Памятник изготовили в Иркутске (из пенопласта, потом покрыли гипсом), на грузовике перевезли в Хужир, на знаменитый байкальский остров Ольхон, за 300 с лишним километров, установили в самом привлекательном и узнаваемом месте — чтобы все увидели — на фоне символа озера, скалы Шаманки. Собрался стихийный митинг.

На постаменте четыре слова: «Гарант Конституции» и «Свободу Копылову». Очевидцы утверждают, что настроение у людей было решительное, памятник пришлось охранять. В результате «гарант» не вмешался. Копылова осудили (оба районных судьи взяли самоотводы, процесс прошел в Эхирит-Булагатском). Памятник демонтировали и увезли.

— Его бы разукрасили, а оно нам нужно? — пояснил мне один из организаторов акции — иркутский предприниматель, друг Копылова, Сергей Перевозников. — Нам ведь надо было, чтобы акция оказалась замечена, ну и добились: весь интернет фотографии заполнили… Предлагали еще и перекрыть копыловскую дорогу на Ольхон, я возражал, хотя теперь думаю, напрасно: в разгар туристического сезона это бы прозвучало особенно веско… Сейчас мы еще несколько акций продумываем.

— Мы — это кто?

— Они меня не уполномочивали называть их фамилии…

У его сыроварни (на Байкальской улице) стояла машина с трафаретной надписью по заднему стеклу: «Свободу Копылову» («Ваша?» — спросил я. «Жены», — ответил Сергей). Машины с такими же надписями я потом видел и в Иркутске, и в Хужире, и в райцентре Еланцах, у зданий администрации. А при въезде в Еланцы эти же слова — увидел из автобуса — камнями выложены на склоне сопки.

Мэра Ольхонского района Копылова признали виновным в превышении должностных полномочий, в начале июня 2019 года приговорили к трем годам лишения свободы. По версии следствия, во время реконструкции дороги от райцентра до паромной переправы он незаконно предоставил дорожникам в аренду участок земли, заведомо зная, что он относился к Прибайкальскому национальному парку. 11 октября Иркутский областной суд отказал в апелляции. Теперь делом займется кассационный суд в Кемерово.

…Это у прокурора дела, у нас — делишки.

Но сначала — справка.

Длина острова Ольхон — 73,5 км, ширина — до 15 км, площадь — 730 кв. км. Расстояние от Иркутска по автодороге — 256 км. Отделен от материка проливами Малое Море и Ольхонские Ворота. К востоку от острова находится глубочайшее место Байкала — 1642 метра. Территория Ольхона вместе с прилегающими островками входит в Прибайкальский национальный парк.

Остров считается сакральным центром «северного шаманского мира». И у мыса Бурхан (та самая скала Шаманка) над берегом озера рядом с поселком Хужир, трепещут на ветру ленточки на деревьях: это «обо» — место поклонения духам. По старинным преданиям в пещере скалы Шаманки жил владыка этих мест и всего Ольхона — Бурхан. Таким же священным у бурят местом почитания является высочайшая гора острова — Ижимей (1274 м). Где-то у подножия этой горы якобы прикован цепью бессмертный медведь.

В советское время до середины 1950-х в урочище Песчаное располагалось «учреждение» ГУЛАГа. В четырех бараках жили осужденные. Трудились они в располагавшемся здесь цехе Маломорского рыбного завода. До наших дней сохранились лежневки — настилы из досок по пескам для проезда транспорта к цеху.

Сейчас на острове одна дорога — грунтовая, от паромной переправы до поселка Хужир.

Рыбзавод на Ольхоне заброшен, рушится на глазах (ушел омуль, его лов на Байкале запретили на десять лет). Рыбзавод купило «частное лицо» (все в один голос называют вице-премьера областного правительства) с целью перевести в разряд рекреационных объектов. Но местные депутаты новому хозяину отказали, вице-премьер приезжал лично, шумел, грозил, но безуспешно.

Въезд на остров осуществляется по паромной переправе от села Сахюрта. В настоящее время работают три парома — малый «Дорожник» (принимает 5–6 машин) и большие — «Ольхонские Ворота» и «Семён Батагаев», принимающие каждый около двадцати машин. В летнее время переправа работает весь световой день с интервалом около часа. На подъезде к переправе скапливаются многочасовые очереди из автомобилей. Среднее время прохождения очереди около трех часов. Зимой вместо паромной переправы работает ледовая дорога.

Была идея построить через пролив мост. «Вроде бы, отбились, — радуется Григорий Огдонов, бывший глава Хужира. — Потому что тремя паромами, хоть убейся, больше пятисот машин в день не перевезешь».

В 2005 году на Ольхон была проведена линия электропередачи. Живут на острове 1744 человека. Вот уже почти 15 лет — со светом.

Живут, в общем-то, хорошо за счет туризма: десятки частных турбаз, гостиниц, кафе, сувенирных лавок. Китайцы, опять же, строятся. Не скажу, что иероглифов в Хужире больше, чем кириллицы, но в глаза они бросаются.

С точки зрения местного жителя

Мои собеседники — Григорий Огдонов и многодетный отец Вячеслав Гармаев. Гармаев на полученный материнский капитал построил в поселке дом. И сейчас защищает в суде свое право жить в нем.

В. Г. — Дом в собственности, земля в собственности… Но на дом как-то никто не претендует, а землю вдруг посчитали принадлежащей Национальному парку. Как и весь остров. А на кадастровый учет никто не ставит — ни администрация, ни парк.

Г. О. — Администрация как раз поставила… У нас на Ольхоне был составлен первый в области генеральный план, в 2008-м он был утвержден, согласован, в Москву его отправляли, в 27 министерствах и ведомствах визировали… Прокуратура сейчас пытается оспорить, но сроки давности все вышли. Где вы раньше-то были? Дело в том, что в решении думы Хужирского муниципального образования в текстовке написано: «Карт-материал прилагается», а надо было, оказывается, написать: «Карт-материал генерального плана Хужирского муниципального образования прилагается». И из-за этого надо весь генплан аннулировать, представляете?

В. Г. — И вот три года я, как какой-то преступник, — сужусь, адвокатов нанимаю, езжу…

В. Г. — Кто 500 рублей дал, кто тысячу, кто побогаче — больше. Ну, раз собрали, два… Сколько же можно?

Г. О. — Представляете? Собирается он в Еланцы, заправляет машину, дорогу вы знаете, это время, это деньги, покушать опять же надо. В это же время из Иркутска в Еланцы едет адвокат, пять часов. Приезжает, садится в суд, а судья: «Переносится!»…

В. Г. — Адвокат мне: «Извини, у меня работа такая». Суд был, не был — он же приехал. По деньгам тысяч 100–130 на адвоката ушло, каждый выезд — 13 тысяч, вот и считайте… Потом он по-человечески отнесся, скидку сделал.

Из Листвянки депутат в 2015 году написал президенту по такому же случаю, оттуда спустили в Минприроды, там начальник департамента ответил: да, можно выдавать в собственность. И указал — чтобы социальная обстановка не накалялась. Черным по белому. Приехал ко мне на суд представитель Минприроды, я ему говорю: у меня есть ваше письмо, ответ на обращение к президенту. Он посмотрел, говорит: мне надо с начальством посоветоваться. Суд опять откладывается, через месяц этот приехал: нет, это все ерунда, это все частное мнение одного чиновника. Хорошо же «частное мнение» — на бланке, с печатью, с подписью директора департамента…

Г. О. — Если населенный пункт входит в состав Национального парка, то все объекты инфраструктуры переходят в ведение Минприроды. Тогда и администрация не нужна. Зачем она? И если такой Слава захочет забор переставить, он должен написать в Москву письмо в Министерство природных ресурсов. Только так. В Москве в министерстве есть специальный отдел, там четыре человека — на всю Россию!

Понятно, сплошь и рядом, отправил человек письмо, ответа не получил, махнул рукой и сам сделал, не дожидаясь разрешений. Но тогда каждый становится потенциальным фигурантом как минимум административного дела. Понимаете, в каких мы тисках?

В. Г. — Прокуратура весной нам сказала: чтобы оформить разрешение на строительство, пишите в администрацию. Там, естественно, отвечают: на основании представления прокуратуры — отказать. Они идут в суд на администрацию. И прокуратура нам на сходе говорит: в суде мы вам поможем. Не бред ли?

Когда была «прямая линия» с президентом, в 17-м, приезжал сюда такой Зарубин (московский тележурналист Павел Зарубин. — Ред.), обратился к нам, чтоб мы, значит, вопрос президенту задали. Выделили человека, а слова ему не дали. Такое было разочарование у людей, мне потом говорили: что ж ты микрофон у этого Зарубина не вырвал?

У нас на сходах до такого накала доходит, что вилы готовы взять и поднять на них всех этих людей…

Г. О. — Я здесь пять лет главой администрации проработал, да еще семь до того — специалистом. Тоже три года под следствием ходил. Здесь была огромная свалка, и я ее убрал. Все население привлекли, всю молодежь. Убрали все, под грабли. Так меня перед Новым годом законопатили в тюрьму. Два месяца отсидел, потом восемь месяцев — под домашним арестом.

В. Г. — Мусора было — полтора метра, еще с советских времен.

Г. О. — Сказали, что свалка была не 60 тысяч кубов, а семь. Всего лишь. А остальные деньги я, вроде бы, прикарманил. Но мы все доказали, в итоге я получил условно. Такое уж у нас правосудие, судья мне сказала: я тебе даю условно, без штрафа и без отстранения от должности! И я еще год главой проработал, на меня еще два уголовных дела завели, я еле-еле из них вылез. С адвокатами только в прошлом году расплатился, а ребята-подрядчики, которые свалку убрали за 18 миллионов, квартиры свои продали…

Мы же все свалки с острова убрали, у нас здесь семь деревень, у каждой — своя свалка — где побольше, где поменьше. И мы их все ликвидировали, методом сортировки, впервые в России. Посмотрите, всюду стоят разноцветные контейнеры — для стекла, для пластика, для бумаги. Сейчас здесь нет ни одной свалки. И это не заслуга Национального парка.

В. Г. — Каждый местный за охраной природы следит больше, чем любой нацпарк. Окурка из машины никто не выбросит. В «Что? Где? Когда?» даже был вопрос: почему на Ольхоне к багажнику каждой машины пустая бутылка привернута? А чтобы бычки туда сбрасывали! И кто это делает? Нацпарк? Каждый год, сезон заканчивается, мы собираемся и по экскурсионным тропам проезжаем, чистим все. Никто не платит, никто не заставляет — сами.

На приеме у стоматолога

Известный иркутский биолог Виктор Кузеванов:

— Когда мы говорим о системе «Человек и Байкал», мы не взаимодействуем с самим Байкалом, мы взаимодействуем с другими людьми. И вот этим взаимодействием мы природу Байкала и разрушаем. Это касается либо строительства здания, либо пирса, либо дороги… Проблема дорог на Ольхоне просто катастрофическая. И если вы еще можете проехать от парома до Хужира… А поскольку нет асфальта, который защищает почву, автомобили с колеи съезжают, едут вдоль нее. На Ольхоне эти следы остаются в течение десятилетий, как в тундре след от вездехода. Но свойство Ольхона, я уже говорил, перебороть эти воздействия с течением времени…

— Времени хватит?

— Максимальную антропогенную нагрузку на Ольхон изучал институт в Иркутске. Выработали специальные нормативы для Ольхона, за основу были взяты нормативы, принятые в Европейском Союзе, участвовали лучшие европейские ученые, специалисты по ландшафтному планированию. Но, к сожалению, у нас существует разрыв между тем, что говорят ученые, и тем, что делают администраторы. Те поступают не так, как им советуют ученые, а так, как им диктует их «здравый смысл». А что может бюрократ? Либо запретить, либо предоставить преференции самым злостным нарушителям.

— Почему — «либо»? Это и происходит одновременно.

— Конечно. У нас есть многочисленные законы и правила, в прибрежной зоне на Байкале запрещено многое делать… Но это почему-то не работает.

— И какой же выход из этого?

— Знаете, есть такая книжка — «Байкаловедение», в ней разбираются все аспекты взаимоотношений, я рекомендую вам эту книжку найти. Это три учебника — для 5-го, 6-го и 7-го классов. По этим учебникам сейчас обучаются несколько десятков тысяч школьников в области. Их написала моя супруга. И там есть специальный раздел «Человек на Байкале», где все разложено по полочкам, с чего начиналось, куда что движется, к чему идет…

Поэтому у меня видение не такое негативное. Понимаете, когда у тебя зуб болит, ты приходишь к стоматологу и понимаешь, что будет больно, но перетерпеть надо.

— А если попали к плохому стоматологу?

— В данном случае у нас не один стоматолог… У нас постепенно формируется гражданское общество, закладываются традиции, корпоративная культура, если хотите. Это выплескивается в форме протеста, как в случае с Копыловым. Понимаете, он принял решение, поддержанное населением. На «прямых линиях» люди напрямую обращались к президенту, президент дал прямое поручение, администрация, скрипя зубами, начала, вроде бы, выполнять… Но перепоручила это вниз, тому же Копылову.

С точки зрения Нацпарка

Светлана Бабина, замдиректора по науке «Заповедного Прибайкалья»

— По поводу Копылова. Был нанесен ущерб Прибайкальскому национальному парку, и данное деяние должно быть, конечно, наказано. Мы считаем, есть законные пути, и если закон был нарушен, значит надо отвечать. И очень хорошо, что хоть где-то закон восторжествовал. Хорошо бы это было так везде.

— На сколько за последние годы увеличилось число туристов на Ольхоне?

— Я, конечно, сходу вам точные цифры не назову… Но очень сильно увеличилось.

— Новая дорога этому сильно способствовала?

— Не знаю… Не думаю, что очень сильно. Думаю, что сейчас просто идет к пику интерес, вызванный публикациями в социальных сетях. Это — временное явление. Понимаете, 80–90% туристов, посещающих остров, это все-таки жители Иркутской области, китайцы растут, да, но с ними такая интересная ситуация: они создают фактор внесезонный. Например, у нас основную нагрузку дают летние месяцы. А китайцы едут и в ноябре, и в декабре, и в марте… То есть, не сказать, что рост из-за них. Может быть, у людей больше техники стало, больше интереса к озеру Байкал, люди меньше стали ездить за границу. И связан рост туризма, конечно, с электрификацией Ольхона, и с паромами. И, не забывайте, в Иркутской области последние три года были необыкновенно солнечные и теплые. И это тоже сказывается. Ну, и то, что количество мест для проживания на Хужире увеличилось, турбазы строятся очень быстро — и наши, и китайские.

Дорога, конечно, тоже как-то повлияла. На Ольхоне сильно увеличилось количество машин, система отрабатывается, гиды уже с зимы набирают больше групп, и что это за «гиды»! Гидов надо сертифицировать!

Ситуация такая, остается только надеяться, что интерес к Ольхону все-таки уменьшится…

— Но пока он увеличивается…

— Перспективы, как бы, есть… Например, уже со вторым руководителем мы пытаемся ввести систему электронных разрешений. И я надеюсь, со следующего года она, наконец, заработает. Есть идея создания в Еланцах общего въездного КПП, большого, где будут выдавать эти разрешения, где будут парковки. Но пока это только проекты.

Есть проект сделать тропы на Шаманке, проект не наш, нам его принесли, мы посмотрели, дали свои замечания, сейчас его дорабатывают. Кто только на него выделит деньги? Потому что мы сейчас получаем финансирование, которого едва хватает на бензин да заработную плату. Нужны внебюджетные средства — на организацию рейдов, на биотехнические работы, на вывоз мусора… В случае пожаров — на выплаты авиаторам, пожарным. А компенсация по всем этим расходам возможна только в марте — после судебных решений и после сезона. Иногда не в полном объеме. А тем, что получаем летом, нам удается только-только дырки заткнуть.

— Как бы вы оценили состояние законотворческой работы по Байкалу?

— Очень слабая. Непродуманная. Ее надо менять, или толку здесь никакого не будет. И то, что жители населенных пунктов должны на всякое строительство получать разрешение в Москве в Министерстве природных ресурсов, абсолютно невыполнимо.

— Их там, действительно, только четыре человека?

— Да. Я понимаю, сделано это было, чтобы оградиться от коррупции со стороны местной администрации, но это привело к тому, что люди совершенно не знают, что им надо согласовывать с Москвой в своей хозяйственной деятельности.

— Неустановленные границы Национального парка. Это как, соответствует действительности?

— Да. На самом деле эта проблема в общих чертах действительности соответствует. Постановлением Верховного суда границы природного парка устанавливаются согласно решению Совета министров РСФСР от 1986 года, но, к сожалению, и там полно нюансов, которые мешают им пользоваться. Но на сегодняшний день я, однако, могу обещать, что граница, наконец, будет установлена. Сейчас идет работа по постановке территории на кадастровый учет. И мы все очень верим, что уже в следующем году этот вопрос будет, наконец, решен. И парк обретет свои границы. Но в них войдут и населенные пункты, что не только для них, но и для нас очень обременительно.

— И как этот груз вы собираетесь нести?

— А у нас никто и не спрашивает. В том постановлении 1986 года вопрос поселений никак не оговаривался специально, а прокуратура настаивает, что выводить территории из состава Национального парка нам нельзя. И нам, конечно, придется заниматься всеми делами, свалками теми же. А все законы только готовятся.

— А сил-то у вас хватит, заниматься всем этим?

— Не хватит, конечно. Тем более когда мы встанем на кадастр, все проблемы берега Байкала станут нашими.

— А сколько у вас сотрудников?

— 240. Нам, конечно, увеличат штат, но — ненамного. А территорий у нас миллион гектаров. Три территории — кроме Прибайкальского, еще два парка. В разных концах области.

— В общем, вам не позавидуешь…

— Не позавидуешь. Это объединение трех нацпарков было произведено совершенно напрасно, разные территории, с разной строгостью режима, задачи разные. И один руководитель, у которого все время что-то горит, а на хвосте сидит природоохранная прокуратура со своими замечаниями.

С точки зрения бюрократа

Монолог заместителя мэра Ольхонского района — председателя комитета по управлению социальной сферой Раисы Белеевой

— Копылов исполнял свои обязанности как всенародно избранный мэр, и в благих намерениях Сергея Николаевича никаких сомнений нет, равно как и в том, что реализовывал он их в рамках тех полномочий, которые на тот момент у него были.

Таким образом подставлять должностных лиц нельзя.

С октября 2016 года мы не можем строить на территории всего района. Даже в тех населенных пунктах, которые находятся от Байкала на расстоянии 30–40 километров. Где есть бабушки, которые и Байкала-то никогда в жизни не видели. Вчера у меня на приеме была женщина, у которой муж инвалид. У нее истекает срок аренды земельного участка, 5 декабря.

Мы сейчас приостановили все действия по выделению земельных участков, в том числе и по аренде. Например, произошел пожар. Хозяин хочет на своем участке построить новый дом. А муниципалитет ему разрешения не выдает и не может выдать. Как только он выдаст ему разрешение, вступит прокуратура.

У нас очень терпеливый народ, мы живем в более чем в двухстах километрах от областного центра, блага цивилизации дошли не всюду, есть поселения, где нет стационарного источника электроснабжения. А они живут, не ропщут, нет там митингов…

Местные жители, коренное население, всю жизнь занимались охотой, рыбалкой. Сейчас — нельзя. Выходить на Байкал — нельзя. Заниматься сельским хозяйством — нельзя. Государство должно идти на то, чтобы каким-то образом компенсировать тем жителям, продумать дополнительные меры социальных гарантий. А пока — только запреты.

И как они должны жить?

Такой простой пример. Есть дороги, их надо поддерживать. Соответствующие службы их бы отсыпали, без проблем. А отсыпать-то и нечем! В районе нет ни одного разрешенного карьера! Поэтому карьер, которым пользуются, на грани фола, завтра придут и спросят: почему? А мы детей по этим дорогам в школу возим…

А население такое терпеливое, методами шантажа никогда не пользовалось. Бывает иногда: мы не пойдем на выборы! Все равно 80%…

Но сейчас точка кипения на максимуме.

Некоторые выводы

Законодательство по Байкалу на редкость запутано, громоздко, противоречиво. Ничего нельзя. А значит — все можно. Но во всех документах используется формула «защита Байкала», хотя надо, по мнению Кузеванова: «защита и использование».

Рыбзаводы на десять лет закрыли, людей поувольняли. Но через восемь лет омуль вернется, и — что?

Да и «защита», прямо скажем, так себе. В центральную защитную зону полностью включены территории трех районов: Слюдянка, Листвянка и Ольхон. В то же время из нее исключены пять городов. Все ли убеждены, что они загрязняют озеро меньше, чем занюханная деревенька в трехстах километрах от Иркутска? В Байкальске, например, моют железнодорожные вагоны, сливают в Байкал, вонь стоит, лошади из озера воду не пьют… Это ничего?

Как заклинание повторяют формулу «частно-государственное участие». С частниками все понятно, а что делает государство?

Конечно, пугают огромные расходы, отдачи от которых даже в обозримом будущем не будет. Разве что люди начнут жить по-человечески. В Еланцах я прогулялся по поселку, и за 20 минут ко мне подошли четверо стариков (очевидно пьяных — двое), просили (с разной степенью напористости) рублей двадцать на хлеб. Одному, самому красноречивому, я дал.

И, наконец, собственно о Копылове. Тридцатикилометровую дорогу, которая раньше занимала два часа, по новому асфальту я преодолел за 20 минут. Строили ее (с перерывами) много лет и конца-краю строительству видно не было. Заповедные Тажеранские степи и справа, и слева от дороги изрезаны незаживающими шрамами следов от машин, когда-то съехавших с трассы и рванувших в отчаянии по бездорожью.

Тогда было лучше?

Все считают, что Копылов сделал огромное дело. «Но надо было действовать по закону», — убеждена замдиректора Нацпарка, а не сдавать в аренду на одиннадцать месяцев участок бывшей овцефермы на тысячу голов под «асфальтово-цементный завод» (что на слух, конечно, ужасно, но это просто дорожный термин для временного городка строителей плюс «дробильно-сортировочное устройство»). Причем сама принадлежность этого участка Парку подвергается сомнению, документы противоречивы, за 33 года привести их в убедительное состояние никто так и не удосужился.

И не он один.

Причем никто даже не заикается о том, что что-то здесь могло «прилипнуть» к его рукам. Но в приговоре звучит: «Разрешая вопрос изменения категории преступления на менее тяжкую, суд учитывает характер совершения преступления, направленного против интересов службы в органах местного самоуправления и крупный многомиллионный ущерб наступивших последствий». И «характер совершения преступления» облегчить участь преступника не дает абсолютно.

Парк полагает, что Копылов должен ему 28 миллионов рублей; суд, спасибо ему, не принял решения о возмещении этих убытков, предложил обратиться с гражданским иском. Я спросил о нем у жены Копылова, она ответила, что иск все еще не предъявлен. Высказала предположение, что — готовят.

Я же, ввиду неисправимого прекраснодушия, полагаю, что им просто — стыдно.

…Так кому же это дело выгодно? Нацпарк в лице своего замдиректора полагает, что оно служит благим примером торжества закона.

Наводит ужас, другими словами.

Других, достойных обсуждения причин, я так и не увидел.

…«Одиночный пикет» памятника на Ольхоне постоял и его убрали.