«Камасутра»: просмотр 10 рублей

«Блоха» начинается за автозаправкой на Большой Садовой. Хмурые бабушки сидят на обочине с картонками. На картонках — чугунные сковородки с чапельниками, формы для пирожного «орешек», тяжелые хрустальные вазы. Советский шик и сегодня находит покупателя: черноволосые женщины в косынках и бархатных платьях прицениваются к остаткам блестящих сервизов.

Молодые люди с модными бородками и рюкзаками задерживаются у другой обочины. Здесь стоят коллекционеры. На клеенках — рыжие купюры с Ильичом, пожелтевший альбом с коллекцией этикеток, пластмассовые пупсики, блестящие подстаканники, связанные в пучок.

Много патриотических товаров — армейские фляжки, бинокли, сапоги и плащи от костюмов химзащиты. Цены в этом торговом ряду сильно отличаются от остальных точек барахолки. «Саперные лопатки — по 500 рублей, настоящего 1985 года производства. Ваши внуки смогут ими копать! Это вам не современный китайский ширпотреб», — объясняет лысый мужчина, сидя в открытом багажнике своей «семерки». «А вот эта — почти музейный экспонат, — продавец указывает на самую потертую лопатку с очень острой кромкой. — Она 1945 года. За 700». Спрашиваю, не придут ли ко мне после удачной покупки? «Разве я на такого похож? — широко улыбается мужчина. — Это все списано со складов».

Дорога идет под уклон. Глядя с пригорка, понимаю, насколько огромна барахолка. Торговцы копошатся по обеим сторонам улицы на протяжении двух-трех кварталов. Впереди — выстеленная картонками и клеенками площадь перед бывшим корпусом лакокрасочного завода. Ответвления базара уходят в каждый переулок.

Микрорайон, где находится блошиный рынок, называется 2-й Шанхай. Серые дощатые заборы наваливаются друг на друга. На заборах развешаны пуховики, плиссированные юбки, рюкзаки с портретом юного Децла. Цены — от пяти рублей. Детское, как везде, дороже: любой предмет гардероба — 100 рублей. Тут же — объявления, выведенные маркером: «Камера хранения, 70 рублей неделя». Барахолка работает только по субботам и воскресениям. Не все торговцы хотят и могут утащить домой нераспроданный товар.

Сворачиваю в закоулок направо. Тесная, всего пару метров шириной, утоптанная улочка изогнута под странными углами. Покупатели бредут, выстроившись в затылок, между наземными «прилавками». Четкого разделения по группам товаров на барахолке нет. В этот закоулок, кажется, прибило книголюбов. Жюль Верн и Фенимор Купер — как будто только что из типографии, даже страницы поскрипывают. «Макулатурные» издания. С тех времен, — хозяйка в панаме кивает куда-то назад, — к ним никто не прикасался». Толстые тома идут по 30 рублей, книжки-малышки в мягких обложках — по пять. Иллюстрированная «Камасутра» завернута в прозрачный фасовочный пакет с запиской: «Просмотр — 10 рублей».

«Пусть у каждого будет покушать»

Александр оказался на блошке полгода назад, когда пришлось закрыть официальные торговые точки с хозяйственными товарами. «В шести магазинах мы стояли. О собственных помещениях не думали, деньги вкладывали в товар. Потом народ перестал покупать, аренду платить стало нечем». По субботам и воскресениям Александр распродает здесь магазинные остатки и разнообразную «некондицию» от знакомых.

«Вот кран-тройник из старых запасов. Отдаю за 100 рублей, в рознице дешевле 350 не найдете», — продавец поднимает со своей «поляны» то одну, то другую железку. «Переноски — тоже по стольнику. Понятия не имею, работают они или нет, мне легче так продать, чем проверять. Газовая плитка — за 500! В три раза дешевле, чем в магазине, из дефектов — только ручка отломлена».

Над «витриной» с гаечными ключами то и дело присаживаются покупатели — аккуратно и недорого одетые мужчины средних лет. «Красный топорик за сто отдашь?» — спрашивают ребята в рабочих комбинезонах. «Уважаемый, он 350 стоит», — разводит руками Александр. Сторговываются на 250. Клиент смеется: «А магнитик в подарок?» «Лучше отвертку возьми», — предлагает торговец.

«Выносить сюда товар дороже 500 рублей бесполезно», — машет рукой Александр. Хмыкает:

Раньше барахолка занимала две аллейки перед Сенным рынком. В 2009 году, когда в Москве разогнали Черкизон, саратовская мэрия тоже решила побороться с чем-нибудь торговым. Старушек с фарфоровыми слониками вытеснили на место бывшей заводской свалки. Загончик, огороженный бетонными плитами, назвали «Народной ярмаркой». Успехи городских менеджеров по развитию экономики оказались настолько впечатляющими, что блошка разрослась раз в десять — благо есть спрос.

Первые покупатели появляются здесь около семи утра. Торговцы со всего города приезжают к 4:00, иначе не достанется места.

«Барахолка выполняет общественную функцию поддержки штанов», — объясняет Александр, расположившись на запыленном офисном стуле без спинки. Подумав, добавляет:

Нынешним летом «блоху» опять начали гонять. Как перешептываются торговцы, поводом стали участившиеся приезды в Саратов спикера ГД Вячеслава Володина и краткосрочный визит президента Владимира Путина. Глава государства прилетел на открытие нового аэропорта Гагарин и вряд ли бы увидел 2-й Шанхай даже в иллюминатор, но в воскресенье, перед визитом, по барахолке прошли люди в форме.

«Сказали: если не смотаете удочки, протокол составим, ОМОН вызовем», — вспоминают торговцы.

Через неделю базар вернулся. Свободным остается только асфальтированный кусок улицы перед зданием районного следственного отдела.

Александр надеется, что власти поймут государственное значение блошки. «Если человек заработает здесь 500 рублей, он уже не пойдет на баррикады. Чтобы поддерживать социальную стабильность, лучше не придумаешь: пусть все здесь стоят, и у каждого будет покушать.

«Всё для простого обывателя»

«Даже в доступном супермаркете дешевле 50 рублей ничего нет. Здесь самая ходовая денежка — монетка в 10 рублей, — говорит Светлана в черной бейсболке. — У нас нет бумажных ценников. Человек подходит, и я стараюсь понять, сколько он готов заплатить за вещь. Вот медицинские банки. В аптеке набор стоит рублей 300. Я отдаю за 80».

Света рассказывает, что продает здесь запасы из родительского гаража. «Всё для простого обывателя», — гордо улыбается женщина, оглядывая ассортимент. Металлическая щеколда, которую ее отец когда-то сделал для дачной бани. Утюг, купленный родителями еще до появления Светланы. Электробритвы. Мотки мулине, «сколько дождей пережили и не линяют».

Светлана работает помощником повара в ресторане. Зарплата — 15 тысяч рублей. «На работу добираюсь двумя транспортами. Это 46 рублей в один конец. За квартиру уходит 8 тысяч в месяц. Выкручиваюсь за счет базара и дачи. Но там свои расходы: 7 тысяч рублей за сезон на воду и свет. Билет на электричку — 60 рублей в одну сторону».

В отличие от официальных рынков, на блошке доброжелательно относятся к посетителям, которые не столько покупают, сколько «точат лясы». Торговцы сами не против поболтать.

Рассказывает, что работает в Саратове на заводе. Приехал из Узбекистана.

«Даже в Риме есть барахолка. У товарища дети там живут, своими глазами видели. А в Саратове нас гоняют», — включается в разговор Александр Владимирович. Его прилавок оформлен более солидно: это раскладной столик с потертыми термосами и пылесосами. «Нас так воспитывали — не выбрасывать вещи. Продаю то, что скопилось за жизнь».

Александр Владимирович рассказывает об истории саратовских улиц. «А ты знаешь, почему Немецкую назвали так? А Московскую? А Цыганскую?» — настойчиво спрашивает пенсионер. Кажется, он немного выпил. На самом деле причина в том, что пожилой продавец полдня сидит на солнцепеке с высоким давлением. «Утром было 150 на 90 — решил поработать, сколько смогу. А что делать? Пенсия приходит 4-го числа, через три недели ни копейки не остается».

Пенсия Александра Владимировича — 11 400 рублей. Его жена получает 12 000. На барахолке он стоит девятый год. Вырученные деньги тратит в основном на лекарства.

Лишние люди

«За 50 рублей вилы взял для дачи. В магазине такие по 300», — радуется покупатель Сергей. На даче можно вырастить цветы и, в свою очередь, продать на блошке. Сергей с женой торгует кварталом выше.

«Не то чтобы мы фарцовкой занимались. Это своя бэушка», — прижав руки к груди, убеждает Лариса. Два года назад у нее закончился преподавательский контракт с медицинским университетом. Женщина с двумя высшими образованиями оказалась на бирже труда. Там сразу предупредили, что в 52 года рассчитывать на «интеллигентную» работу не стоит.

— Пыталась устроиться продавцом. Подумала: в приличные магазины нужны девушки ядреные, пойду-ка в секонд-хенд, ведь я сама не новая. Там глянули на мое субтильное телосложение и сказали: мы вам не отказываем, ведь за предпенсионера «натянут», но устроим испытательный срок с такими нагрузками, чтобы вы поняли — это не ваше место».

Женщина решила наняться уборщицей в школу. «Песня та же: мы вам не отказываем, но нам вас так жалко, вам тяжело будет таскать ведра». В продуктовый магазин Лариса пришла с домашней шваброй: «Думала — со своим инструментом не прогонят. Действительно, сразу поставили в смену. Ни медкнижки, ни паспорта не спросили. Был ноябрь, слякоть. Магазин большой, я добросовестная. Два часа терла полы. После этого спину защемило так, что я сама ушла».

Лариса надеялась «как-нибудь дотянуть до пенсии, благо стаж 34 года». «Но тут — нате из-под кровати! Слушала новости, как приговор: еще пять лет срока мне прибавили».

«Экономическая ситуация в стране такая, что без базара не выжить, — сама себя уговаривает Лариса. —

В первые дни на барахолке она стеснялась. «Увидела коллегу по бывшей работе. Он отвернулся в одну сторону, я — в другую. Когда-то у нас была жизнь, мы считались уважаемыми людьми. Со временем разговорились. Оказалось, он здесь торгует старыми ботинками. Теперь я считаю: чего стесняться, полстраны так выкручивается. Здесь нет счастливых, которые поднимают бабло».

Женщине на любом базаре тяжело, а уж на диком — тем более. Ближайший туалет — в нескольких кварталах на Сенном рынке, «спасибо, стоит семь рублей». Нет никаких навесов, защищающих от солнца или дождя. Осенью продавцы укрывают себя и товар пленкой, как в теплице. Зимой Лариса с мужем приезжают сюда на час раньше, чтобы расчистить поселковую дорогу от снега.

Лариса говорит, что тяжелее всего переносить соседские склоки из-за места и страх перед полицией. «Пришли сюда — как будто что-то украли. Вот бы нам разметили места, как на автостоянке, чтобы мы чувствовали себя уверенно: никто нас не тронет. За стабильность мы готовы платить, допустим, по 50 рублей в месяц», — мечтает вслух Лариса. Но вдруг задумывается: все ли потянут такую сумму?