«Не знаю, как суд вынесу. Кажется, я просто умру»

— Мне позвонили наши родственники из Уфы, они увидели Максима в новостях. Я включила телевизор — и сама его увидела. Для меня жизнь остановилась в тот момент. Для меня и сейчас это очень тяжело. Я стараюсь держаться, но с каждым днем мне все хуже и хуже. Я не знаю, как я суд вынесу. Кажется, я просто умру.

Галина Мартинцова, мама 27-летнего Максима, красивая молодая женщина, когда пересказывает воспоминания из детства сына, то улыбается, иногда задумывается, но когда речь заходит о сегодняшнем дне — ей становится очень тяжело, поэтому она говорит медленно и переводит дыхание. В глазах у Галины стоят слезы.

— Первые его письма были: «Мам, все хорошо, не переживай, я невиновен». Потом, я чувствую, что он начал скучать. Это же сын, парень… и от него что-то ласковое услышать — никогда такого не было. А тут он вдруг пишет мне: «Я вас всех люблю. Очень скучаю по вам», — у Галины дрожит голос на этих словах. — Он мне не пишет последнюю неделю. Ему совсем тяжело перед судом. Я прошу его, чтобы он пожалел меня и написал.

«Группа лиц» на Рождественке

Все произошло на пересечении улицы Рождественка с Театральным проездом 27 июля. На сегодняшний день 7 человек, оказавшихся в этом месте, являются фигурантами «московского дела». Среди них — Максим Мартинцов, который, по словам адвоката Михаила Игнатьева, был в центре по своим делам и стал свидетелем избиений, как и многие другие люди, оказавшиеся в этом месте незапланированно. «Он нейтрально относился к этому, — рассказывает мама Максима. — Я общалась с его друзьями после того, как его арестовали. Это был спонтанный для него момент, что он попал на этот митинг. Изначально он хотел поехать в магазин. Понимаете, это точно было спонтанно».

С чего именно все началось — по видео понять трудно, но на кадрах, опубликованных Следственным комитетом, видно: на ступенях, которые окружают клумбу на Рождественке, происходят жесткие столкновения, которые довольно сложно назвать «задержаниями». Один из омоновцев наносит удар по шее уже упавшему на ступени мужчине такой силы, что из рук даже выскакивает резиновая дубинка. В этот момент сразу несколько людей пытаются оттащить омоновца на себя (среди них — фигуранты, которых объединили в «группу лиц»: Александр Мыльников, Егор Лесных и Максим Мартинцов), но самих людей уже оттаскивают за одежду представители полиции. Мартинцова тоже резко одергивают назад, да так, что с него слетают солнцезащитные очки.

14 октября Максима Мартинцова, как и других четверых фигурантов новой волны «московского дела», задержали, затем суд отправил Максима в СИЗО. 7 ноября стало известно, что дела Лесных, Мартинцова и Мыльникова объединили в одно — «совершенное группой лиц».

— Якобы три человека действовали совместно. На видео же они рядом стоят, — поясняет «Новой» адвокат Мартинцова Михаил Игнатьев. — С точки зрения следствия, это означает, что они действовали группой лиц. Здесь нет конкретного указания закона на срок. По факту наказание (по ч. 1 ст. 318 УК РФ. — Ред.) все равно до 5 лет. И больше 5 лет не будет. Но отягчающее обстоятельство добавляет тот факт, что срок может быть больше, чем мог быть до этого [до отягчающего обстоятельства в виде «группы лиц»].

Мартинцову вменяют «применение насилия в отношении сотрудника ОМОН». Однако на видеозаписи виден момент, когда он как будто замахивается ногой, но самого момента удара не видно. В том числе и потому, что парня сразу же оттаскивают за куртку. Во время судебного заседания по избранию меры пресечения в Басманном районном суде следователь Кравченко сослался на «показания свидетелей и оперативные материалы».

— Видеотехническая экспертиза проведена не была, — рассказывает «Новой» Игнатьев. — Соответственно, говорить как о доказанном факте то, что Максим кого-то ударил, это абсолютно неправомерно. Там момента касания нет, его и не было. Там и попытки удара не было.

«Как будто Иисуса ведут»

Внешне скромный, тихий, необщительный, но очень добрый. Со слов мамы, Максим именно такой: «Он неконфликтный, всегда старался выходить из конфликтных ситуаций. Даже в домашней обстановке, если были какие-то конфликты, он лучше промолчит, но никогда не будет выступать, доказывать свою точку зрения. Он такой: лучше отойдет в сторону».

На одном из фото перед судом, на котором Максиму избирали меру пресечения, его ведут в наручниках по коридору, а волосы по плечи чуть развеваются. «Я читала, писали [в интернете] комментарии, что вот, мол, как будто Иисуса ведут», — улыбается Галина.

В своем ходатайстве о заключении Мартинцова под стражу следователь Кравченко приводит, например, такие аргументы: Мартинцов «не обременен социально-полезными связями, удерживающими его в одном населенном пункте». Эти слова следователя следуют за пересказом фактов из биографии Максима, в том числе после того, как становится известно, что он не женат и не имеет детей. Защитник Игнатьев отмечает, что он тоже не женат и не имеет детей: «Интересно, что теперь это так называется [социально-полезными связями]». Следователь также добавляет, что у Мартинцова есть «внутренняя положительная оценка» своих действий.

— Это называется фантазия следствия, — объясняет в разговоре с «Новой» Игнатьев. —

Следствие изгаляется в русском языке, потому что нет ни одного серьезного аргумента для заключения под стражу всех троих.

«Такие умные дети — это не их место»

Как сообщали члены ОНК, на нескольких фигурантов новой волны «московского дела» в изоляторах временного содержания оказывали давление сокамерники: предлагали признать вину, отказаться от адвокатов, пойти на сделку со следствием.

— Даже то, что их побрили наголо, тоже своего рода давление. Всегда были по плечи волосы. А с этой стрижкой… сказали, что они могли отказаться, но им не предлагали отказаться, постригли как виновных, — рассказывает Галина.

Мама Максима хотела внести залог в размере одного миллиона рублей за сына. Суд отказал. «Он после этого очень сник. Я чувствую, как сильно он переживает. Он правда надеялся, что это поможет».

— Все ребята совсем разные. Такие умные дети, это же не их место, — мама Максима специально приезжает из Брянской области в Москву практически на каждое мероприятие, которое организовывают матери политзаключенных. — Я стала следить за многими фигурантами. Все эти дети мне как родные стали. И это место [СИЗО]… Оно же так их сломает. Невозможно было жить и подготавливать сына к такому. Когда я сюда приезжаю, я в таком движении, что-то делаю — и себя сдерживаю. Но дома, конечно, мне очень тяжело. Я понимаю, что мне нужно еще работать, но вот вчера я лежала до двух часов дня и не могла встать. Я ничего не хотела. Такая депрессия наваливается… Суды начинаются, и все стараются нас успокоить, мол, примите такие таблетки и такие… — Галина на секунду задумывается и говорит: «Да, мы себя успокоим. А детей наших кто успокоит? Как своему ребенку помочь?»