— С момента возбуждения уголовного дела против сестер Хачатурян прошел почти год. Как за это время развивалось дело, и на каком этапе оно находится сейчас?

— Мы с коллегами вступили в дело 2 августа 2018 года, в день избрания меры пресечения [Останкинский суд тогда отправил сестер в СИЗО до конца сентября]. Дело тогда еще было в Следственном комитете по Северо-Восточному округу Москвы. После этого, буквально через две недели оно было передано в ГСУ СК России, где и находится до сих пор. С того времени они и ведут предварительное расследование.

Девушек спустя два месяца отпустили из следственного изолятора — им изменили меру пресечения на ограничение определенных действий. Мы им подыскали квартиры, куда их определили по решению суда. С тех пор идет следствие, были многочисленные допросы. Допрашивали каждую, наверное, раз десять. Не меньше. Причем допрашивали по всем обстоятельствам: и по самому деянию, и по прошлой их жизни, и по отношениям с отцом, с родственниками. С родственниками проводились очные ставки недавно, была проверка показаний на месте — мы выезжали на квартиру. Экспертизы многочисленные, в том числе психиатрические.

— Меру пресечения в виде пребывания в СИЗО девушкам заменили на запрет определенных действий, одну из самых мягких. При этом обвинение было предъявлено тяжкое. Почему так получилось?

— Им сразу предъявили статью 105 часть 2 УК [убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору]. Изменилось за это время только то, что следствие установило, что мотивом совершения преступления послужили противозаконные действия отца в отношении всех девочек.

— Это как-то сказалось на вынесении окончательного обвинения?

— Это смягчающее обстоятельство — противоправные действия потерпевшего [Михаила Хачатуряна]. На саму квалификацию это никак не повлияло — статья осталась та же самая. Если дело дойдет до суда по этой же статье, и тот будет выносить приговор, признав их виновными, то суд в качестве смягчающего обстоятельства будет учитывать противоправные действия отца.

— Насколько оправдано обвинение в убийстве?

— Абсолютно не оправдано. Следствие само себе противоречит. Все это время — почти год — шло расследование обстоятельств случившегося с точки зрения того, почему все это произошло. В первую очередь, расследовалось, действительно ли отец их бил и насиловал. Следствие все это подтвердило. Они провели посмертную психолого-психиатрическую экспертизу: установили, что у Хачатуряна были психические отклонения. Все это вписали в постановление о привлечении [сестер] в качестве обвиняемых — описали все преступные деяния отца и все равно пришли к выводу, что девушки спланировали и совершили убийство группой лиц по предварительному сговору. Тогда для чего было нужно это все устанавливать?

Если бы следствие хотело переквалифицировать их действия либо как необходимую оборону, либо превышение пределов необходимой обороны, установление преступлений отца имело бы смысл. Получилось, что они все это установили, а квалификацию не изменили. Это бред!

— Вы и адвокаты других сестер утверждаете, что их действия были необходимой обороной?

— Да, мы считаем, что сестры находились в состоянии необходимой обороны. Кроме того, мы в ходе расследования пришли к выводу, что Крестина вообще не причастна к гибели Хачатуряна. Мы об этом заявляли в ходатайстве к следователю, но нам [в удовлетворении] было отказано.

Мария с Ангелиной свои действия совершали в состоянии необходимой обороны — Крестины с ними не было. Она вбежала в комнату на крики сестер и отца, испугалась и сразу же убежала. Она с ними все это не планировала, не сговаривалась, как утверждает следствие. Все это подтверждается материалами уголовного дела.

— Крестина только распылила перцовый баллончик в лицо Михаила?

— Она распылила его в сторону девочек и отца.

— Сестры тоже пострадали от перцовки?

— Никто не пострадал вообще. По версии обвинения, Крестина подготовила этот баллончик с целью дезориентировать Хачатуряна, прыснула ему в лицо, оказав тем самым содействие Ангелине и Марии. Мы произвели экспертное заключение трупа Хачатуряна и установили, что на его теле нет следов воздействия перцового газа. Это прямое противоречие.

— Почему вы выбрали тактику настаивать на необходимой самообороне, а не квалифицировать действия сестер по 108-й статье — превышение необходимой обороны? Именно по 108-й судят чаще всего женщин, ставших жертвами домашнего насилия и убивших своих насильников.

— Прежде всего, нужно смотреть, какие именно преступления были совершены Хачатуряном. Те составы, которые мы квалифицировали при подаче заявления следователю (мы подавали заявления от всех трех девочек о преступлениях со стороны отца — в ближайшее время будет решение), включали тяжкие преступления.

— Например?

— Например, [преступления], касающиеся сексуальной неприкосновенности девушек. Кроме того, девушкам регулярно наносили побои, они переносили истязания. Они находились на протяжении многих лет в психотравмирующих обстоятельствах, что подтверждено психиатрической экспертизой. Они сознавали реальную опасность за свою жизнь и здоровье.

— У многих людей возникает вопрос: почему это самооборона, если убитый в момент нападения спал? Можно ли вообще говорить о самообороне, если в тот конкретный момент им ничего не угрожало?

— Есть практика Верховного суда, есть постановление Пленума Верховного суда, где дается трактовка этой статьи. Там указано, что состояние необходимой обороны может иметь длящийся характер. Необязательно, чтобы лицо совершило действия в момент непосредственного посягательства. Если человек на протяжении длительного времени был в состоянии психотравмирующей ситуации, подвергался избиениям и другим посягательствам на жизнь и здоровье, то он может находиться в состоянии необходимой обороны все это время — много лет. Пленум как раз говорит о том, что

В тот же день, буквально за несколько часов до этих событий, Хачатурян всем им распылил газ из перцового баллончика в лицо. Крестине из-за этого стало плохо, она стала задыхаться. Поэтому Ангелина и Мария были [в момент нападения] вдвоем: Крестина спала в другой комнате.

Мы часто приводим в пример узников концлагеря «Собибор». Они тоже постоянно находились в состоянии необходимой обороны. И тоже не вступали в борьбу с надзирателями, пока не дождались благоприятной ситуации. Они убили своих надзирателей и освободились. Никто же не обвиняет их в том, что они совершили убийство группой лиц по предварительному сговору.

— Вы упомянули узников концлагеря — людей, у которых часто диагностируют посттравматическое стрессовое расстройство. У всех сестер Хачатурян его тоже диагностировали, однако невменяемой в момент нападения признана только младшая Мария. Чем это объясняется?

— В отношении Ангелины с Крестиной написано, что они находились в состоянии ограниченной вменяемости, что не исключает вменяемость в юридическом смысле. Ограниченная вменяемость была установлена экспертами.

— Ограниченная вменяемость может как-то повлиять на вынесение судебного приговора?

— Нет, это только говорит о том, что им в случае вынесения обвинительного приговора рекомендовано наблюдение и лечение у психиатра по исполнению приговора.

— Адвокат Марии Ярослав Пакулин сообщал, что ее дело будет рассматриваться отдельно из-за признания девушки невменяемой в момент совершения убийства (у нее была обнаружена острая реакция на стресс). Что это значит для дела в целом?

— Это значит, что, если прокуратура утвердит обвинительное заключение, суд вынесет дело Марии в отдельную процедуру. В случае Ангелины и Крестины будут допрошены свидетели, изучены материалы дела — будет классический процесс. В процессе Марии все будет проще: будут смотреть заключение психиатра. Если суд придет к выводу, что доказательства ее причастности к совершению убийства есть, ей назначат наказание в виде принудительных мер медицинского характера — обычно они назначают шесть месяцев в стационаре или амбулаторно. Психиатры будут в дальнейшем решать, необходимо продлевать эту меру или нет.

Другое дело, что в суде будет сложнее доказать невиновность Марии. Если в нашем случае будут инструменты — мы сможем представлять доказательства, выслушивать всех свидетелей, изучать материалы дела, то в случае с Марией велика вероятность того, что будет вынесено готовое решение. Плюс мы с Крестиной думаем о том, чтобы дело рассматривалось судом присяжных. В случае с Марией это нереально. Суд присяжных не предусмотрен для рассмотрения дела в случае невменяемости.

— В России достаточно редко заводят дела в отношении людей после их смерти . Вы уже упоминали о преступлениях, совершенных самим Хачатуряном. Каковы шансы возбуждения дела против него посмертно?

— Велики, потому что следствие все уже установило. Насколько я знаю со слов следователя, в отношении Хачатуряна планируется несколько дел: одно дело останется в Следственном комитете, а другое будет выделено и отправлено в прокуратуру для рассмотрения вопроса о подследственности. Это, кажется, касается порнографии: он отправлял [порнографические] ролики одноклассницам дочерей. Дело о преступлениях в отношении Марии, Ангелины и Крестины останется в Следственном комитете.

Процедура такая: следователь сначала выносит постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи со смертью. Если родственники не согласны, то возбуждает дело и начинает расследование.

Если они соглашаются прекратить его в связи со смертью, расследование не проводится, но уже будет установлен сам факт того, что преступление было.

Для нас это, конечно, более предпочтительный вариант, потому что в таком случае время не будет потеряно на еще одно расследование, и мы сможем использовать факт признания преступления в основном процессе.

— Родственники, которые идут по делу потерпевшими, как-то поменяли свое мнение после того, как следствие установило факт сексуального и физического насилия?

— Им абсолютно по барабану, они уверенно говорят о том, что Миша был хороший и ничего такого делать не мог. Хотя, по крайней мере, про избиения они знали. Девочки говорят, что они были свидетелями многих событий, но на очных ставках родственники это отрицают.

— Как возможное возбуждение дела против Хачатуряна может сказаться на деле самих сестер?

— В суде можно будет указывать на наличие уголовного дела против него, которое подтверждает факт противоправных действий с его стороны. Если сейчас есть только постановление следователя, то уголовное дело против него сделает [физическое и сексуальное насилие Хачатуряна над дочерьми] установленным фактом. Это можно будет использовать в качестве смягчающего обстоятельства или доказательства позиции необходимой обороны.

— Те, кто сейчас выступает против освобождения сестер Хачатурян, утверждают, что если не судить их за убийство, то и другие жертвы почувствуют себя безнаказанными. Сейчас параллельно идет дело Кристины Шидуковой, убившей своего мужа, домашнего насильника . Как юридически разрешать такие дела?

— Статья о необходимой обороне у нас не просто так есть в Уголовном кодексе и не просто так есть разъяснение Пленума Верховного суда. В каждом конкретном случае нужно выяснять, была ли жертва в состоянии необходимой обороны. Если была — превысила ли она эти пределы или нет. И уже из этого исходить, по какой статье судить.

В глобальном смысле все решается проще: если бы был в свое время принят закон о домашнем насилии, во многих случаях все не доводилось бы до печального конца. Если бы правоохранительные органы своевременно реагировали на сообщения о преступлениях со стороны мужа, сожителя, то этих ситуаций в конечном итоге бы не возникало.

Я знаю, что на этой неделе в Госдуме было совещание рабочей группы на эту тему — собирались у Оксаны Пушкиной. Думаю, что потихоньку к этому придут. В таком случае, и статистики такой печальной не будет у нас в стране.

— Насколько дело сестер Хачатурян — типичный случай домашнего насилия? Есть ли что-то, что отличает его от других историй?

— Мне кажется, дело необычно самими действиями Хачатуряна. Необычно, что это дочери убили отца в ответ на его преступления, в том числе сексуального и физического характера. Чаще у нас жены убивают мужей либо сожителей. А здесь три девочки были жертвами не вполне вменяемого человека. События, которые они описывают, жуткие. В этой части дело необычное.

Им некуда было идти, не к кому обратиться. Они знали, что, если они пойдут в полицию, толка от этого не будет. Они уже видели, что отец решает все эти проблемы легко. Они не видели другого выхода для себя.

— В последние несколько недель поднялась большая волна поддержки со стороны гражданского общества в отношении сестер — проводятся пикеты, чтения, планируется марш. Как вы для себя объясняете такую поддержку?

— Недавно было предъявлено обвинение и было установлено, что все слухи про действия отца были не слухами, а правдой, — это установлено следственными органами. Думаю, что из-за этого такой резонанс начался. Поддерживают их потому, что всем ясно, что девушки подвергались ужасным преступлениям с его стороны.

— Но есть и обратная реакция: на мероприятиях в поддержку сестер появляются активисты движения «Мужское государство», которые утверждают, что они не против девушек, но за объективное следствие. По их словам, убийцы не должны остаться безнаказанными. Насколько такая позиция оправдана и насколько молодые люди искренны в своих убеждениях?

— Не знаю конкретно про «Мужское государство», но знаю, что на одной из акций у Басманного суда во время последнего продления меры пресечения товарищи, стоявшие с плакатами, были проплачены. Точно совершенно. В группе, где говорилось об этой акции, была ссылка на профиль человека: если хотите участвовать, свяжитесь с этим человеком. Когда переходишь на профиль этого человека в «ВКонтакте», видишь его рекламу своих услуг как посредника для организации различных мероприятий. Видимо, он все это организовывал — находил ребят, которые готовы за какую-то сумму сходить.

А когда эти товарищи говорят, что убийство должно быть наказано, хочу им посоветовать почитать статью 37 Уголовного кодекса и постановление Пленума.

Они плохо знакомы с нашим делом, не знают материалов дела. Просто оправдывают тирана.

— Публичность и огласка в СМИ как-то влияют на дело сестер?

— Повлияло в самом начале: если бы не было такого резонанса и внимания к этому делу, оно бы не было передано в Следственный комитет России. Осталось бы где-то на уровне Бутырского следственного отдела. Следствие бы не пошло по тому направлению, по которому оно пошло. Они бы закончили [дело] за два месяца, девочек бы уже приговорили.

Благодаря тому, что было столько внимания со стороны общественности, со стороны СМИ, дело ушло в ГСУ СК, где они стали проводить надлежащее расследование. У нас претензий к следствию и проведенному расследованию нет. Они действительно установили наличие преступлений со стороны Хачатуряна. У нас претензии только к конечному результату — выводу следственных органов.

— Дело сестер Хачатурян еще громче зазвучало после дела Ивана Голунова. Такой вариант развития событий, как с Голуновым, когда дело просто закрывают за отсутствием состава, вам кажется возможным?

— Хотелось бы, конечно, мы об этом и ходатайства подавали. Будем смотреть, что решит прокуратура.

Сейчас мы сделали интересную вещь. Девушки непосредственно после убийства давали показания, пока мы с коллегами еще не вступили в дело. Мы этим показаниям внимания не уделяли на протяжении всего следствия, потому что, войдя в дело, сразу конкретизировали, почему показания были даны тогда в таком виде. И дальше не обращали внимания на старые показания — для нас было очевидно, что они липовые.

Мы знали, каким образом эти показания снимали: допросили младшую Марию, а потом просто скопировали в протокол Ангелины, изменив имена. Потом из протокола Ангелины скопировали в протокол Крестины, тоже поменяв имена. При этом ошибки остались те же самые. Где-то даже не смогли заменить орудия убийства, которые были у девушек.

Когда было вынесено постановление о привлечении девушек в качестве обвиняемых, мы поняли, что следствие взяло за основу эти старые показания. Они же описывают действия Крестины — она там якобы была, приготовила баллончик, использовала его. Это следует только из первых протоколов, всё. Во всех остальных показаниях она уже рассказывала, как было на самом деле.

Мы сделали экспертное исследование: предоставили для сравнения три протокола — протокол Марии в качестве свидетеля и протоколы Ангелины и Крестины в качестве обвиняемых. Эксперты установили, что большая часть показаний Ангелины, Крестины и Марии Хачатурян представляют собой один и тот же текст с незначительной редакторской правкой, написанный одним и тем же автором. При этом объем уникальных фрагментов в тексте составляет в показаниях Марии 9%, в показаниях Ангелины — 12%, в показаниях Крестины — 18%.

То есть показания Ангелины, Крестины и Марии Хачатурян не являются показаниями трех разных людей. Большую их часть составляет один и тот же текст, написанный одним и тем же автором, который правильно употребляет юридическую терминологию, хорошо усвоил жанр протокола и, вероятнее всего, имеет юридическое образование и/или опыт работы в правоохранительных органах.

Сейчас мы это экспертное исследование будем приобщать к материалам дела и будем говорить, чтобы провели судебную экспертизу на основании этого исследования и всех протоколов [допросов], которые они давали в те дни.

Самое интересное вот в чем: на основании протокола показаний Марии сделаны два других протокола, но у нас Мария признана невменяемой в момент совершения преступления. Она не могла давать показания о непосредственном эпизоде совершения преступления. Раз она не могла говорить об этом, то и показания Ангелины и Крестины, которые взяты из ее показаний, тоже не могут считаться надлежащими доказательствами.

— Будете настаивать, чтобы их изъяли из материалов дела?

— Мы будем настаивать на проведении судебной экспертизы и признании этих протоколов ненадлежащим доказательством. А если это ненадлежащее доказательство, то каким образом они решили, что Крестина вместе с девочками участвовала в совершении преступления? Других доказательств нет. Во всех следующих протоколах Ангелина, Мария, Крестина рассказывают, что Крестины там не было.

— Сейчас мера пресечения девушек — запрет определенных действий. Как они проводят это время? Чем занимаются?

— Ангелина с Марией учились до этого [в 11 классе] — сейчас экзамены сдавали, ЕГЭ. А Крестина — да ничем особенно. Ходит, гуляет. Сейчас будет знакомиться с материалами дела. А так — все ждут, когда и чем это уже закончится. Потому что строить планы сейчас… Решит она поступать в университет, а ее вдруг закроют на 10 лет. Какой смысл?