Поднявшись по ступенькам форта, президент РФ первым делом вручил букетик цветов Брижит Макрон, потом высокие договаривающиеся стороны провели милый small-talk длиной в три минуты, потом перешли к столикам переговоров, стоявшим под открытым небом. За столиками, вокруг которых уже сидели члены делегаций, дымились горячие сюжеты международной повестки: главным образом — украинские, иранские и сирийские, но были в меню и ливийские, и центральноафриканские вопросы, и вопрос выхода из договора о ракетах средней и меньшей дальности, а также умеренно-острая, но обязательная приправа под названием «права человека в России»…

Почти все перечисленные «блюда» с кровью были, по традиции, приготовлены в Москве, но президент Франции на этот раз решил пережевывать их не только с привычным выражением «глубокой озабоченности», но и с чувством понимания основ национальной кухни. Конечно, накануне встречи Макрон не мог снова не сказать о том, что его разговор с Путиным будет сочетанием «диалога и требовательности», но на этот раз доза «требовательности» сильно уменьшилась.

На первый вопрос французской журналистки — о том, как же можно «сближаться», в то время как война в Украине все так же не завершена, а в Сирии все так же продолжаются бомбардировки, Путин стал рассказывать о давних и глубоких связях России с Францией и благодарить Макрона за возвращение российской делегации в ПАСЕ.

Президент Франции заверил скептиков в том, что «есть темы, в которых наблюдаются подвижки — в частности, в Сирии».

«Где была (в сирийском вопросе) Франция еще два года назад?» — задал сам себе вопрос Макрон, не углубляясь в дебри рассуждений о том, «где Франция оказалась сейчас». Вопрос мирного урегулирования в Сирии не продвинулся ни на шаг с того момента, когда Макрон поучаствовал в т.н. «саммите четырех» (с Эрдоганом, Путиным и Меркель) осенью 2018 года в Стамбуле.

Вторую «подвижку» Макрон увидел в том, что в Украине к власти пришел президент, желающий мира.

Какая заслуга Владимира Путина в этих «подвижках», и почему под этим предлогом с ним нужно сейчас немедленно сближаться, с гуманитарной точки зрения объяснить трудно. Есть другие объяснения.

«В экономическом плане президент Путин напомнил о наших долгих отношениях, и абсолютно ясно, что здесь есть прогресс, что есть масштабные проекты, — сказал Макрон.

Нет почти никаких сомнений в том, что скоро мы услышим о новых масштабных проектах с участием больших русских денег. Но, конечно же, главное заключается не в этом, Макрон четко дал это понять.

«Великий российский автор, Достоевский в «Подростке» сказал, — я цитирую неточно, по памяти — что русский имел эту особенность по сравнению с немцем, французом или другим, что он был более русским, когда был наиболее европейцем. (…) Вот почему я считаю, что мы должны заново изобрести архитектуру безопасности и доверия между Европейским союзом и Россией, и Франция сыграет в этом свою роль сполна».

Главный архитектор безопасности и доверия не мог не порадоваться такому проявлению энтузиазма: ведь сколько сил и средств было потрачено с 2014 года на то, чтобы убедить «наших европейских партнеров» в необходимости вспомнить о другой русской мудрости — «бабло побеждает зло».

«Если бы мы позволили ситуации ухудшиться в рамках Совета Европы, какими были бы последствия?» — спросил президент Франции и снова стал повторять то, что говорил ранее: российские граждане остались бы без защиты ЕСПЧ.

А защита ЕСПЧ им нужна от судебной системы, которая была построена за 20 лет правления кого? Макрон и эту тему развивать не стал, а Владимир Путин ему не помог, просто сидел с непроницаемым лицом и смотрел в сторону.

«Все те, кто говорят, что это (сближение) не даст ничего, не берут в расчет тот факт, что если мы позволим всему идти в том же направлении, мы подтолкнем такую великую державу как Россия либо к изоляции, либо к привилегированному диалогу с Китаем, либо к новой геополитике, которая будет не в наших интересах, — сказал президент Франции, но быстро поправился: «которая еще менее будет в наших интересах».

Потом французский президент пустился в объяснения, что в России есть либерализм, только особый. Это было своеобразное продолжение июльского разговора с Владимиром Путиным на саммите «Большой двадцатки» в Осаке. Макрон тогда решил ответить на критику, которой Путин подверг «либерализм» в статье для Financial Times. «Либеральные демократии еще могут многое сделать и принести», — говорил Макрон и слова его сопровождались широчайшей улыбкой российского суверена.

когда он на саммите G-20 в ноябре 2018-го «давал краба» (попавшему в «неприятную историю» после чудовищного убийства журналиста Хашогги) саудовскому принцу бен Салману.

«Это не единственная модель, но это модель, которая живет и имеет свою силу, и я думаю, что в диалоге между либеральными демократиями, и теми, которые могут в меньшей степени претендовать на это звание, можно многое построить», — закончил тогда свою мысль Макрон под не сходившую с лица Путина улыбку.

И вот строительство, судя по всему, началось в форте Брегансон.

После пресс-конференции обсудить вместе с президентами вопросы строительства остались по шесть человек с каждой стороны, включая министров иностранных дел Сергея Лаврова и Жан-Ива Ле Дриана, а также послов Алексея Мешкова и Сильви Бергманн.

В это время Елисейский дворец сообщал: «Расширенные переговоры с министрами и советниками продлятся минут двадцать, а потом два президента прогуляются по форту, сделают небольшую паузу в бельведере, чтобы затем перейти к разговору тет-а-тет. После этого в саду перед домиком гостей состоится ужин. Повар Елисейского дворца Гийом Гомез — здесь».

Журналистов в это время попросили покинуть форт, так что содержание разговора в бельведере и за ужином сделалось для нас тайной, и мне оставалось лишь на расстоянии верить в то, что президент Макрон действительно знает, какую кашу заваривает. Пару дней назад на праздновании 75-летия высадки в Провансе он в очередной раз пообщался с экс-президентом Саркози (по совместительству — «большим другом» В. Путина), с которым в последнее время тоже поддерживает демонстративно теплые отношения. Так уж совпало, что теперь и некоторые франко-российские начинания, прекращенные после того, как Саркози потерял власть, будут возобновлены.

Уже в сентябре в Москве намечена встреча в т.н. «формате «2+2» с участием министров иностранных дел и обороны России и Франции. «Расширится диалог» и на правительственном, и на парламентском уровне… Кроме того, президент Франции принял приглашение приехать в Москву 9 мая 2020-го на юбилей Победы.

Владимир Путин, безусловно, должен был в полной мере оценить твердость и последовательность «западного либерализма», о закате которого говорил в Financial Times.

Макрон принял Путина за несколько дней до саммита «Большой семерки», который пройдет в Биаррице с 24 по 26 августа. Дата приема, конечно, была выбрана не случайно.

Во-первых, для «сближения» используется два удобных предлога: Франция председательствует и в Совете Европы, и в «Большой семерке».

Во-вторых, принимая Путина накануне саммита G7, Макрон совсем уж четко заявляет о готовности содействовать возвращению России в «Большую восьмерку» — в обмен на одно-единственное условие.

Макрон озвучил его еще в июне прошлого года перед саммитом G7 в Квебеке:

С тех пор «зеленые человечки» продолжали махать мечом в Украине. И всего несколько дней назад, 7 августа 2019-го, Елисейский дворец отчитывался о телефонных переговорах Эмманюэля Макрона с Владимиром Зеленским, в ходе которых французский президент «выразил соболезнования и солидарность с украинским народом и семьями четырех погибших» на Донбассе украинских солдат.

Президент Франции «приветствовал дух конструктивности и согласия, с которым действует украинский президент», чтобы добиться мира на Донбассе и пообещал, что вопрос саммита в нормандском формате (о скорейшем созыве которого просил Зеленский) «будет на повестке дня во время переговоров» с Путиным 19 августа в форте Брегансон.

О встрече с Путиным Эмманюэль Макрон объявил вечером 27 июля — когда все французские СМИ уже рассказали о массовых репрессиях против мирных демонстрантов в Москве. Потом, правда, МИД Франции «выразил глубокую озабоченность», призвал российские власти освободить всех задержанных и не забывать про обязательства, взятые Россией в качестве члена ОБСЕ и Совета Европы.

Так уж вышло, что именно ответы на вопрос о репрессиях против протестующих в Москве и стали самыми острыми на этой встрече. Вопрос (в паре с другим — о взрыве на полигоне в Нёноксе) задала журналистка BFMTV Элиза Бертоломе.

Путин сначала ответил, что в Неноксе не случилось ничего страшного (если говорить о радиационной угрозе), а погибшие при взрыве люди — это трудившиеся на благо Родины герои, которые будут награждены государственными наградами.

На второй вопрос многократный президент РФ ответил так: непонятно, против чего эти люди протестуют, ведь на прошлые московские выборы не допустили сто с лишним человек, а на эти всего — пятьдесят с лишним, да и сделано это было только потому, что избирательная комиссия нашла фальсификации в подписях; да и вообще, если эти граждане были чем-то недовольны, то пусть бы шли в суд (а потом, наверное, и в ЕСПЧ, ведь Макрон сохранил им такую возможность —прим. Ю. С.), а не устраивали «беспорядки» на улицах.

Затем Путин тактично напомнил, что во Франции за время протестов «желтых жилетов» «погибло 11 человек», «ранения получили две с половиной тысячи, в том числе две тысячи сотрудников правопорядка», и сказал, что не хочет такого в России.

Но Макрон подробно возразил дорогому гостю:

— …Что важно. Когда мы по собственной суверенной воле подписываемся под соглашениями, мы их соблюдаем. И у нас, у России, как и у Франции, есть международные соглашения, которые мы вместе приняли, и в которых обговаривается, что свобода слова, свобода выражения мнений, свобода манифестаций, свобода выставить свою кандидатуру на выборах должны соблюдаться в наших демократиях (либеральных или в тех, которые «могут в меньшей степени претендовать на это звание»? — Прим. Ю.С.)…

Президент (Путин) напомнил о том, что во Франции были манифестации, которые приводили к насилию. Некоторые манифестанты порой получали тяжелые ранения. Полицейские получали тяжелые ранения. И меня это беспокоит. В то же время (…) во Франции свобода протестов всегда была под защитой. (…) И во Франции (…) те, кто участвовали в манифестациях, свободно участвовали и в выборах. Те, кто называют себя «желтыми жилетами», были представлены на выборах в Европарламент. Они пойдут и на муниципальные выборы, и очень хорошо. Я хочу, чтобы они свободно выражали свое мнение на выборах, потому что это снижает конфликтность. Мы находимся в стране, где люди могут высказываться свободно, протестовать свободно (…), нельзя только мириться с тем, чтобы они громили и нарушали общественный порядок, так как это мешает свободе других…

В завершение Макрон снова косвенно напомнил о том, что ведь не просто так помогал России по вопросу ПАСЕ.

— Как (граждане страны) члена Совета Европы (…), могут ли люди, уважая общественный порядок, протестовать, выражать свое мнение и участвовать в выборах?» — спросил президент Франции понятно у кого.

— Я хотел бы добавить, — тихо сказал после этого Путин. — Мы именно так и делаем. У нас дважды — и в июне, и в августе — были проведены массовые мероприятия, (…) они были заявлены и санкционированы властями….

И вот эта фраза «массовые мероприятия, санкционированные властями» прекрасно говорит о разнице между Францией, где для проведения митинга нужно только уведомить местного префекта полиции (а даже если не уведомишь, отделаешься, в худшем случае штрафом), и путинской Россией, где за участие в мирном митинге отправляют в тюрьму на годы.

И теперь с руководством этой страны президент Франции («страны прав человека») решил выстроить «теплые отношения».

Причина, вероятно, и во всеядном макроновском «прагматизме», и в том, что молодой президент Франции фактически объявил, что хочет построить — ни много ни мало — новый «голлизм», с независимой (от США, с их-то Дональдом Трампом) французской политикой, опирающейся не только на Атлантику, но и на Россию. Сам упомянул на этой встрече произнесенную де Голлем фразу про Европу «от Лиссабона до Владивостока» (вариант: «от Атлантики до Урала»).

И эта формулировка про Европу, и пугалки про то, что «Россия уйдет к Китаю» повторялись российскими пропагандистами, приезжавшими во Францию (а также их коллегами с французскими паспортами) — с 2014 года.

Это были коронные номера их программы. И вот теперь их повестку переняли на самом высоком французском уровне.

Понятно, что вдалеке от Атлантики и вблизи от Урала сажают невиновных людей и незаконно удерживают власть, но что уж тут поделать, если в этой стране такие порядки. Надо сотрудничать, надо посредничать, цитируя при этом Достоевского и других русских классиков и вспоминая о «загадочной русской душе».

Вскоре после «посредничества» Саркози (по «грузинскому вопросу») началась война на Донбассе, дай-то бог, чтобы посредничество Макрона завершилось как-то более мирно.

Президент Франции сказал, что надеется на встречу в нормандском формате в ближайшие недели. Тоже — дай-то бог, хотя я на всякий случай напомню, что он говорил такие же слова еще летом-2017, как только пришел к власти. И его предшественник Олланд делал то же самое.

Осенью 2015-го он и Меркель после парижской встречи «нормандской четверки» не скрывали чувства глубокого удовлетворения от осознания того факта, что война завершится если не в ближайшие недели, то уж точно к началу следующего, 2016-го, года.

Дождемся осени-2019. А пока в форте Брегансон — праздник потепления. А над фортом — абсолютно ясное, мирное небо.