«Я все свое детство, отрочество наблюдала, осязала, ощущала любовь семьи. Мы были друзьями, учителями… Я дышала семьей. Отец меня не просто посадил, он забрал у меня воздух». Рассказ про Грузию, где она одна, а потом с сестрами, провела детство у «бабули» и «дедули», потом — коротко — про Ханты-Мансийск. Потом Москва, финансовая академия, двумя строчками — Оксфорд и Германия, потом крах, еще три года безумия и колония во Владимире, она — няня в доме малютки.

Слова «любовь» и «семья» повторяются в письме и тогда, когда она переходит к описанию конфликта с отчимом, продолжая называть его папой. Это уже не те слова, в которых надо описывать происшедшее,

31 декабря прошлого года Гаянэ должна была выйти на свободу после вмешательства в ее дело Верховного суда (что само по себе большая редкость) и сокращения ее 6-летнего срока лишения свободы. Однако замначальника 1-го отдела СЧ СУ УВД по ЮВАО Ирина Панова ходатайствовала перед районным судом о новом заключении Гаянэ под стражу по другому делу: теперь об отмывании доходов, за получение которых (ст. 159 УК РФ, мошенничество) девушка была осуждена в 2015 году. Это страшное издевательство — после мелькнувшей надежды на справедливость такое трудно пережить в тюрьме. Об этом Гая и пытается рассказать в письме, но опять получается про «семью» и «любовь».

Мир сам по себе не жесток, жестоки и подлы всегда конкретные люди — судьи и вот эта самая из СЧ СУ УВД по ЮВАО, которая по возрасту как раз годится Гаянэ в сестры и, как говорят, красавица. Такая красавица, что в своем ходатайстве трижды называет недавно образованный Второй кассационный суд Вторым конституционным — а зачем им при их-то красоте еще и законы знать?

А теперь мы расскажем уже другими — сухими — словами о событиях, в которых Гаянэ из-за их незнания блуждает, как в лесу.

Предпринимательница с грузинскими корнями Наталья Циклаури начала бизнес в конце 80-х годов в Ханты-Мансийске, Гаянэ Зайнабутдинова (по отцу) родилась в 1988-м. В школу она пошла в Грузии, но в 2003 году дедушка с бабушкой переехали помогать дочери в Ханты-Мансийск, и Гая перешла в русскую школу. Отец ушел от них в начале 90-х, и, когда ей было 6 лет, в доме появился отчим — Алтай Октаевич Гусейн-заде, которого она приняла, «потому что снова увидела улыбку на лице мамы». А в 1996-м и 1998-м у нее появились любимые сестры Сабина и Сесиль.

Семья жила по патриархальному укладу: в доме мама ни в чем не перечила мужу, он же «говорил, что военный, в бизнесе ничего не понимает» и получал деньги от Циклаури. В процессе развода и раздела имущества в 2012–2015 годах оба вылили друг на друга в разных СМИ столько грязи, что разобраться, кто на самом деле был успешен в бизнесе, уже невозможно. Но в трех ООО, владевших торговой недвижимостью и жилым домом в Одинцовском районе, все доли были оформлены на Циклаури.

Параллельно Циклаури приобрела бизнес в Германии: какую-то гостиницу и корты. Гусейн-заде, сменивший имя и фамилию на Артура Исакова и сделавший несколько пластических операций, мечтал получить там вид на жительство. В 2010 году он подал заявление в посольство ФРГ, указав, что инвестировал в немецкий бизнес 10 млн евро. Это привело к возбуждению дела об отмывании доходов: офшоры сомнительной принадлежности, смена данных и внешности, видимо, показались немецкой полиции подозрительными. Усилиями Циклаури, доказавшей, что речь шла о деньгах, заработанных ею в России, дело было прекращено, но эта история не прошла для их отношений бесследно.

В письме из СИЗО Гаянэ пытается восстановить это по памяти, но мы видим фрагменты: она еще ничего не понимала или, скорее, боялась понимать. Тем временем она окончила финансовую академию, курс в Оксфорде, хотела вырваться из семейного бизнеса, где не была собой, но уклад семьи не позволял ей этого сделать, и она вынуждена была под руководством матери все время чем-то заниматься в Германии. А в Одинцовском районе Исаков коллекционировал оружие и устанавливал системы слежки вокруг дома, и его «забота о безопасности и страх перед тем, что мир агрессивен, вылились в домашнюю тюрьму,

Семейная идиллия рухнула 10 мая 2012 года — в день последнего разговора Гаянэ по телефону «с папой» (со стрелочкой дописано: «военным стратегом»). Его «как будто подменили, он кричал: «Я вас уничтожу, натравлю прокуратуру, ФСБ, вас больше нет!» Я не верила, про себя упрекала маму, ведь не может быть виноват только один». Но мама приехала через несколько дней из Германии с синяками и сломанным пальцем.

Три с лишним года в отсутствие Циклаури, которая не могла въехать в Россию, Гаянэ, которую мама назначила директором трех ООО, отбивалась в судах от исков, которые посыпались от совершенно непонятных фирм, металась между музыкальным училищем средней сестры Сабины и школой Сесиль — та, 14-летняя, пошла вразнос и прогуливала уроки неизвестно где. А в дом, где оставались сестры, старый дед и полуслепая бабушка, время от времени еще кто-нибудь вламывался с обысками.

Самая безобразная «проверка» (оружейной комнаты отчима) с участием неких представителей правопорядка случилась 25 июня, когда Гаянэ не было дома — она примчалась по звонку сестры. Бабушку увезли в больницу на грани инсульта, Сабина была избита (с ее слов, отец бил ее мешочком с дробью) и тоже уехала на три недели в больницу с сотрясением мозга, но уголовное дело не было возбуждено.

Зато появилось дело о мошенничестве против Циклаури, а в ее отсутствие достать по нему теперь можно было только директора — Гаянэ. В суд, как и на допросы, она ходила под подпиской о невыезде, никто не думал, что ее могут приговорить к реальному сроку, пока 9 декабря 2015 года не прозвучал приговор судьи Лефортовского райсуда Елены Каневой: 6 лет. Когда во Владимирской колонии в 2017 году подошел срок возможного УДО, на имя администрации поступило письмо Исакова, которым он уведомил, что Гаянэ еще не выплатила ему 78 млн рублей согласно решению суда по гражданскому иску в уголовном деле. Но все, что осталось у выпускницы Оксфорда, — это два баула бумаг и тряпок, которые она возит с собой из колонии в СИЗО и обратно, — и забудьте про УДО.

Через какую злую и кривую оптику можно было увидеть в Гаянэ не жертву разборок между родителями, а преступницу, заслуживающую изоляции от общества? Ведь тут довольно и понимания того, что решения принимала не она. Судьи, уже забыв смысл этой формулы, затертой слишком частым употреблением, оправдывают такие приговоры в духе «юридического позитивизма»:

Повязка на глазах Фемиды символизирует вовсе не такую слепоту, но и опровергать «позитивизм» приходится пачками жалоб в такой же потусторонней логике.

Адвокат Вероника Бондаренко, защищавшая Гаянэ в первом суде, раз месяц ездила к ней в колонию — возила продукты и книги. А в 2019 году в дело с целью подачи жалобы в ЕСПЧ наряду с ней вступили адвокаты Наталья Земскова и Анастасия Саморукова. Их доводы намного изощреннее, зато позволяют сделать вывод о причинах избирательной слепоты следователей и судей.

Законом, применимым к спору о разделе имущества между Циклаури и Исаковым, был не Уголовный, а Семейный и Гражданский кодексы. Циклаури инкриминировалось, что в период раздела имущества она, владелица долей в ООО (у Исакова их никогда не было), не получив его согласия, приняла решение о продаже одних объектов недвижимости, которыми владели фирмы, о приобретении других и «похитила» разницу в ценах.

Возможно, с точки зрения деловой этики Циклаури и схитрила, но едва ли Исаков вел себя этично. По закону он имел право на половину стоимости нажитого в браке (в том числе долей в ООО), но не на имущество фирм, в которых он не был участником. На этом этапе Исаков заявление о вступлении в ООО не подавал, стоимости долей, которых у него никто не «похищал», не требовал. Исходить (как это сделало следствие, а за ним и судьи) из того, что супруг может что-то запрещать в деятельности ООО, где он никто, означало бы поломать ГК, регулирующий такие отношения. Такова и позиция Пленума Верховного суда РФ (такие дела не единичны). Все гражданские суды о разделе имущества Исаков проиграл. Всё повернулось в другую сторону лишь тогда, когда появилось уголовное дело.

И тут вопреки известному правилу можно утверждать: после этого — значит, вследствие этого, — никаких других причин нет. Доказательством служит и то, что после вынужденного отъезда Циклаури и нейтрализации Гаянэ с помощью исков, допросов, суда, а затем и посадки падчерицы Исаков оказался зарегистрирован как участник ООО, в состав которых его никто не принимал. Это могло произойти в результате подделки документов или вследствие ошибки налоговой инспекции, а обжаловать ее было теперь уже некому.

И вот тут по документам тех же ООО, владеющих в том числе домом в Одинцовском районе, в качестве собственника долей появляется еще и некто Вячеслав Ефименко, до этого неизвестный (во всяком случае, Циклаури). О нем в интернете (правда, не на самых надежных сайтах) есть сообщения как о юристе, успешно реализовавшем до этого еще ряд рейдерских захватов в Москве, Подмосковье и Рязани.

Новые адвокаты в процессе подготовки жалобы в ЕСПЧ составили еще и жалобу на имя В.М. Лебедева. Спустя почти пять лет после отказа в Мосгорсуде шансы на то, что кто-то обратит на нее внимание в Верховном, казались призрачными. Но — о чудо! — по поручению Лебедева в дело заново вник судья ВС Ю.В. Ситников. 13 ноября был получен ответ, что дело направлено Верховным во вновь образованный Второй кассационный суд, судьям которого было поручено еще раз вникнуть в сложные доводы защиты.

12 декабря во Втором кассационном суде, только что въехавшем в прекрасное новое здание, появился Ефименко, напомнивший, что Гаянэ должна потерпевшему Исакову 78 млн рублей. Сразу после начала заседания был объявлен перерыв на три часа. В этом деле Ефименко действовал лишь как представитель Исакова, но, выступая против сокращения срока, проявил осведомленность и об этапах следствия по делу об отмывании доходов (подробней — чуть ниже). Срок Гаянэ был все же сокращен, но лишь на том основании, что в 2015 году судья Канева не учла смягчающих ее вину обстоятельств. Все другие аргументы защиты были оставлены без ответа.

Подсчитав все сроки с зачетами, адвокаты стали обсуждать, кто из них будет встречать Гаянэ из СИЗО 31 декабря — ведь больше в Москве у нее никого нет. Но следователь Ирина Панова, как мы уже знаем, подала ходатайство о заключении Гаянэ под стражу по делу об «отмывании доходов». Его возбудили еще в 2015 году вдогонку к основному, при этом следственные действия в 2019 году были закончены, но специально возобновлены (здесь снова «позитивизм», но именно он доказывает простую человеческую подлость). Если бы дело ушло в суд вовремя, наказание было бы поглощено отбытым Гаянэ сроком.

Заседание Кузьминского суда прошло 20 декабря. Адвокаты учли, что семья Циклаури была принудительно выселена из дома, и загодя подписали договор с друзьями семьи о безвозмездном предоставлении жилья Гаянэ. Эти люди пришли в суд и подтвердили, что давно ее знают и готовы поселить. Иных оснований, кроме «отсутствия постоянного места жительства на территории РФ», для заключения под стражу у суда не было. Следователь Панова в перерыве заходила в кабинет судьи и, со слов адвокатов, случайно оказавшихся под дверью, громко обсуждала с ней это дело (такое заявление защиты было занесено в протокол). Судья Елена Казан отправила Гаянэ под стражу —

В материалах судебных дел нет актуальных телефонов Артура Исакова и тем более Вячеслава Ефименко. В налоговых документах всех трех спорных ООО, которые есть в открытом доступе, нет контактов, что вряд ли случайно. В материалах нашелся телефон некоего Г., числящегося директором этих ООО, по которому я позвонил, чтобы через него предложить Ефименко высказать свою точку зрения. Любезный мужчина ответил мне, что более года не общался с Ефименко, все фирмы куда-то переехали и помочь он не может. Это ложь — Г. был во Втором кассационном суде вместе с Ефименко, о чем мне рассказали адвокаты. Что ж, пусть теперь Ефименко сам меня ищет, если ему есть что сказать.

Но это и не жанр журналистского расследования, а очерк нравов. Пройдя по цепочкам офшоров, мы бы не обнаружили там Ефименко. А здесь он виден и так, и именно он — та фигура, под чьим влиянием действуют и следствие, и судьи. «Военный стратег» Исаков просто продал ему эту «тему» вместе со своей бывшей семьей. Ничего личного.