— Даниил, как получилось, что вы стали адвокатом Балуха, ведь у него есть адвокаты?

— Ко мне обратился священник отец Григорий Михнов-Вайтенко. Он навещал Балуха недавно в колонии и сильно беспокоится за его жизнь и здоровье.

— Сложно ли было попасть к украинцу?

— Нет. В этом смысле у меня нет никаких претензий к администрации колонии, правда, ждать самого посещения пришлось довольно долго: с самого утра и почти до конца дня у начальника колонии на приеме был консул Украины, пытавшийся — уже не в первый раз — посетить Владимира Григорьевича. К сожалению, и эта попытка оказалась безуспешной, консула не допустили, он уехал, сразу после этого я и зашел. Встречался с Балухом два дня подряд, 25 и 26 июня.

— О чем вы говорили, если это не тайна?

— В первую очередь, поскольку мне стало известно, что мой подзащитный находится в штрафном изоляторе, я поинтересовался причиной этого. Как выяснилось, первое взыскание к нему было применено сразу же по прибытии с этапом в Тверь еще в середине марта. В Керчи Балуху обещали отправить вместе с ним его верхнюю одежду, но не отправили. И когда по прибытии в Тверь он вышел из столыпинского вагона, караульный кинул моему подзащитному какую-то куртку. Владимир Григорьевич отказался надевать чужую одежду. После чего конвойный небрежно бросил:

За этот отказ взять куртку Балух получил 15 суток ШИЗО. Из них 14 он отбыл в Твери, а в последний день его отправили в Торжок, в ИК-4.

— И сколько раз он уже был в ШИЗО в ИК-4?

— Пять. Четыре раза по 15 дней, один раз 12. При этом во всех случаях основания для помещения в ШИЗО, — даже если допустить, что все эти нарушения имели место, — носили малозначительный характер и уж точно не должны были стать причиной для получения такого строгого наказания.

— Что же такого, по мнению администрации, Балух совершил?

— Не поздоровался с кем-то из сотрудников, хотя Владимир Григорьевич это отрицает, и, с его слов, дело было так: подбегает сотрудник — ты со мной не поздоровался. «Я же тебя не видел», — отвечает Балух. И здоровается. А тот — уже поздно.

Потом основанием для ШИЗО послужила складка на воротнике куртки, задрался он, что ли — и Балух получил новые 15 суток. Следующий случай: нехорошо себя чувствовал, присел на шконку, даже не лег, — выписали еще пятнадцать.

Ну и в последний раз: чувствовал себя плохо, головные боли, озноб, судя по всему, давление мучает (он, кстати, несколько раз во время разговора со мной замолкал и просто хватался за голову, сжимал ее, видно было, как человеку плохо и больно), Балух обратился к конвойному с просьбой вызвать врача. На что конвойный сказал, ладно, иди, сейчас решим. Владимир Григорьевич пошел и лег на шконку. И — новые 15 суток. Другие заключенные, совершающие проступки гораздо более тяжелые, получают значительно менее серьезные взыскания: ставят такого на «ласточку» на час-два — и пошел обратно. Даже если кому-то и назначается ШИЗО, то на значительно меньшие сроки.

— Почему, вы думаете, такое избирательное отношение именно к Балуху?

— Могу только предполагать — он не признал себя виновным, отстаивал свою позицию, не хочет мириться ни с какими нарушениями закона в отношении себя, в то время как другие зеки смирились. Ну и к политзаключенным всегда будет отношение более строгое — в назидание остальным.

Балух небезосновательно считает, что как только второго июля закончится этот срок нахождения в ШИЗО, его сразу же снова туда поместят или будут применять иные формы взыскания, например, зачислив в злостные нарушители режима, переведут в ПКТ. Сегодняшнее содержание в ШИЗО фактически превратилось для Балуха в настоящую, не придуманную пытку — у него отобрали теплое белье и свитер. В изоляторе и так-то холодно, и в Тверскую область пришла на днях прохладная погода с дождем. Владимир Григорьевич радовался, что его подняли на встречу со мной в следственный кабинет, где он мог наконец-то согреться.

— Теплое белье ему распорядилась выдать уполномоченная по правам человека в Тверской области Надежда Егорова…

— Он об этом ничего мне не сказал, вероятно, ему это неизвестно. И еще — у Балуха в колонии в Керчи был псалтырь, который прошел цензуру и был все время с ним, но в Торжке по совершенно неизвестной причине псалтырь у него забрали. Мало того, что человек промерзает до костей, он не может помолиться так, как ему удобно это сделать. На недопустимость лишения человека права отправлять религиозные обряды, к чему, без сомнения, относится и право на молитву, неоднократно впрямую указывал ЕСПЧ, но, видимо, ИК-4 в Торжке он не указ.

— Поступали ли Владимиру Григорьевичу угрозы со стороны заключенных?

— Нет, я спрашивал специально.

— А кто, в основном, в этой колонии сидит?

— Народ разный, есть осужденные на длительные сроки, но нет рецидивистов. Все первоходы.

— Оскорбляют ли Балуха по национальному признаку?

— Об этом он мне ничего не говорил. Единственное, что там имело место быть — один из заключенных из числа хозобслуги отвел Владимира Григорьевича в сторону и спросил, а правда, что ты сжег российский флаг? Можно предположить, что таким образом среди заключенных пытаются посеять неприязненное отношение к моему подзащитному. При этом Владимир Григорьевич сам мне сказал вот такие слова: «Я никогда не желал зла России и ее гражданам».

— О чем еще вы говорили?

— Я выполнил поручение родных Владимира Григорьевича, его сестры Надежды, передал различные их пожелания. Кроме того, поскольку состояние здоровья Балуха, о котором сообщали немногочисленные публикации в СМИ, внушило опасения кардиологам, меня попросили врачи высокой квалификации задать ему ряд специальных вопросов. Он на эти вопросы ответил в первый день нашей встречи,

Теперь вот мы пытаемся добиться посещения Владимира Григорьевича врачом — кардиологом высокой квалификации. Заявление на проход специалиста Балух уже написал — так требуется по правилам внутреннего распорядка. И вопрос допуска врача зависит целиком и полностью от начальника колонии.

Ну и теперь самое главное. 25 июня, когда я пришел к Владимиру Григорьевичу, он уже знал, что к нему безуспешно пытался пробиться консул его страны. До этого Балух дважды подавал заявление, что если к нему не допустят консула Украины, то он объявит голодовку. Поскольку администрация все эти заявления проигнорировала, Владимир Григорьевич сообщил мне, что с вечера 25 числа начинает голодовку. Меня это заявление взволновало, я принял решение посетить его и на следующий день, 26 июня, — специально, чтобы справиться о состоянии его здоровья и дел. Встретил он меня радостно — можно было поговорить и опять погреться в кабинете.

— Он закончит голодовку, если к нему будет допущен консул?

— Нет, есть еще требования: Владимир Григорьевич требует вернуть псалтырь, теплое белье и свитер. И я вам так скажу: даже если по правилам в ШИЗО нельзя иметь теплое белье, пусть я буду выглядеть непрофессионально, но мне плевать на эти правила, ибо я знаю, что целью наказания не должны быть унижение человеческого достоинства и прямые издевательства…

— А хотя бы письма в ШИЗО он продолжает получать?

— Получать продолжает, но ответить ничего не может, из ШИЗО отправка по системе ФСИН-письмо не осуществляется. Кроме того, он практически не может читать полученное, потому что в камере, где Балух содержится сейчас, очень слабое освещение, настолько плохое, что при нем невозможно читать вообще, да и зрение за время заключения у него здорово село. Очки ему требуются. Надеюсь, хотя бы это будет позволено сделать.

— Я знаю, что отец Григорий при посещении передал для Владимира Григорьевича витамины. Он принимает их?

— Нет. Успел принять пару раз, после чего витамины отобрали без объяснения причин, я, к сожалению, не спросил, кто именно отобрал.

— Как вы считаете, ваш такой откровенный пересказ беседы с Балухом может ему повредить?

— Я точно знаю, что Владимиру Григорьевичу вредит, что он безвылазно находится в штрафном изоляторе, а теперь еще и в помещении почти без света, постоянно мерзнет, не имеет нормального медицинского обслуживания, которое ему, по всей видимости, необходимо. Как показала практика, огласка в данном случае — лучший адвокат. Именно поэтому мой подзащитный и попросил меня довести до общественности и СМИ причины, по которым он начал голодовку.

На сегодня объявление голодовки и огласка происходящего с ним в этой колонии — это вынужденная и, возможно, единственная мера, последний способ добиться прекращения нарушения прав Балуха. Складывается впечатление, что администрация колонии намеренно создает все условия, чтобы Балух провел за решеткой как можно больше времени и не вышел по УДО.

— На чем вы расстались?

— Владимир Григорьевич просил навещать его почаще. Я обещал. Мы пожали друг другу руки, нас вместе вывели из следственного кабинета. Слева от конвойного был я, справа — Балух. Нас провели по коридору, я пошел к выходу на КПП, а Владимира Григорьевича повели обратно в холод ШИЗО. Я немедленно передал его заявление о начале голодовки в канцелярию колонии и поехал в Тверь, где точно такое же заявление передал в УФСИН по Тверской области. Прокуратуру по надзору я известил по электронной почте, так же как и уполномоченных по правам человека по Тверской области и России. Надеюсь, что хоть кто-то откликнется.

Считаю, что требования Балуха вполне понятны, адекватны, в исполнении его просьб нет ничего невозможного. Хотелось бы верить, что наше с вами интервью поможет хоть как-то прекратить противоправные действия в отношении этого человека.