Ветеран советской торговли

«Я не продавщица. Я — работник торговли», — строго говорит Юлия, возвышаясь над блестящей витриной. На продовольственном рынке Юлию знают все: она торгует московской колбасой, которую многие жители окраины Саратова покупают только по праздникам.

За прилавок она встала 40 лет назад, закончив восемь классов. Подчеркивает, что со временем получила профильное высшее образование — диплом Всесоюзного торгового института. Готовилась стать как минимум заместителем заведующего универсамом. «Пусть тогда ничего этого не видели, — женщина обводит рукой яркие упаковки сосисок и сарделек, — зато какой порядок был! На работу в магазин обязательно надевали белый халат, чепчик, нарукавники, фартук, в кармане — кружевной платочек». Форменную одежду Юлия кипятила на печке и вручную крахмалила.

По советским правилам продавцам запрещалось сидеть в рабочее время. Сейчас у Юлии под прилавком стоит табуретка. «Тяжело уже по 12 часов стоять. Ноги все в растяжках», — вздыхает собеседница.

На рынок Юлия приходит в 7.15. Моет на точке полы и деревянные поддоны (их кладут под ноги для тепла), до блеска натирает все стеклянные поверхности. Вешает на крючок новую упаковку полиэтиленовых пакетов. Высыпает в пластиковую миску монеты для сдачи.

Личное пространство продавца — полуметровый закуток между витриной и холодильником. На полочке — разделочная доска, нож, два калькулятора. На весах с обратной стороны прилеплены скотчем записки с цифрами расчетов с поставщиками, маленькая икона и гирлянда чесночных долек. Юлия уверена, что испарения чеснока защищают от респираторных инфекций. На рынке всегда сквозняк. В 2000-е над продуктовыми рядами соорудили металлический павильон. Предполагалось, что под крышей торговый объект будет выглядеть «пофешенебельнее» (изначально, в 1990-е, прилавки поставили прямо на аллее сквера перед стадионом).

За стеклянной витриной, похожей на гигантский аквариум, проплывают покупатели. Клиента, заинтересовавшегося ее товаром, Юлия видит как будто даже затылком, мгновенно оборачивается и предлагает свои сокровища: «Привет, привет, девчата! Чем вас порадовать сегодня? Сосисок — море! Вот эти замечательные. Эти — очень вкусные».

По именам она покупателей не запоминает, но держит в голове массу практической информации о каждом: лысый мужчина в очках предпочитает докторскую колбасу, девушке в офисном костюме можно предложить новинки ассортимента, мама с коляской обычно выбирает акционные товары, но в прошлый раз взяла баночку паштета из премиум-сегмента. Юлия уточняет, понравился ли деликатес, вежливо интересуется, как здоровье бабушки, как дела у супруга на работе — и между делом предлагает купить еще и сыр.

Кажется, Юлия могла бы вести психологические мастер-классы на тему: как уместить в единицу времени максимум позитивных установок. «На 100 процентов останетесь довольны, даже вот не переживайте. Скажете спасибо. Вкуснотища необыкновенная!» — повторяет она, заметив, как грустно покупательница смотрит в кошелек. Покупка потянула на 512 рублей. «Не ищи двенадцать! В следующий раз отдашь», — прощаясь, Юлия обязательно смотрит покупателю в глаза и улыбается.

«Мне нравится, что человек пробует качественный продукт, получает достойное обслуживание и возвращается ко мне снова и снова. Можете написать, что это моя профессиональная гордость», — Юлия разглаживает несуществующую складку на чистеньком сине-белом халате.

«Я с удовольствием иду на работу. Вот только бы еще народу было побольше. Очень заметно в этом году поток покупателей упал. Январь-февраль еще как-то продержались, март и апрель — провал. Продажи упали наполовину».

Территория свободы

«Едой торговать выгоднее. Кушать человек хочет каждый день. А новые трусы — не каждый», — вздыхает Оля, косясь на продуктовые ряды.

Оля торгует женским бельем. Как она объясняет, это сезонный товар — хорошо идет летом, перед Новым годом и 8 Марта. «В остальное время — выручка 500, 300 рублей в день, бывает и по нулям». Объемы продаж зависят не только от погоды.

По величине покупательского потока Оля вычислила даты, по которым почта в микрорайоне разносит пенсии: 4-го и 16-го числа — пожилым, после 22-го—инвалидам.

На базар Оля встала в 2003 году, когда сыну исполнилось три года, «а его папа ушел в закат и больше не показывался». Торговала подушками и одеялами. «Зарплата была — 140 рублей в день, но вычитали за всё. Спёрли салфетку махровую за десять рублей — хозяева вычли с меня 130. На пять минут опоздала — втык, выручку не сделала — втык. Я Женечке покупала кильку, макароны, молоко. Сама ничего не ела, чай только».

Оля пробовала найти работу получше. В перерыве между кризисами устроилась в сетевой магазин. «В таких магазинах можно знаешь как разжиться! Залезем с подругой в подсобку, нажремся грибов из банки, тут же пакетиков с кофе натырим, заварим и прямо сразу выпьем! Да и покупатели с нами делились: мы товар раскладываем, а два мужика по карманам шоколадки, апельсины распихивают — и нам суют. Мы там никогда не голодали».

В магазине Оле не нравились график и дисциплина. «В 8.20 приходишь, надеваешь форму и до 23.00 на попу не присядь. А главное — я терпеть не могу, когда мне указывают. Задыхаться начинаю. Вот на базаре я чувствую себя свободно, мне здесь хорошо. Хотя мама говорит: холодно, простываешь. Это да, две кисты у меня». От вопроса, не планирует ли она лечиться, Оля отмахивается — некогда.

В 2016 году собеседница превратилась из продавца в хозяйку: зарегистрировала ИП. Каждое утро она едет с окраины города на вокзал, где находится самая дешевая «толкучка», и берет товар под реализацию, чтобы с небольшой наценкой продать на рынке в другом районе. Машины у Оли нет, баулы она таскает на себе. Едет с пересадкой двумя автобусами. В 10.00 добирается до своей точки.

«Некоторые на базаре по две квартиры заработали. Но это было еще в 1990-е. Сейчас доходов хватает только на расходы», — смеется Оля. Каждый квартал она должна заплатить 9 тысяч рублей налогов и страховых взносов. Каждый месяц — 8 тысяч рублей за аренду места на рынке, 200 рублей за камеру хранения. От государства Оле удается периодически «перекрываться», а вот рыночная администрация вытрясает долги решительно. У соседей, не заплативших за точку, попросту забрали товар.

100 рублей в день уходит на сигареты. «Хорошо, у нас мужичок ходит, предлагает «Мальборо» паленое по 60 рублей. Это же ба-зар!» — говорит Оля, со смехом растягивая слоги.

Школа жизни

Отношения с соседками у нее «в основном, хорошие». В ряду «стоят носки, колготки, башмаки, духи, бритвы». Конкурентка с бельем только одна. «Такая бабка злая. Если я что-нибудь продаю, матерится на меня». Оля не молчит в ответ. «Я была раньше тихая. Жила, как мышь, старалась никого не задевать. А на базаре стала совсем другой. Знаешь, как по-рыночному говорят, — хабалка».

Кто на рынке работал, тот в цирке не смеется. Бывает, и придираются, и товар мне в лицо швыряют. Но это потому, что люди одинокие, не знают, как разговор начать, вот и скандалят. Отвечаешь им со смехом — они сразу тают».

Базар притягивает разнообразных маргиналов. «Идет однажды мужик. У меня трусов три вертушки. Он одну срывает и бегом. Это же 15 единиц товара, 1500 денег! Мы с соседкой за ним». Вора торговки догнали, разобрались без полиции. Зная тяжелую руку тружениц прилавка, граждане, гонимые различными нуждами, предпочитают жить дружно. Алкаши за минимальную плату или за сигареты разгружают товар. Наркоманы за копейки предлагают продавщицам украденные в соседнем «Фикс-прайсе» зубную пасту, стиральный порошок и шоколадки. «Я у них не покупаю, а то не отвяжутся», — морщится Ольга.

На зависимых она насмотрелась и после работы. Собственной квартиры семья лишилась еще в 1990-е, когда Оля заканчивала школу. С тех пор она снимает комнаты в коммуналках и общагах. «Куча тараканов, а «синих» — еще больше», — описывает собеседница свое нынешнее общежитие. Обычаи там самые демократические. «Как-то раз я забыла запереться. Вдруг открывается дверь, незнакомый человек заваливается: «Соль есть?» У нас так все делают. У меня однажды торговли не было, я к соседке постучалась: «Свет, ничего пожрать нет?» Она говорит: «У меня нет, но сейчас найдем». Прошлись по комнатам с нашего пятого этажа до третьего, набрали целую сумку: кто картошки дал, кто лук, томатную пасту в пакетик выдавали, кусок ляжки куриной. Сварили щи.

Выходной Оля берет раз в месяц и, как она говорит, «с наслаждением» лежит дома на диване. Отпуск случается спонтанно. «Накапливается. Не хочу никого видеть и слышать. Закрываюсь и могу две недели не выходить. Это, наверное, депрессняк?» — перестав улыбаться, спрашивает она. На море или в горах Оля никогда в жизни не была.

Спрашиваю: «Есть ли у нее мечта?» «Есть!» — тут же оживляется собеседница и, заложив кулак под щеку, не спеша, со вкусом описывает: «Хочу двухкомнатную квартиру. Жирного кота. Собачку маленькую. Ну и всё».

Жаль только, ипотеку никогда не взять, «потому что банки кидала». «Микрозаймы — самое зло, — хмурится Оля. — Как-то раз я кругленькую сумму взяла. Купила телефон, отдохнула-покуражилась, теперь жалею. Коллекторы звонят, один козел даже приезжал. Но мне вот недавно «Русский стандарт» кредит предложил. Хочу попробовать, вдруг выстрелит?».