Крестовый поход против допинга в олимпийском движении — явление сравнительно недавнее. Еще шестьдесят лет назад никого не волновало, какие таблетки принимают и какие жидкости вводят в кровь взрослые люди, желающие победить на соревнованиях. Допинг-контроль на Олимпийских Играх предложили ввести в 1960 году, после того, как на велогонке в Риме умер датчанин Кнуд Иенсен, перебравший амфетаминов. И уже на Олимпиаде в Токио спортсменов начали проверять. И ничего не нашли — не было официально признанных методик выявления допинга в человеческом организме. Да особо и не искали — не было понятно, что делать потом. Вдобавок, у спортивных начальников в то время была тема поинтереснее — определение гендерной принадлежности спортсменок. После того, как выяснилось, что некоторые знаменитые чемпионки, скажем так, «не совсем женщины», несколько звезд советской легкой атлетики покинули большой спорт.

До допинга руки дошли спустя еще пару лет. В 1967 году была учреждена медицинская комиссия МОК, был создан первый список запрещенных препаратов и введено правило об обязательном допинг-контроле на международных соревнованиях.

Счастливое совпадение

Почему интерес к регулированию порядков в мировом спорте, в том числе и путем контроля над применением допинга, возник именно тогда? Совпало несколько факторов. В спорте — благодаря телерекламе — начали крутиться по-настоящему большие деньги. Прежде число зрителей ограничивалось числом мест на стадионе, а теперь оно зависело от количества телевизоров. Но первым делом деньги шли в профессиональный спорт, где всегда умели зарабатывать. Однако у профессионалов все было не так просто. Щедро платили там, где можно было организовать драйвовое шоу, например, в боксе. Или там, где развлекались обеспеченные люди, как в теннисе. Ну, и само собой, командные спортивные игры — с их профессиональными клубными лигами.

Однако из других состязаний «самих по себе» крутое зрелище — вне большого «праздника спорта» — было не так-то просто устроить. Заставить зрителя смотреть на «забеги» (кроме спринта), «метания снарядов» и что-то вроде «стрельбы из лука» было трудно — если не помещать все происходящее в контекст чего-то исключительного и редкого. Тех же Олимпиад.

Но как это сделать на практике — было не очень ясно. Необходимо было решать вопрос с разделением большого спорта на «любительский» и «профессиональный». Ведь сами Олимпиады в свое время были придуманы для тех, кто хотел заниматься спортом, но по каким-то причинам не мог этим зарабатывать.

Конец «любительского спорта»

И вот здесь начались проблемы. И атлеты, и тренеры, и спортивные функционеры прекрасно понимали: большой спорт как занятие для «любителей» закончился. Слишком выросли результаты, слишком высоки стали требования. В истории о людях, которые в свободное от основной работы время занимаются спортом, а потом выигрывают чемпионаты мира, никто больше не верил. Конечно, были уникальные самородки, вроде американского дискобола Альфреда Ортера, от природы одаренного фантастической силой и координацией движений. Ортер работал в корпорации, тренировался сам по себе, в олимпийский год записывался на отборочные соревнования, а потом побеждал – на четырех Олимпиадах подряд! Сегодня Ортер был бы миллионером, но тогда ему, бывало, не хватало денег, чтобы доехать до места турнира. Но время «любителей» уходило бесповоротно. Ортер прекратил выступления в 1968 году.

А те, кто шел ему на смену, понимали — совмещать победы в соревнованиях мирового уровня и какую-то профессиональную карьеру уже невозможно. В этом смысле Советский Союз и страны Восточного блока оказались впереди планеты всей – там спорт высших достижений сразу поставили на профессиональные рельсы. В этой ситуации удивительным было не то, что атлеты социалистических стран побеждали в олимпийских видах, а то, что они иногда проигрывали.

При этом СССР и его сателлиты очень ревниво относились к «любительскому статусу» Олимпиад, поскольку такой статус должен был отсекать потенциально опасных конкурентов из «профессионального» спорта. Для Москвы победы на Играх были важнее, чем для Западной Европы и США, поскольку преподносились как доказательства преимуществ социалистического строя. Еще сильнее на идее «спортивной площадки как арены противостояния двух систем» были зациклены в Восточном Берлине. Результатом такого отношения к спорту стала скандальная история Хайди Кригер, толкательницы ядра из ГДР, чемпионки Европы. Передозировка мужских гормонов сделала свое дело, и Хайди пришлось стать Андреасом Кригером.

Для тех, кто не колол себе гормоны, были анаболические стероиды, позволявшие наращивать мышцы и повышать интенсивность тренировок. При этом анаболики, на любительских состязаниях формально запрещенные, «не ловились» существующими методами допинг-контроля. Отказ от стероидов означал отказ от рекордов, но с этим уже не могло согласиться телевидение, сделавшее соревнования не только по-настоящему прибыльными, но и всемирными зрелищами.

Денежный вопрос

Год от года денег в спорте становилось все больше, но проводить Олимпиады было все труднее. В 1976 году Игры прошли в Монреале — и «олимпийские долги» город выплачивал тридцать лет. В 1980-м Олимпиаду принимала Москва — и Леонид Брежнев, генеральный секретарь ЦК КПСС, посмотрев на план расходов, даже предложил товарищам из Политбюро отказаться от Игр, которые в итоге обошлись СССР в умопомрачительную сумму. Большое зрелище требовало больших средств. Но демонстративно некоммерческий статус Игр мешал привлечению спонсорских и рекламных денег. А на фоне побед условных «любителей» из Восточного блока совсем нелепым выглядело запрещение «профессионалам» участвовать в Олимпиадах.

Все изменилось, когда к руководству Международным Олимпийским комитетом пришел Хуан Антонио Самаранч, превративший Олимпиаду в тотальный бизнес. Первым делом новый глава МОК допустил к участию в Играх «профессионалов». Во-вторых, Самаранч сделал ставку на резкое увеличение аудитории. Программу Игр начали расширять и привлекать к участию во всех состязаниях женщин. Стройные красавицы стали отличными рекламными моделями.

Из «противостояния спортивных держав» Игры превратились в колоссальное гламурное шоу. В успех олимпийского бизнеса поверили все. И тут возник главный вопрос — а кто должен управлять этим процессом?

Аргументы в свою пользу были у каждого участника «олимпийского проекта». Это нашими усилиями обеспечивается тотальное присутствие картинки с Игр в каждом доме, утверждали телевизионщики. Это мы создаем фабрики чемпионов и платим им огромные деньги, возражали спортивные чиновники из национальных федераций и министерств. Своим чемпионам вы платите нашими деньгами, возмущались рекламодатели. За свои деньги я хочу получать то, что нужно моим покупателям. Ваши покупатели, это мои избиратели, говорили политики. Мы представляем их интересы, значит, нам и решать. Долю денег и власти хотели получить и атлеты, напоминая, что это они гробят свое здоровье на тренировках и на стадионах.

Идентификация стероидов

Пока спортсмены тренировались, а функционеры спорили, Манфред Донике, профессор из Кельна, основатель и директор Института биохимии спорта, разрабатывал методику для обнаружения стероидов. Результат его трудов оценили в 1983 году, во время первого Чемпионата мира по легкой атлетике. Методика сработала отлично — если бы Международная федерация легкой атлетики обнародовала результаты тестов, медали со всех чемпионов пришлось бы снимать. Стало ясно, что списки спортивной элиты можно переписывать. Но как это все повлияет на спортивный бизнес?

А кого мы поймаем, пусть пеняют на себя, мог бы добавить глава МОК.

И в 1988 году на Олимпийских играх в Сеуле Международный олимпийский комитет выложил на стол своего козырного туза — «борьбу с допингом». Золотую медаль отобрали у рекордсмена мира спринтера Бена Джонсона, «сидевшего» на стероидах восточногерманского производства. Разжалованный чемпион кричал, что анаболики принимают все. С этим никто не спорил. Но сказать, что своего результата Джонсон достиг, соблюдая правила, также не мог никто.

Этим демонстративным жестом МОК показал всем, кто является хозяином бизнес-проекта «Олимпийские игры». Ведь эксперты МОК могли — в соответствии с правилами, признанными всеми участниками олимпийского процесса — обнулить любой чемпионский результат.

Рождение WADA

Само собой, действия МОК не понравились чиновникам, политикам и атлетам. Но большой бизнес «борьбу с допингом» в целом поддержал. Спортсменов жалко, но деньги еще жальче — в рекламные контракты атлетов можно вносить штрафы, если чемпион попадется.

Тут же выяснилось, что развенчание «допинговых чемпионов» не такая уж проблема для продаж рекламируемых товаров — фанаты не интересуются, чем «кололся» их кумир, а остальные даже радуются смене рекламного лица. И новому лицу на первых порах можно и меньше платить.

Спустя десять лет после фиаско Джонсона, МОК поделился полномочиями по выявлению «нечистых» чемпионов. В 1999 году было создано World Anti-Doping Agency, WADA, финансирование которого МОК разделил с правительствами стран-участниц олимпийского движения.

Хуже всего в этой ситуации пришлось атлетам. Незаменимых у нас нет, рассудили рекламодатели.

В «реалити-шоу «Олимпийские игры» главных героев лучше всего менять каждый сезон. Понятно желание спортсмена стоять на вершине пьедестала как можно дольше и заработать как можно больше. Можешь так — мы за тебя рады. Но в итоге с пьедестала тебя сгонят не столько соперники, сколько возраст. А попробуешь с помощью медицины обмануть возраст, допинг тесты ты не обманешь. Ничего личного — это бизнес.

Честное решение

В нынешнем же «допинговом конфликте» российских и международных антидопинговых ведомств собственно о спортсменах речи нет вообще, с ними давно все ясно. Вопрос стоит иначе, товарищи, говорит WADA. Вы готовы принимать мировую позицию, которая заключается в том, что принимая допинг, спортсмен действует на свой страх и риск, и защищать его не надо? Если да — добро пожаловать в наши ряды. Если нет — бог с вами, и с вашими спортивными игрушками. Программа Игр настолько разнообразна, а количество участников настолько велико, что основная масса телезрителей просто не заметит исчезновения одного флага.

Да, еще сорок лет назад отсутствие советских или американских сборных на большом турнире могло сказываться на уровне результатов соревнования. Но сейчас все не так. На одного пропавшего кандидата в чемпионы найдется несколько с сопоставимыми результатами. И смена флага, под которым выступает атлет, стала вполне себе обычным явлением. Самые большие деньги крутятся сейчас даже не на Олимпиадах, а в клубных чемпионатах по футболу и хоккею, где вообще никто уже не смотрит на паспорта атлетов. Кроме самих спортсменов, меняющих подданство стран Второго мира, на гражданство стран мира Первого. Поэтому сегодняшний конфликт — не про допинг, а про соблюдение правил участия в очень большом бизнесе, причем международном.

Но что делать с допингом в мировом масштабе? Самый очевидный ответ — разрешать. И раз и навсегда закрыть тему допинговых скандалов на соревнованиях. Просто проводить соревнования в индивидуальных видах спорта в двух зачетах. В одном — с жестким, без всяких «медицинских исключений», допинг-контролем. В другом — вообще без такового. Что получится? На первых порах, там, где будет контроль, скорее всего, не будет великих рекордов и многократных чемпионов. Но зато будет интрига, азарт и много новых лиц, желающих попробовать свои силы. И никто не сможет сказать заранее, какие именно соревнования больше понравятся покупателям и зрителям. Зато вырастет загрузка стадионов и прибавится количество начальственных должностей. Да и спонсорских денег должно стать больше. Проблема, конечно, возникнет у спортсменов - им придется решать, в каком зачете они смогут больше заработать. Но, в конечном счете, такая система откроет путь к победам для тех, у кого нет шансов в системе существующей. Так что нужно доказывать не отсутствие государственных допинговых программ, а договариваться о том, как ввести допинг в официальные рамки. И такое решение будет по-настоящему «честной игрой».