Численность русскоязычного населения Лондона — предмет неугасающих споров. Их то ли аж 300 тысяч (по прикидкам экспертов), то ли всего 45 тысяч (согласно итогам переписи населения). А вообще в Лондоне живет 9 миллионов человек, так что даже первая цифра уж никак не превращает столицу Британии в Лондонград, Москву-на-Темзе или… какие там еще клички имеются.

При этом русские — действительно важная часть Лондона. Их присутствие даже создало мифологию и вдохновило произведения пусть не чистого искусства, так хотя бы массовой культуры: от клипа Робби Уильямса Party like a Russian и сериала МсМafia до фильма Дэвида Кроненберга «Порок на экспорт», где русских бандитов-лондонцев играют Вигго Мортинсен и Венсан Кассель. Ведь для того, чтоб создавать эффект присутствия, совсем не обязательно физически где-то находиться и, что называется, светить лицом: вполне достаточно, чтоб о тебе много говорили. Все мы знаем про бабушку Карлсона, хотя в книжке она не появляется, и вообще, не совсем понятно — существует ли она на самом деле. А о русских в Англии говорят очень много. Правда, не так тепло, как Карлсон про свою бабушку.

Пишут в газетах, говорят по телевизору, причем не только в новостях: возрожден экранный образ «злодея/злодейки из России» (взять хоть нашумевший сериал «Убивая Еву»). И даже с театральной сцены (в Old Vic, одном из главных лондонских театров, идет пьеса «Очень дорогой яд» об убийстве Александра Литвиненко).

Теперешние отношения Великобритании и России (а некоторые эксперты считают, что периода хуже не было даже во время холодной войны) задают всему русскому, что происходит в Лондоне, какой-то нервный контекст, даже ожидание скандала. Впрочем, эти ожидания совсем не всегда оправдываются.

Да, большинство было явным образом русскоязычным: это эмигранты и их говорящие уже с акцентом дети, но были и совсем, что называется, местные. При этом вопросов про политику было не так и много.

Лично меня это несколько раздражало. Мне хотелось, чтоб, например, с создателями фильма «Т-34» хотя бы поговорили о том, как их произведение укладывается в отечественный официальный культ войны и победы, отсекающий любое инакомыслие по этому поводу. Но это было похоже на то, что большинство зрителей, особенно молодых, восприняли это произведение просто как стрелялку из мира компьютерной игры World of Tanks, а контекст, в котором любое высказывание о Второй мировой существует в современной России, им неизвестен, а главное — их не беспокоит.

Это вообще очень интересно. Как существует искусство вне общественно-политического контекста. И существует ли вообще? Неделя русского кино в Лондоне проходит так, как будто на этот вопрос можно дать положительный ответ. Отбор фильмов если что-то и предъявляет, то это отсутствие хоть какой- то тенденции. От пропагандистского «Балканского рубежа» до «Большой поэзии» Александра Лунгина с его отсылками к необъявленной войне, которую Россия ведет на востоке Украины. От блокбастеров типа «Т-34» до принципиально не развлекающих зрителя фильмов вроде «Сквозь черное стекло» Константина Лопушанского. А на прилагающемся к показам фестивале «Золотой единорог» приз за лучший фильм получил фильм «Ван Гоги» Сергея Ливнева. Это история отношений отца и сына, разыгрывающаяся на внутренней, интимной территории и никак не выходящая в большой мир. Это могло происходить где угодно и когда угодно.

Так что, если хоть как-то свести этот набор фильмов к одному знаменателю, то получится нечто вроде «вот такое разное кино снимают сегодня в России». И, как ни странно, это дает не то чтобы неверную картину.

До последнего времени (я пишу это накануне вынесения приговора Егору Жукову и с ощущением неотвратимости катастрофических перемен) гибридность отечественного устройства жизни особенно была заметна в зоне культуры. Именно там происходило полное неразличение «нас» и «их». Искусство вообще (и тем более требующее бюджетов кино) становилось главной зоной коллаборации интеллигенции с властями и в то же время — что важно — властей с интеллигенцией. Спор пятилетней давности о логотипе Минкульта на титрах «антироссийского», по мнению многих, фильма «Левиафан» (о том, для кого это позорнее — для министерства или для фильма) не разрешен до сих пор. Потому что разрешить его сложно, да и невыгодно практически никому.

Представленное нероссийским (ну хорошо, бывшим российским) зрителям Лондонской недели кино предъявляет это неразличение в очищенном и поэтому во многом правдивом виде. Это одновременно симуляция свободы и точно такая же симуляция несвободы.

Пусть каждый выбирает что хочет.