— В понимании обычного «домашнего» человека бездомный — это грязное, опустившееся существо, от которого обязательно разит мочой, а может, и чем-то посильнее, вечно пьяное, вороватое, да еще и само полностью виновное в своем положении. Так ли это — если не так, то откуда тогда взялся такой стереотип?

— Стереотип взялся потому, что такие люди действительно есть. И они самые заметные. Про них любой человек точно понимает, что эти граждане находятся в состоянии бездомности. Всех же остальных, которые и составляют основную массу бездомных, не отличить ни по виду, ни по запаху, ни по поведению от обычного прохожего. Разница только в том, что прохожий идет домой, а бездомный человек мучительно думает, в какой бы подъезд толкнуться, чтобы переночевать.

— Разве люди становятся бездомными не из-за того, что пьют, не хотят работать и ведут себя асоциально?

— Бездомность — это следствие череды бед, которые происходят с человеком и с которыми он не смог справиться самостоятельно.

Скажу так, что самый частый запрос, который мы получаем от клиентов консультационной службы «Ночлежки», — это помочь найти работу. Еще 30 — это люди, которые оказались на улице из-за семейных конфликтов.

— То есть старые родители, выгнанные детьми?

— Бывает так, а бывает и наоборот — родители выгоняют детей. Много мужчин, которые оставили все жене и детям и ушли в никуда. Но, в общем, алгоритм примерно такой: нет работы в родном городе, человек, которому надо кормить семью, внезапно остается без зарплаты, едет в Москву или Петербург в основном наобум Лазаря или по совету каких-то друзей, которые когда-то где-то работали, а дальше — дальше у кого-то получается, а у кого-то нет. И в крупном городе у таких людей нет никаких социальных связей, пришла беда — а за помощью обратиться не к кому.

— Ну хорошо, пришла беда — поезжай обратно, там все-таки дом хотя бы есть. Почему не едут?

— Потому что знают, что там их ждет: отсутствие работы и семья, которая отправила на заработки, а они вернутся ни с чем.

— То есть просто-напросто взрослому мужику стыдно вернуться?

— Стыдно. Они справедливо думают, что в Москве больше возможностей, ну вот здесь не получилось, на этой, допустим, стройке, то получится в другом месте. Начинается шатание по огромному незнакомому городу. И днем, отгоняя всякие мысли, он ищет работу не пойми где, а потом наступает вечер, и он понимает, что идти некуда. В голову приходит только одно место — вокзал. Поэтому на вокзалах и получается самая большая концентрация бездомных.

— А откуда вы это знаете?

— Когда раздаем еду или наборы предметов первой необходимости, то за вечер около вокзалов приходят до ста человек. И про большинство из них по внешнему виду я бы никогда не подумала, что это бездомные, настолько они не вписываются в нарисованный вами образ.

— Вы хотите сказать, что, когда человек попадает в такую ситуацию, нет никаких государственных городских служб, которые бы могли и были бы обязаны помочь?

— Службы есть. Но когда человек находится в ситуации большого стресса, а это огромный стресс, нужен кто-то, кто возьмет его за руку и расскажет, куда пойти и какое заявление написать. А, с другой стороны, даст возможность где-то пожить, привести себя в порядок, постирать одежду, потому что когда человек грязный, он очень быстро теряет уверенность в себе. Такими людьми, которые ведут человека за руку, являются юристы и социальные работники консультационной службы «Ночлежки».

— То есть проблема в том, что нет моста между государством и гражданином, попавшим в передрягу?

— Да. А еще, например, если человеку негде жить, то в Москве нет места, где бы он мог пожить некоторое время. Есть государственные приюты для бездомных, но они доступны только для бывших москвичей. То есть для людей, у которых есть паспорт, и в нем место последней регистрации — Москва. А таких только 14 процентов среди всех бездомных Москвы.

— Выходит, самое простое — создание рабочих мест на местах. Тогда должно получиться, что в странах, развитых экономически больше, чем Россия, бездомности вообще быть не должно. Но это же не так, причем совсем не так.

— Ну возьмем страны Евросоюза — там же совершенно другая структура бездомности. Если у нас 87 процентов бездомных — это граждане России, то там большинство бездомных — мигранты. А еще эффективность государственной политики в отношении бездомных определяется таким показателем, как средний стаж бездомности. Это период, за который человек, оказавшийся бездомным, выбирается с улицы и возвращается в свою обычную жизнь. Так вот, в странах, где государство относится к своим жителям с большей заботой и по-иному, чем у нас, определяет степень ценности человеческой жизни, в целом средний стаж бездомности 10–14 месяцев. И за эти месяцы человека подхватывают государственные или некоммерческие организации, кто-то помогает с работой, кто-то с жильем.

— Страшно спросить, чему этот стаж равняется у нас…

—Ого! За это время не только одежда, в которой из дома уехал, до дыр протрется, но и связи с домом ослабнут.

— Вот именно! Поэтому самое главное — подхватить человека, когда он только начинает падать, чем мы, собственно говоря, и занимаемся.

— И сколько лет назад «Ночлежка» подхватила первого «пациента»?

— Первые социальные работники с бездомными появились еще в 90-х годах в СПб, а полноценная служба в ее текущем виде открылась в 2004-м.

— Как к этому тогда отнеслись жители? Тоже считали, что черный дым будет валить из труб после посещения бездомными прачечной?

— А вот и нет. В Петербурге не было никаких сложностей вообще.

— Вы хотите сказать, что это именно Москва такой бездушный город?

— Нет, мне так совсем не кажется, здесь огромное количество людей добрых, отзывчивых и ответственных. Но многие, приехавшие покорять Москву и ставшие здесь успешными, считают, что раз у них получилось, то и у любого другого должно получиться, а раз не выходит — то сам виноват, дурак и неумеха, и нечего ему помогать. В Петербурге гораздо больше коренных жителей. И они воспринимают бездомных не как «понаехавших» неудачников, а как беду своего города. Кроме того, как-то так получилось, что в Москве до прошлого года не было большой общественной дискуссии про бездомность в отличие от Питера. И вот, как обычно, — когда люди чего-то не знают, они зачастую безотчетно боятся, и начинаются фантазии про черный дым…

— А каков результат вашей работы в Петербурге? Что является мерилом?

— Возвращение в обычную жизнь, конечно. «Ночлежка» — небольшая организация, охватить всех бездомных для нас невозможно, но за эти годы нами создана модель ресоциализации с измеримым результатом, и государство, если захочет, может эту модель воплотить в жизнь.

В численном выражении это не так много, может быть, около ста человек каждый год, но именно это показывает, что наша модель — работающая. Да, и не забывайте — про наши неудачи мы знаем больше, чем про наши успехи.

— Выкарабкавшиеся из бездомности люди предпочитают забыть об этом травматичном опыте?

— Конечно. Часто меняют номера телефонов и не выходят на связь с нашими соцработниками.

— Что входит в ваш комплекс по спасению бездомного человека?

— Первое — это гуманитарные проекты, помогающие просто-напросто не умереть на улице от холода и голода. Наши пункты обогрева — это большие армейские палатки, которые мы ставим в разных районах города на зиму, — можно прийти и переночевать в тепле и безопасности. В нашем ночном автобусе бездомного — кстати, не только бездомного, а любого, кто придет, мы не задаем никаких вопросов, — накормят горячим супом, а в прачечной дадут возможность постирать и высушить вещи.

— А почему вы ничего не спрашиваете?

— Если человек готов стоять в очереди за тарелкой супа, значит, ему нужна помощь. И точка. Вторая часть нашего комплекса по спасению бездомных — это консультационная служба, где юристы и социальные работники помогают восстанавливать документы, искать работу, оспаривать мошеннические сделки с недвижимостью. Ну и, конечно, приют, в котором человек может пожить до решения своих проблем. В среднем — это 4–5 месяцев.

— То есть за четыре-пять месяцев можно вернуться к нормальной человеческой жизни?

— По нашей статистике — да.

— И пока в недружественной Москве вы хотели бы попробовать создать вот такую действующую модель?

— В Москве мы хотели бы сосредоточиться на консультационной службе и приюте, потому что здесь есть много организаций, которые давно помогают с едой и вещами, то есть в буквальном смысле не дают людям умереть. И вот дальше очень нужны мы, чтобы помочь бездомному выбраться с улицы.

— А как сами бездомные про вас узнают?

— Сарафанное радио никто не отменял, особенно среди бездомных, это не шутка. А на сайте «Ночлежки» в Петербурге есть специальные информационные листовки, которые каждый неравнодушный может распечатать и отдать на улице бездомному. В них рассказывается и где поесть, и куда пойти за юридической помощью, и многое другое. Это отлично работает в Петербурге, и я не вижу причин, чтобы не заработало в Москве.

— То есть вы намерены продолжать, несмотря на то, что вас целый район на Беговой принимает в штыки?

— Да, мы упорные ребята и намерены продолжать. Надеюсь, когда люди увидят, кто на самом деле приходит к нам за помощью, типический образ бездомного —

В районе Беговой есть огромное количество людей, которые нас поддерживают и всячески помогают, просто люди, от незнания кричащие «ужас-ужас», всегда более заметны. В принципе, нам не нужно ничье согласие для работы, ведь по закону такой проект может спокойно существовать, например, на первом этаже жилого дома, а мы выбрали отдельно стоящее нежилое помещение за железной дорогой. Понимая опасения жителей и желая взять их в союзники, мы ничего не хотим делать за их спиной. Мы хотим, чтобы люди поняли, что наш проект, направленный на уменьшение количества бездомных, которых в этом районе Москвы между Белорусским и Савеловским вокзалами исторически много, принесет всем пользу. Вот в Петербурге, например, все жители района, где находится «Ночлежка», знают, куда можно направить товарища, который забрел в поисках ночлега в их подъезд.

Согласитесь, это ведь лучше, чем переступать через живого человека или закрывать дверь перед носом у замерзающего…