Завязка (Уфа)

Начать нам будет удобней с 2017 года, когда член Адвокатской палаты Республики Башкортостан Виталий Буркин опубликовал в «ЖЖ» несколько заметок о судебной системе, а бывший председатель Верховного суда РБ Михаил Тарасенко обратил на них внимание руководства региональной палаты. Президент палаты Булат Юмадилов созвал совет (орган палаты), который в сентябре 2017 года лишил Буркина адвокатского статуса, то есть наложил в отношении него запрет на профессию.

В одном из постов Буркин привел факты и доказательства незаконного получения судьями земельных участков, в другом рассказал про «кирпич», который они сами повесили на улице, где парковали машины, а в третьем раскритиковал судебные решения с позиций УПК. А еще он устроил акцию, заставив ГИБДД эвакуировать машины судей из-под знака «стоянка запрещена», — ​тогда тоже было много шума в социальных сетях.

Оправдывая едва ли соразмерное этим проступкам наказание, члены совета палаты ссылаются на то, что Буркин проигнорировал дисциплинарную комиссию, а на совете вел себя вызывающе и хамил. Но протокол этого не отразил, и лишь когда решение было уже принято, он пообещал: «Ну ладно, я вам устрою!»

Буркин раздобыл сведения, связанные с арендой помещений, где обосновались палата и руководство Башкирской республиканской коллегии адвокатов. Договор аренды по ставке, которую Буркин оценивает выше рыночной, был одобрен советом 24 декабря 2014 года, и в тот же день право собственности на эти помещения приобрела за 14 млн рублей у некоего ООО гражданка Бикташева М.В.

На перепланировку и ремонт было потрачено еще 8 млн рублей, и эти деньги не были зачтены в счет арендной платы, которая продолжает выплачиваться на счет Бикташевой в одном из уфимских отделений Сбербанка. Но все это выглядело бы не более чем рискованной рыночной сделкой, если бы не выяснилось, что

Палата адвокатов — ​некоммерческая организация, ее средства образуются за счет ежемесячных и вступительных членских взносов. Буркин считает, что через тещин счет Юмадилов их присвоил. Об этом он сообщил в следственное управление СК РФ по РБ, к нему присоединилось еще несколько членов палаты. Но этом уровне следственные органы дважды отказывали в возбуждении уголовного дела, и тогда Буркин обратился в СК РФ.

Юмадилов не нашел времени встретиться со мной в Уфе, а его замы рассказали, что вопрос о переезде в 2014 году надо было решать срочно, президент сразу рассказал им про тещу (часть членов совета это отрицает), а усложнение схемы было связано с тем, что у палаты на тот момент не было 14 млн рублей, чтобы выкупить недвижимость на себя. Последний аргумент, однако, сомнителен: договор был заключен в рассрочку, на таких условиях его могла позволить себе и палата, а теперь адвокаты гасят своими взносами долг тещи. Если бы речь шла о чужих людях, все бы сказали, что Юмадилов — ​удачливый коммерсант. Но тут дело шло между своими же — ​членами палаты.

Кульминация (Москва)

Параллельно событиям в Уфе брожение в адвокатском сообществе по другим поводам началось и на федеральном уровне. В 2018 году группа адвокатов, практикующих как в Москве, так и в других регионах, создала неформальное (без регистрации) объединение «Инициатива‑2018» с целью, в частности, коллективно отстаивать права адвокатов в некоторых случаях лишения их статуса. Буркина эта группа поддержала и в 2018 году в вопросе о лишении статуса, а на своей конференции в начале марта 2019 года — ​и в части его обращения в СК РФ по ситуации в Башкортостане.

По числу подписей, собранных под этим обращением, на адвокатских форумах оно стало обсуждаться как «письмо 32-х». Но следует обратить внимание и на конкретные имена: Юрий Костанов, Каринна Москаленко, Анна Ставицкая, Юрий Ларин, Илья Новиков, Иван Павлов… — ​все это люди в профессии далеко не случайные, заработавшие свою репутацию годами труда и высокой квалификацией.

Против подписантов выступило руководство Федеральной адвокатской палаты (ФПА), а ее вице-президент Генри Резник подготовил резолюцию IX Всероссийского съезда адвокатов от 18 апреля. В ней говорится: «Обращение в любой орган государственной власти, а тем более в тот, которому адвокаты противостоят как защитники в уголовном процессе <…> является игнорированием принципов самоуправления и корпоративности адвокатуры, подрывом ее независимости». Не называя имен, резолюция раскрывает и суть вопроса, указывая подписантам «письма 32-х» на то, что они наябедничали «не обладая непосредственным знанием, с голоса бывшего адвоката, лишенного статуса и находящегося в длительном конфликте с советом палаты».

Палата № …

Если для Буркина эта история началась только два года назад, то для Адвокатской палаты Республики Башкортостан — ​гораздо раньше.

По сообщению на сайте палаты, в 1992 году в республике работали 500 адвокатов, которые были распределены по 76 городским и районным юридическим консультациям. В 2002 году в соответствии с принятым Законом об адвокатуре были созданы Адвокатская палата республики и Башкирская республиканская коллегия адвокатов — ​БРКА, которая поглотила прежние юрконсультации, превратив их в филиалы, и до сих пор использует их инфраструктуру. То и другое сначала возглавил выходец еще из советской адвокатуры Шамиль Махмутов.

Когда в 2009-м первого президента палаты сменил Юмадилов, в ней состояло уже порядка 1300 адвокатов, а при нем ее численность снова резко выросла и к 2015 году стабилизировалась на уровне примерно 1700 человек. Около половины этих адвокатов входят в БРКА, в республике действует и несколько коллегий поскромнее, но те адвокаты, которые имеют свою клиентуру, предпочитают создавать адвокатские бюро и кабинеты — ​там они сами себе голова.

Параллельно росту численности адвокатов сам собой возникает и вопрос о рынке их труда. В советское время адвокатов кормили в основном договоры о защите с клиентами. Существовала также доля государственного финансирования за защиту в уголовном суде тех, кто сам не мог или не хотел нанять адвоката, но в те времена защитник допускался в дело только со стадии его передачи в суд, и такой работы было немного, как и охотников до нее. В СССР для адвокатуры, как ни удивительно, социализма как бы не существовало — ​зато известный адвокат мог позволить себе купить кооператив и «Жигули». Эта особая элита ограничивалась по численности государственными органами юстиции.

В новой России регулирование численности адвокатуры было отменено, а параллельно закон распространил участие защиты на стадию следствия, где адвокаты тратят меньше усилий, но гораздо больше времени. Это существенно увеличило для них такую форму занятости, как «обязательное участие защитника» в следственных действиях: если кто-то не может привлекать адвоката по договору, защиту его интересов обеспечивает суд или орган следствия (ст. 51 УПК РФ).

Отношение к этому механизму со стороны экспертов двойственное. Есть точка зрения, что лучше такая защита, чем никакой. В ФПА гордятся тем, что в прошлом году добились повышения оплаты защиты за государственный счет почти вдвое (с 500 до 900 руб. в день — ​это базовая ставка).

Как выйти из этого порочного круга — ​вопрос отдельный, но бюджетные деньги, для получения которых не нужны ни особая квалификация, ни усилия, стимулируют приток в адвокатуру середнячков. В некоторых палатах до 75% таких новообращенных — ​это отставники из правоохранительных органов.

В 2018 году в Башкортостане «по статье 51» адвокаты заработали 144 млн рублей, и в этом участвовала половина членов региональной палаты — ​863 человека (в других регионах картина примерно такая же). В основном эти адвокаты состоят в БРКА, а тем, кто выбрал форму бюро и кабинетов, «статья 51» чаще всего и не интересна. Но это, так сказать, грунтовка холста, а картину на нем создают уже конкретные личности.

Булат Юмадилов перебрался в Уфу из сельского района, где с момента поступления в адвокатуру в 1991 году вел в основном рутинные дела. В Уфе он вошел в совет палаты еще при прежнем президенте, но сам в судах заметен не был. Зато бюджет палаты при нем существенно подрос: как за счет роста численности членов и их ежемесячных взносов (на сегодняшний день это 2600 руб.), так и за счет вступительных взносов, размер которых при нем взлетел с 15 тыс. до 170 тыс. рублей.

Юмадилов, ставший параллельно еще и депутатом Курултая РБ, — ​это представитель интересов палаты в отношениях с государственными органами. В условиях, когда рынок сжимается, а «статья 51» становится главной кормушкой для большинства членов палаты, такие функционеры тоже нужны, и понятно, что они должны уметь поладить и с судьями, и со следователями, и вообще с начальством. Зарплата их не афишируется, хотя платят ее за счет взносов члены палаты. Расчет показывает, что в башкирской палате взносы — ​это до 5 млн руб. ежемесячно, но «освобожденным» в ней является не только президент.

27 мая суд в Уфе огласил приговор — ​3,5 года лишения свободы члену совета палаты Фарукшину (именно он формально подписал договор «с тещей»), который обвинялся в коммерческом подкупе — ​получении 250 тыс. руб. за гарантию успешной сдачи экзамена на присвоение статуса адвоката. Суд переквалифицировал это на мошенничество: якобы тот действовал в одиночку, но в это никто здесь не верит, тем более что за рамками дела остались и другие случаи незаконного присвоения статуса. Для членов совета палаты возможны и доходы от бизнеса (вроде сдачи в аренду «тещиного дома»), а на различные мероприятия ФПА они летают обычно бизнес-классом.

Граждане чаще судят об адвокатах по громким процессам, освещаемым в СМИ. Но «звезд» на самом деле мало, и под одной и той же вывеской «адвокатской палаты» сидят люди не только разного уровня квалификации, но и разного профиля. В массе это «лошадки», которые тянут непыльную лямку «статьи 51», но есть и такие, кому «корочка» бывает нужна, не считая понтов, только для прохода в СИЗО и в какие-то кабинеты — ​«решать вопросы». А над этим пестрым, непрозрачным для глаз не только посторонних, но и своих миром по собственным законам формируется бюрократическая надстройка.

Одинокие волки

ФПА, наверное, права в том, что вопрос «о теще» вправе были поднимать только члены самой башкирской палаты. Ну а Буркин, пусть даже исключенный, но ранее исправно плативший взносы, — ​он кто? Можно, конечно, и у него спросить: почему он не поднял этот вопрос внутри сообщества — ​ведь в этом тесном мире история с арендой многим была известна (хотя, наверное, не в деталях)? Он успел бы это сделать и до лишения статуса, а жалоба в Следственный комитет после конфликта смахивает на сведение счетов.

Виталий Буркин пришел в адвокатуру в 2005 году из милиции и за 12 лет (до изгнания) добился восьми оправдательных приговоров. Такой нерядовой результат уже и сам по себе говорит о том, что до стычки с советом вникать в происходящее в палате у него не было ни времени, ни желания. Возможно, он человек не во всем приятный, но главным противником для него была судебная система; «второй фронт» в лице палаты, пока он оставался ее членом, ему был совершенно не нужен.

Буркин — ​прежде всего профессионал, чем и гордится, и в этом смысле он не романтик, а прагматик. Он повторяет путь многих персонажей «Новой», таких же профессионалов, которые и не собирались «бороться с системой», но «система» сама ставит их за такую черту, где их профессиональное достоинство бунтует даже помимо воли — ​и часто с теми же чертами истерики, которые вообще свойственны диссидентству.

А поступок — ​как и проступок, преступление — ​это всегда отступление от каких-то правил ради каких-то ценностей (в том числе материальных) или более высоких принципов. Эту логику поступка целиком игнорирует аргументация ФПА, и это делает ее скорее схоластической.

А чем бы все кончилось, если бы Буркин поднял вопрос «о теще» до лишения статуса? Скорее всего, тем же — лишением статуса. Точно так же, как в конце мая четыре региональные палаты уже возбудили дисциплинарное производство против восьми подписантов «письма 32-х». Впрочем, Резник, который как символическая фигура собирает все камни, летящие в ФПА, заверил, что Адвокатская палата Москвы, где его слово имеет вес, в отношении своих подписантов так действовать не будет. Ну так Резник и сам диссидент, хотя он и «функционер», но на такую эквилибристику мало кто еще способен.

Все эти фигуры с примкнувшим к ним Буркиным объединяет то, что они — ​«одинокие волки»: эффективные профессионалы, для которых работа важнее, чем представительство в президиумах. Такие люди обычно чураются «общественной работы», необходимой для создания живых, а не симулятивных структур гражданского общества, а когда они спохватываются (как создатели адвокатской «Инициативы‑2018), тут выясняется, что все общественное пространство уже заполнено симулякрами.

Мы не разберемся в конфликте в Башкортостане, не указав, что летом 2017 года у Юмадилова подошел к концу второй четырехлетний срок, и по закону об адвокатуре он больше не мог выдвигать свою кандидатуру на пост президента. Палату возглавил другой адвокат, который был даже зарегистрирован как руководитель НКО в ЕГРЮЛ, но к работе он не приступил, а через неделю подал заявление об освобождении по собственному желанию. Кресло же президента палаты снова занял Юмадилов.

Но мы ничего не поймем и на уровне ФПА, не указав, что к такой же «рокировочке» прибегли руководители еще 30 региональных палат. Мы ничего не объясним, не зная, что в трех палатах президентские посты уже «унаследовали» дети президентов. А в Башкортостане самую крупную адвокатскую коллегию — ​БРКА, которая обеспечивает за счет своей численности непробиваемую поддержку руководству палаты, возглавляет сын Юмадилова Денис, имеющий все шансы сменить папу и на его посту.

«Одинокие волки», до поры и сами мало интересовавшиеся жизнью сообщества, при таком раскладе чаще всего вовсе не получают права голоса на адвокатских конференциях. Делегаты на них направляются по нормам представительства, в большинстве регионов — ​это один делегат от 10 адвокатов, пришедших на первичные собрания. Там преимущество получают большие коллегии (такие как БРКА), а те, кто предпочел объединяться в бюро и кабинеты, чаще всего и не появляются. Но если совет палаты, собирая конференцию, опасается оппозиции, тогда могут применяться и другие приемы, набор которых хорошо известен любому корпоративному юристу.

Бунт «свободной профессии»

Федеральной палате о ситуации в Башкортостане было хорошо известно — незадолго до адвокатского съезда в Уфу приезжали четверо представителей ФПА — ​члены других палат во главе с президентом соседней Нижегородской Николаем Рогачевым. Возможность встретиться с ним в Москве мне любезно предоставил президент ФПА Юрий Пилипенко. ФПА старается придерживаться принципа невмешательства в деятельность региональных палат, да и не имеет для этого инструментов — пояснили оба, а Рогачев рассказал, что в Уфе пригласил для встречи всех желающих членов палаты, чтобы выяснить, «чувствуется ли здесь напряжение». Вопрос «о теще» пришедшими по собственной инициативе даже не поднимался — ​их больше интересовали долги госбюджета по «статье 51».

Конечно, адвокатский «народ имеет то правительство, которое он заслуживает». Но тут образуются опасные «ножницы» между двумя иерархиями: «официальной», которая соответствует рассадке в президиумах, и «по гамбургскому счету», который измеряется числом клиентов и размером гонораров (хотя эффективные адвокаты, дорожащие именем и традициями, почти всегда защищают кого-то и pro bone).

Ровно об этом: о том, что механизмы самоуправления в адвокатуре остались только на бумаге, а наиболее эффективные адвокаты фактически лишаются представительства при решении общих для корпорации вопросов, — заявили подписанты «письма 32-х», стараясь привлечь к этому внимание не столько СК РФ, сколько адвокатского сообщества и более широких общественных кругов.

Можно говорить и о том, что, когда в обществе деградируют все институты, включая суд, адвокатура также не может не следовать общему тренду. И что происходящее здесь воспроизводит явления, заметные и в других сферах деятельности — ​да в тех же СМИ. Антагонизм нового и эффективного (хотя и не всегда приятного) со старым и жиреющим — ​вообще примета последнего времени. Тем интересней следить за тем, чем закончится конфликт в адвокатуре.

У меня нет готовых предложений, как его разрешить.