В понедельник, 23 сентября, стало известно, что ФСБ впервые нарушила главное правило программы амнистии капиталов, одобренной президентом Путиным. Амнистия предполагала, что бизнесмены, которые решили вернуть свои деньги и имущество в Россию, будут регистрировать их в декларациях для Федеральной налоговой службы, но дальше никто не будет интересоваться их происхождением, а уж тем более обвинять бизнесменов в незаконном их приобретении. Система сломалась: ФСБ использовала декларацию совладельца строительной компании «Усть-Луга» Валерия Израйлита в качестве доказательства по уголовному делу, а суд посчитал, что это нормально. Израйлита, арестованного в 2016 году, обвиняют в легализации денежных средств, полученных в результате преступления, и в особо крупном мошенничестве. По информации газеты «Ведомости», суд решил, что на эти преступления амнистия не распространяется, и встал на сторону Лубянки.

Эта ситуация нарушает базовую договоренность между бизнесменами, подумывавшими вернуться в Россию, и властью, которая в этом возвращении заинтересована. Силовики выступают здесь третьей стороной, но самой сильной: у них своя мотивация, так что на любые сторонние договоры им, в общем, наплевать, говорит социолог права Элла Панеях. В интервью «Новой» она объясняет, как вышло, что у бизнеса нет шансов на спасение.

— Разве смысл амнистии капиталов заключался не в том, что подобные декларации ни в коем случае не должны быть использованы в суде?

— Разумеется, для тех, кто запускал процедуру амнистии капиталов, смысл был именно в этом. Но государственная система управления, хотя и выглядит как вертикаль власти, по своей сути, удивительно не консолидирована. Каждое ведомство вспахивает свою полосу, не обращая внимания на интересы остальных, а силовики в этом смысле наиболее независимы от всех. Правильная бытовая формулировка их мотивов: «Что хотят — то и делают».

все цели, которые ставит амнистия капиталов, для них совершенно ничего не значат. Было изначально понятно, что к этому все придет, поэтому амнистия капиталов с самого старта привлекла так мало людей, фактически никто не вернулся. Провал случился не потому, что идея плохая, а потому, что очевидно было: не одна, так другая силовая структура отнесется к интересам федеральной власти с полным презрением.

— Власть, объявлявшая амнистию капиталов, не предполагала, что придут силовики? Или решили махнуть на свои риски?

— Думаю, создатели проекта амнистии с самого начала переоценили свое влияние в государстве и способность удержать силовые структуры под контролем. Вряд ли они хотели обмануть предпринимателей и сыграть роль козла-провокатора. Но понятно ведь было, что удержать силовиков нельзя: их давление на бизнес происходит не в рамках госполитики, а на уровне локальных ведомств, которые решают собственные задачи. С другой стороны, не надо думать, что ФСБ теперь изымет все декларации, поданные в рамках амнистии, и начнет тотальное преследование.

— То есть бизнесмены и дальше могут воспользоваться программой по амнистии капиталов, но должны понимать, чем им это грозит?

— Могут, но нужно быть безумным, чтобы в такой ситуации ею пользоваться.

— Тех, кто уже воспользовался программой, нельзя теперь называть безумцами?

— Возможно, с их стороны это была наивность. Или расчет на то, что есть свои люди среди силовиков, так что возникающие проблемы с амнистией можно будет решить. В любом случае, даже если это были какие-то рациональные соображения — они не сработали.

— Можно ли кейс с приобщением декларации в качестве доказательства обвинения в суде и другие истории давления на бизнес в России рассматривать как устойчивые сигналы, что со стороны силовиков меньше преследования коммерсантов не станет?

— Давление и не может ослабевать, потому что

— По поводу политической воли: Путин же говорил еще зимой, что нужно ослабить давление на бизнес, а Совфед даже готовил законопроект об усилении роли прокурора в экономических делах.

— Путин это говорит не в первый раз. У нас есть иллюзия, что Кремль все контролирует — своих силовиков уж точно.

Но когда речь не идет о каком-то конкретном деле, инициированном на самом верху, деятельность силовиков регулировать невозможно, они действуют в своей собственной логике. Можно приказать не громить очередной ЮКОС, но нельзя сделать так, чтобы на местном уровне силовики не «кошмарили» то, до чего могут дотянуться.

— ФСБ теперь главная структура, которая «кошмарит» бизнес?

— Нет, что вы!

ФСБ просто звучит очень страшно, но это не такая большая структура, у нее нет ресурсов для ковровой бомбардировки бизнеса, да и задачи такой не ставится.

— Для полиции и СК «кошмарить» бизнес — это тоже локальная задача?

— Их системное состояние таково, что все направлено на то, чтобы создавать проблемы бизнесу: здесь сплелись и коррупционные интересы силовиков, и интересы перераспределения власти и финансовых потоков, и простая служебная логика. Под последним я имею в виду, что, даже если вы как силовик не хотите получить взятку или отобрать бизнес, коммерсанты все равно удобная мишень для правоохранительной деятельности. У бизнеса всегда большой документооборот, так что можно изъять бумаги и технику, и там обязательно найдется либо то, что является нарушением, либо то, что можно так интерпретировать. При степени сервильности судов, которую мы сейчас наблюдаем, это совсем несложно. Именно поэтому любой силовик, начиная дело против бизнес-структуры или конкретного бизнесмена, понимает, что формальный повод для преследования всегда найдется.

— Как оценить действия СК, ФСБ и МВД в отношении бизнеса с точки зрения влияния на инвестиции в Россию?

— Очевидно как негативные. Хотя вряд ли это отрицательное влияние очень сильное, учитывая, какие ничтожные в последнее время инвестиции в Россию. Уже нечего и некого отпугивать.

— Попробую выступить адвокатом дьявола: есть ведь и положительные сигналы. Говорят, вот Калви скоро могут выпустить, потому что появилась экспертиза, которая может развалить все дело.

— Отрицательный сигнал, который был дан его арестом, настолько сильный, что, даже если Калви отпустят, это мало что изменит в общем климате. Подумайте: вы захотите, будучи профессиональным иностранным инвестором, вкладываться в Россию в надежде на то, что если вас арестуют, то просто подержат несколько месяцев под арестом, а потом отпустят? Небольшая радость, знаете ли.

— Российский бизнес с таким статус-кво фактически смирился? Я что-то в последнее время не припомню ни одного громкого заявления, не говоря уже о поступках, от предпринимательской среды, которое можно было бы интерпретировать как готовность бороться с давлением силовиков.

— Степень того, насколько российский бизнес не смирился с таким положением, можно оценить по масштабам утечки капитала. Но в целом бизнес-сообщество, да, смирилось — это правильное слово — с тем, что добиться никакого послабления не получится. Частично это их собственная вина. Пока у бизнеса был голос и пока к нему прислушивались, его представители пытались создать для себя специальную правовую среду, чтобы с представителями бизнеса силовики и суды обращались не так, как с простыми людьми. Всех можно просто так арестовать, а бизнесмена нельзя — его максимум можно отправить под домашний арест. Кое-чего удавалось добиться, но силовики тут же находили способы обойти эти преграды. Нужно было бороться за неангажированность судов и честность правоохранителей для всех, а не за исключения для бизнеса.

— Можно констатировать полное поражение бизнеса в битве с силовиками?

— Не уверена, что там когда-то была серьезная битва, но со стороны бизнеса это полное признание своего подчиненного статуса. Те, кто остался здесь, понимают, что им нужно работать в условиях полного силового произвола, и поэтому лучше особо не развиваться, чтобы не пришлось выходить из тени. И это, с моей точки зрения, гораздо более серьезное препятствие для экономического роста, чем плохой инвестиционный климат или несовершенная финансовая система.

— А может быть еще хуже?

— (Смеется.) С легкостью. Худший сценарий состоит не из новых неприятных сюрпризов, а из продолжения все тех же тенденций, а также из все большего убеждения силовиков в том, что бизнес — самая легкая добыча из тех, кого они могут преследовать.