В 2017-м вдова одного московского коллекционера принесла в Музей Булгакова книгу — сборник «Недра» с «Дьяволиадой», первой большой публикацией Булгакова в Москве.

От кого эта книга попала в семейную коллекцию, женщина не знала. Кто такой Гайдовский — тоже.

— У меня много знакомых филологов, — рассказывает куратор выставки Александр Рогинский, — разбирающихся в литературе 20-х годов, но всего один из них слышал эту фамилию. О Гайдовском есть статья в Краткой литературной энциклопедии, совсем маленькая, но кто только в эту литературную энциклопедию в свое время не попадал! Так у меня появилась задача: узнать, кто же это — Гайдовский, друг Булгакова.

Дальше — удачное стечение обстоятельств и почти детектив. Рогинский живет неподалеку от Донского кладбища, однажды он набрел в колумбарии на урну с прахом Гайдовского. Сотрудники кладбища сказали, что сюда давно никто не приходил, но, судя по бумагам, отвечает за могилу Галина Борисовна Маркизова. Телефон Маркизовой, племянницы жены Гайдовского, 1927 года рождения, по счастью, быстро нашелся в интернете. И трубку подняли.

— Мне ответил очень пожилой голос, и после нескольких минут переговоров мне удалось напроситься к Галине Борисовне в гости. Итогом этого посещения стал небольшой чемоданчик с бумагами Гайдовского и его жены, который Галина Борисовна передала в наш музей. А через полгода она скончалась, — вспоминает Рогинский.

Найти чемоданчик — первая удача. Вторая — узнать, что Гайдовский дружил с писателем Дмитрием Стоновым, разыскать его сына в Чикаго и получить еще целый ряд документов. Третья — попасть в Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ) до ужесточения закона о выдаче личных дел. Из личного дела Гайдовского Рогинский узнал множество фактов, которые сегодня добыть было бы уже крайне затруднительно. Например, признание Гайдовского, что во время Гражданской войны он печатался в деникинской газете «Голос Юга». И это только одна из биографических параллелей с Булгаковым, который тоже начинал писательскую карьеру в белой прессе — в газете «Грозный».

— Почему важно знать о Гайдовском, если он даже специалистам неизвестен?

— История литературы состоит не только из крупных имен. Как-то в 60-е годы Юрий Михайлович Лотман предложил своему студенту написать курсовую работу о каком-то второстепенном писателе пушкинской поры.

Второстепенность писателя — явление непостоянное. Например, Юрий Слезкин, старший друг Булгакова, до революции был известным писателем, у него вышло чуть не десять томов сочинений. А сейчас Слезкина помнят только историки литературы. Маленькие писатели важны, потому что общаются с большими и влияют на них. Представьте, что они сидят за одним столом — никому неизвестные Булгаков и Олеша (оба вот-вот прославятся), знаменитый Слезкин (которого вскоре забудут) и безвестный Гайдовский, который не прославится никогда. Сидят, выпивают, говорят о литературе и знать не знают, кого из них и какая ожидает писательская судьба.

Так кто же такой Гайдовский? На выставке собраны вырезки из газет, книги и фотографии, которые за два года исследований как будто воскресили писателя и вернули его в исторический контекст. В цитатах, представленных в экспозиции, почти энциклопедические булгаковские темы и детали — трамваи, червонцы, москвошейные пиджаки. Только если Булгаков обошел и описал центральные улицы Москвы, надеясь «чего-то достичь» на Садовой, то Гайдовский исколесил окраины и писал преимущественно о них.

Строить выставку только на знакомстве великого писателя с невеликим, можно, но скучно. Весь «прикол», как говорит Рогинский, — в параллелях судеб известного Булгакова и безвестного Гайдовского. Булгаков приехал в Москву из Киева, Гайдовский — из Полтавы. Оба издали свои первые большие произведения в 1924 году, Булгаков — «Дьяволиаду», Гайдовский — «Картонного императора», текст-фантасмагорию про некоего «поэта в отставке» Требогова, в чьем очевидно больном, бредовом сознании воскресают Николай II, цесаревич Алексей, Григорий Распутин… Оба — но с совершенно разных позиций — описывают Гражданскую войну. Оба испытали проблемы с цензурой и ушли в драматургию. Булгаков работал во МХАТе, Гайдовский ставил свои пьесы в МТЮЗе и некоторых «периферийных» театрах. В квартире на Большой Садовой, где Булгаков пытался чего-то достичь, теперь Музей. Гайдовский потерялся на окраинах, как фантом, и филологи пожимают плечами: был ли такой?

В 30-е «параллели» разъехались. Пока Булгакова зовут на должность либреттиста в Большой театр, Гайдовский на полном серьезе провозглашает колхозную самодеятельность, предлагает «мобилизовать драматургов». Он занимается «идейным творчеством»: пишет о советских моряках или о том, как в средней Азии добывали хлопок и боролись с контрреволюцией.

— 20-е годы — время, когда многие писали ярко. Это, грубо говоря, было время относительно свежего воздуха перед удушьем. Со многими писателями потом «что-то случилось». Замечательный Олеша выпустил несколько повестей, рассказов и пьес, а потом что писал? Ну… что-то!

Булгаков в 30-е годы писал в стол, потому что не мог не писать. А Гайдовский… существовал и был маленьким человеком в литературе — хорошим журналистом и очеркистом, ловко складывавшим слова в предложения. Но, чтобы быть писателем, этого недостаточно. И, наоборот, хороший (и даже великий) писатель не всегда «ловко» складывает слова (классический пример — Достоевский).

Остался вопрос: причем тут «Словарь писателей»? Один из экспонатов — объявление Булгакова, напечатанное в «Известиях», номер от 12 октября 1922 года:

— Вообще Булгаков был, насколько известно, не склонен к литературно-библиографической работе, единственный текст, похожий на рецензию, он написал про своего старшего товарища Слезкина, — говорит Рогинский. — И стиль объявления тоже не очень похож на Булгакова! Как заметил один остроумный человек, может, это его друзья подшутили над ним и разослали объявление в газеты.

В реальности словаря не было (от него в архиве писателя не осталось ни следа). Тем не менее проект продолжается. Дальнейшие претенденты на персональные выставки: Дмитрий Стонов, Сергей Заяицкий, Семен Гехт, Юрий Слезкин. Цель — вернуть посетителя музея в тот момент, когда было непонятно еще, кто станет Булгаковым, кто станет Гайдовским.

— Мне всегда было интересно то, чего нет, — говорит Рогинский. — Поверьте мне, люди, Гайдовский существует! Даже не вздумайте доказывать мне обратное, потому что я все равно одолею вас в этом неравном бою.