В 1916-м, последнем предреволюционном году, в России действовали десятки партий. Все цвета и оттенки политических взглядов были отражены. Была крупная партия центра, кадеты, были левые эсеры и правые октябристы. Крупный капитал, задумавший объединить вокруг себя интеллектуалов, создал партию прогрессистов, сторонники равных прав парламента и монарха объединились в партию мирного обновления, отрицавшие террор левые соединились в партию народных социалистов, а те, кто считал себя представителями трудового народа, называли себя трудовиками. Но это — всего лишь краткий и очень неполный очерк партийной системы в России, где действовали полтора десятка правых партий, десяток левых и еще пару дюжин национальных, среди которых украинская, белорусская, несколько финских, несколько польских, армянских, еврейских, мусульманских.

В том же 1916-м, предреволюционном году, в России работали сотни общественных организаций самого разного типа и толка. Земства действовали в 43 губерниях. Земгор — объединение союза земств и союза городов — практически заменял собой госорганы, оказавшиеся неспособными снабжать армию во время войны. Был Викжель — исполком железнодорожного профсоюза. Был Всероссийский союз учителей. Существовали профсоюзы металлистов, печатников, конторщиков, фармацевтов и даже портных.

Все это многообразие политических и общественных объединений существовало не по воле власти, а вопреки ей. Многих преследовали: кадета, профессора Сергея Муромцева, лишили права заниматься политической деятельностью, одному из организаторов Союза учителей Степану Аникину запретили работать учителем.

Большевики, придя к власти, начали зачистку. 28 ноября 1917 года был подписан «Декрет об аресте вождей Гражданской войны против революции». Этим декретом кадеты ставились вне закона, их лидеры подлежали аресту. Двое из них, Кокошкин и Шингарев, в январе 1918 были убиты в тюремной больнице. Викжель был упразднен в январе 1918 года. Партия эсеров была судима на процессе 1922 года и ликвидирована. Профсоюзы закрыты. Даже общество бывших каторжан и ссыльнопереселенцев, то есть общество заслуженных деятелей победившей революции, было ликвидировано в 1936 году.

Последний председатель общества бывших каторжан, бывший эсер, бывший боевик, заслуженный участник экспроприаций и восстаний Александр Андреев сменил царские тюрьмы на советские и после 1938 года исчез в них. Его конец неизвестен.

Революционер, поэт и эсер Владимир Рихтер, трижды сидевший в тюрьме при царском режиме, непрерывно пребывал в советских тюрьмах и лагерях с 1923 года по 1931-й, когда умер от тифа.

Кадет Дмитрий Щепкин, работавший до революции в Государственной думе и в Земгоре, после 1917 года многократно подвергался арестам и в 1937 году расстрелян на Бутовском полигоне.

Трудовик Федот Онипко, участник Кронштадтского восстания 1906 года, расстрелян в 1938.

Так создавалась советская пустыня.

Советский Союз был страной без партий и профсоюзов — социальной пустыней.

Людей было 200 миллионов, а форм социальной жизни — никаких.

Одни муляжи.

Государство симулировало социальную жизнь и с этой целью расставляло повсюду раскрашенные по трафарету картонные фигуры.

Не было партий, хотя была КПСС, не было профсоюзов, хотя был ВЦСПС — профсоюз, за всю свою историю не организовавший ни одной забастовки.

Была кампания в защиту Анджелы Дэвис, а кампании в защиту Анатолия Марченко не было.

Если люди пытались на свой страх и риск создать хоть какой-то оазис социальной жизни в пустыне, то эти попытки жестоко подавлялись, а саженцы, которые им удалось высадить, выкорчевывались.

Когда в шестидесятые годы поэты придумали читать стихи у памятника Маяковскому, их разгоняли вместе со слушателями и арестовывали.

Когда рок-группы в семидесятые давали концерты в залах ДК, туда являлась милиция.

Когда несколько писателей и поэтов затеяли издавать альманах «Метрополь» тиражом 12 машинописных экземпляров, их подвергли проработке, заклеймили, наказали, исключили.

И даже когда люди всего лишь занимались каратэ, учили иврит или собирались в кружок, чтобы вместе изучать учения восточных мистиков — за ними все равно приходила тайная полиция и тщательнейшим образом уничтожала все живое.

Пустыня должна быть мертвой.

С разной, а иногда и с одинаковой жестокостью, разными, а иногда и одинаковыми методами уничтожали социальную инициативу разные люди в разные времена. Сидели они в разных креслах и назывались по-разному — то обер-прокурор Синода, то член Политбюро ЦК, то шеф жандармов, то комиссар НКВД — но дело их было одно: умертвить живую жизнь.

А почему?

Потому что живой и связанный с другими живыми людьми человек непослушен и неподконтролен. Он действует и побуждает действовать других. Он проявляет солидарность и побуждает других к солидарности. Как такому накинешь на шею хомут и как заведешь его в стойло, чтоб стоял смирно? Поэтому надо разлагать и атомизировать общество, чтобы оно состояло не из инициатив отдельных людей и свободных человеческих объединений, а из разрозненных, оторванных друг от друга, придавленных страхом и нуждой одиночек, которым неведомы взаимопомощь и солидарность.

Всероссийский комитет помощи голодающим, в который входили академик Ферсман и писатель Зайцев, бывший член исполкома «Народной воли» Вера Фигнер и бывший председатель Государственной думы Федор Головин, дочь Льва Толстого Александра и режиссер Станиславский, был в 1921 году уничтожен по указанию Ленина, и не только уничтожен, но подвергнут поруганию и осмеянию.

Нельзя позволять людям помогать друг другу, государству от этого опасность и вред.

Так же и сегодня подвергаются поруганию и отмечаются клеймом иностранного агента организации людей, желающие помогать другим людям, попавшим в беду.

Комитет против пыток — иностранный агент.

Движение «За права человека» — иностранный агент.

Фонд борьбы с коррупцией — иностранный агент.

Благотворительный фонд помощи заключенным «Русь Сидящая» — иностранный агент.

Это способ издеваться над теми, кто проявляет социальную инициативу.

Сиди в углу и молчи в тряпочку, и тогда с тобой ничего не будет.

Вменяемое государство поддерживает гражданское общество.

Невменяемое вытаптывает его.

В кремлевском гардеробе до сих пор стоят сапоги Сталина.

Но не удается вытоптать. Стараются, запрещают каждый день, сделали запрет своей единственной деятельностью — а не удается. Тогда удваивают и утраивают усилия, посылают Росгвардию на концерты рэперов, посылают полицейских в школы пугать детей,

В России, замордованной и обворованной, ковыляющей с зарплатой 20 тысяч рублей в кармане, наводненной филерами из Центра «Э» и вертухаями с Лубянки, почти сведенной с ума непрекращающимися волнами лжи, все равно находятся и снова находятся, и опять находятся живые души, которым не безразлично.

Владимир Акименков, узник «Болотного дела», в 2012 году сидевший в клетке в зале Мосгорсуда, теперь год за годом собирает деньги для помощи политзаключенным и их семьям. На каждом большом митинге его можно увидеть с картонной коробкой.

Архнадзор бьется за старинные стены, в которых сохраняет себя наша жизнь и наша история.

Сергей Митрохин, сколько незаконных заборов он снес плечом, сколько варварских строек остановил и как сражается за Москву.

Анна Успенская и Константин Пономарев мало говорят о себе, много о своем деле. Они создали московский фудшеринг — движение, которое спасает от уничтожения сотни тонн еды.

ОВД-Инфо, организация с двумя сотнями волонтеров, спасательная служба движения протеста, мониторит аресты и обыски, посылает адвокатов в суды и 24 часа в сутки семь дней в неделю поддерживает «горячую линию» для всех, кто подвергся преследованиям.

И есть еще девушка Ксения Сухоруких, которая однажды с российским флагом, заклеенным ртом и табличкой «Я умираю» приковала себя к памятнику Ленина в Новосибирске — она тоже российское гражданское общество.

Это существование гражданского общества в обескровленной репрессиями и грабежом стране и есть чудо.

Чудо, что в стране, где десятилетиями насаждался ужас и страх (и сейчас насаждается), есть столько бесстрашных и деятельных людей.

Разные люди занимаются самыми разными делами, и общее у них только одно — они выращивают лес в пустыне.

Их много.