо себя вести, сделайте его управляемым, спасите от дурной компании. Серьезных образовательных и карьерных запросов тут нет: льгот при поступлении воспитанникам кадетских классов не положено. Словом, «умные нам не надобны, надобны верные».

Детство — под ружье

Милитаризация русской жизни на марше. «Юнармия» приходит в детдома

Свобода и страх

Разумеется, это не означает, что в кадетских корпусах и классах плохо преподают академические дисциплины; речь о приоритетах. Скажем, Варина бабушка очень обеспокоена тем, что Варя, которая перешла на домашнее обучение, не сможет сама подготовиться к ЕГЭ так же, как подготовилась бы в корпусе.

«Хоть бы ЕГЭ ей дали сдать в корпусе», — озабоченно повторяет она.

Варя говорит: «Конечно, корпус полезен тем, кто хочет работать в Следственном комитете: там есть специальные кружки, криминалистика например, есть льготы при поступлении, — но мне это не нужно, я хочу быть биологом. Но я не жалею об этих трех годах: они мне дали большой опыт, закалку, когда прошел эту школу жизни — все по-другому. Другая атмосфера, другие люди: они более сплоченные — и это понятно, если вы живете вместе в комнатах по шесть человек. В обычных школах учителям нет дела до нас, а тут учителя остаются с нами после уроков, объясняют непонятное».

Я спросила Варю, вернется ли она в корпус, если там, паче чаяния, признают, что были неправы, и отменят приказ об отчислении. «Я думаю, что нет, — отвечает она. — Я научилась получать удовольствие от свободной жизни. В корпусе человек все время находится в состоянии страха: руководство всегда стремится тебя отчитать, всегда найдут, к чему придраться. Ты привыкаешь всего бояться. За каждую мелочь могут оставить без выходных. Ты все время в стрессе.

Теперь, в состоянии покоя, моя психика приходит в норму. Нет, я туда больше не хочу».

Зачем же тогда рассказывать эту историю, если не требовать от Следственного комитета немедленного возвращения Вари в корпус? Затем, наверное, зачем рассказывают всякую историю на свете: чтобы подумать. О том, например, что допущенную несправедливость невозможно исправить, даже если посвятить много месяцев хождению по инстанциям. О том, как жалобы циркулируют по бюрократическим кругам и возвращаются, как ветер, на круги своя. О том, что вертикальные лифты носят наверх тех, кто готов жить в страхе и подчинении. О том, что взрослый сотрудник корпуса, который в этой истории однозначно на Вариной стороне, отказался от общения с корреспондентом «Новой газеты», чтобы «не подставить корпус».

Или, может быть, об одиннадцатикласснице Варе, которая учится жить без страха.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow