Мой сын, когда был маленький, долгое время думал, что всех космонавтов зовут Юриями. Однажды, уже повзрослев и услышав об ожидающемся в гости Батурине, предложил его порадовать: я, сказал, могу съездить на ВДНХ в Музей космонавтики и купить там в сувенирном киоске космической еды в тюбиках, ему будет приятно.

Смогли отговорить. Батурин, узнав о предотвращенном удовольствии, долго благодарил…

Батурин утверждает, что первая книжка, которую он прочитал (в четыре года), была книга академика Сергея Вавилова «Исаак Ньютон». Он подошел к отцовскому книжному шкафу и выбрал том, до которого смог дотянуться (сейчас предполагает, что из-за красивого серого с тиснением корешка). Читал несколько дней, мама говорила, что все это время был абсолютно тихий — не бегал, ничего не ломал, не приставал с просьбами поиграть. А ему просто надоело читать по вывескам: «Ап-те-ка», «Бу-лоч-на-я» (так его мама учила), он уже все вывески в округе знал. Надо было найти что-то поинтереснее. Так по буквам и сложил весь текст Вавилова.

Понял, прямо скажем, не все. В частности, недоумение вызвала фраза: «Прямая цель телескопа — звездное небо». Что такое — телескоп? Почему — цель? Почему цель — прямая? Спросил у родителей, мама поразилась: откуда ты все это взял? Постаралась объяснить.

Но загадочная фраза продолжала мучить.

И можно придумать красивую версию, что именно это зародило мечту о космосе. Но ведь все мальчишки его поколения, даже не читавшие Вавилова и с трудом вспоминающие сейчас законы Ньютона, были помешаны на космических полетах, видели себя Гагариными и Титовыми. А на всей Земле летало в космос за все минувшие десятилетия лишь чуть более полутысячи человек. Чуть больше, чем депутатов Госдумы одного созыва.

В 60-е годы путь в космос был один — через военную авиацию, и этот путь оказался перекрыт с самого начала: близорукость не оставляла никаких шансов. Но потом полетели первые инженеры, начиная с Феоктистова, и требования к их зрению оказались не так строги.

Значит, надо идти в инженеры.

Собственно, выбор гражданских вузов, предоставлявших гипотетическую возможность, был невелик. Батурин пошел в МФТИ. Сначала на факультет радиотехники и кибернетики, отучился три курса, разобрался, что к чему, и добился перевода на факультет аэрофизики и космических исследований. Все было, конечно, окутано плотной завесой секретности, но Батурин уже знал не только, какой факультет ему нужен, но даже какая группа, — «732-я». И когда он именно так написал в заявлении о переводе, декан не удивился, а воспринял как должное… В общем, Батурин попал на кафедру Раушенбаха и дальше — в НПО «Энергия», королевскую «фирму». «Гражданских» космонавтов набирали отсюда.

С переходом на другой факультет жизнь резко изменилась. Он жил на Ленинском проспекте, и «базой» его, где студенты МФТИ старших курсов проводили львиную долю времени, мог стать Институт точной механики и вычислительной техники Академии наук. До него только две остановки на троллейбусе. А теперь приходилось вставать невесть в какую рань, ехать на метро на Ярославский вокзал, дальше трястись 35 минут в электричке, потом почти бегом до проходной — опаздывать нельзя, а возвращаться поздно вечером…

Когда после диплома отработал на «Энергии» почти четыре года, был объявлен новый набор в Отряд космонавтов, и он, конечно, подал заявление. Его отсеяли на первой стадии из-за той же пресловутой близорукости.

Проработал на «фирме» почти десять лет, занимался со своими коллегами разработкой цифровой системы управления кораблем «Союз-Т», стал опытным и ценимым специалистом. Но в середине 80-х в стране начались бурные перемены, и Батурина, как и многих, бросило в другую жизнь, завертела, как сам выразился, историческая турбулентность.

К тому времени Батурин зачем-то поступил еще сразу в два вуза — во Всесоюзный заочный юридический институт и на факультет журналистики МГУ. И вот ровно 40 лет назад во ВЗЮИ произошла знаменательная встреча: экзамен у студента Юрия Батурина принимал доцент Михаил Федотов, его ровесник и впоследствии лучший друг.

Этой исторической встрече все мы среди прочего обязаны и появлением Закона о печати, сначала — СССР, а потом и российского. «Инициативный», как его называли, проект написали, никого не спросясь, трое молодых юристов (Федотов, Батурин, Энтин). Ни до, ни после у нас таких законов не принимали, текст был опубликован в Таллине, тайно привезен в Москву и пронесен в Кремль во время Съезда народных депутатов, роздан им, внесен в повестку дня, поставлен на обсуждение, преодолел беспрецедентное сопротивление власти, пытавшейся выхолостить его содержание, и в результате проголосован.

Этот закон действует в России до сих пор, его пытаются портить поправками, его не соблюдают, его пытаются трактовать «с точностью до наоборот», но он — есть. Время от времени возникают очередные поползновения «улучшить» его, «осовременить», но лучше придумать не получается ни у кого.

Семь лет назад Батурин с Федотовым написали об истории этого закона умную, горькую, но и веселую книгу, которую назвали «Феноменология юридического чуда».

Чудес не бывает. Но это — случилось.

Как известно, умный любит учиться, а дурак — учить. Батурин, в общем-то, опровергает эту чеховско-окуджавскую мудрость: он не только любит учиться, но и долго преподавал сам в разных университетах. Он членкор академии, пять лет возглавлял академический институт, он написал два десятка книг разнообразной тематики… Но школярские его достижения впечатляют значительно больше.

Начал с малого: в 1966 году окончил с золотой медалью английскую спецшколу № 44 города Москвы.

В 1973 году — факультет аэрофизики и космических исследований Московского физико-технического института (МФТИ) по специальности «Динамика полета и управления».

В 1980 году — Всесоюзный заочный юридический институт по специальности «Правоведение».

В 1981 году — факультет журналистики Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова (вечернее отделение) по специальности «Журналистика».

В 2000 году — Высшие курсы Академии Генерального штаба Вооруженных сил России.

В 2005 году — вечернее отделение Дипломатической академии МИД России по специальности «Международные отношения», тема диплома — «Космическая дипломатия и международное право»…

Михаил Федотов прокомментировал непрерывный образовательный подвиг своего друга: пока он не учился, кажется, только в сельхозакадемии.

Так получилось, что я стоял у истоков его государственной деятельности.

С Батуриным мы до 1993 года были знакомы шапочно. Но в 93-м угодили вместе на какую-то российско-германскую конференцию в Петербурге. Не помню, что за конференция была, почему-то все на ней происходившее нас очень веселило; так что мы объединили усилия, сели в последнем ряду маленького зальчика, комментировали между собой выступления, и руководивший процессом тогдашний министр печати Федотов постоянно бросал на нас завистливые взгляды… После конференции до поезда нам оставалось часов шесть, и я повел Батурина к своему приятелю на Васильевский остров, где мы славно посидели, хорошо потрепались, но на поезд не опоздали.

А днем позвонил из Питера приятель: ты знаешь, кого ты ко мне вчера приводил? Он только что назначен помощником президента!

Батурин, оказывается, приехал домой, только завалился спать, и — телефонный звонок. Вызывают в Кремль — сообщить, что долгий процесс утверждений-согласований завершен; приступай к исполнению обязанностей…

Сразу оговорюсь, что кремлевскую деятельность Юрия Михайловича далеко не все воспринимали однозначно. Так, например, на «Радио Свобода» однажды не без ехидства отметили, что помощник президента пока «употребляет свои знания и таланты на юридическое оформление капризов начальства…» Но здесь уже, очевидно, возникает вопрос, не решенный со времен Аристотеля: надо ли идти на службу даже к неправедному властителю, чтобы хоть как-то попытаться улучшить режим, или — напротив — безнравственно поддерживать его своей репутацией? Так или иначе, мне известен целый ряд случаев, когда Батурин как раз не стеснялся выступать против многих и многих «капризов начальства», и то, что продержался он в Кремле ровно пять лет (как однажды выразился — «три совершенно разных эпохи»), достойно включения в книгу любых рекордов, тем более что среди этих эпох были и крайне нерасположенные к бледным росткам российского либерализма…

Поначалу занимался правовыми вопросами, затем стал секретарем Совета безопасности, затем — секретарем Совета обороны.

В 1998-м, формально оставаясь помощником президента, потерял всякое влияние на реальную политику, несколько месяцев даже не встречался с шефом и наконец получил уведомление в том, что уволен «по сокращению штатов».

Отставку Батурин перенес с редким достоинством: «Я ни минуты не сожалею о том, что когда-то пришел на эту должность… Находясь на ней, я старался быть полезным не только президенту, но и тем службам, с которыми приходилось работать. Так что, надеюсь, многие ракетчики, десантники, моряки, пограничники, разведчики, люди из МВД и МЧС поднимут сегодня стакан за то, что мы делали вместе». С другой стороны, в интервью программе «Итоги» на (тогдашнем) НТВ все же не удержался и с некоторым сарказмом отметил, что очень рад наступлению времен, когда государственного советника 1-го класса увольняют столь буднично, не придумывая ему несуществующих вин и не тратя сил на поиски для него синекуры. Может быть, — добавил, — и те, кто организовал ему эту радость, тоже как-нибудь испытают ее на собственном опыте.

В отличие от многих коллег и товарищей по несчастью, сразу после ухода из Кремля заявил, что не собирается писать никаких мемуаров. Зато думает закончить две книги, работу над которыми прервал, придя на работу к президенту: первая — «Математические модели в политологии», вторая — исследование песенного творчества Высоцкого. Кроме того, еще в августе 1997-го Батурин начал подготовку к экспедиции на космическую станцию «Мир», чем, помнится, вызвал неудовольствие кремлевских начальников и веселое оживление у газетчиков и телекомментаторов.

По здоровью отбор Батурин прошел на удивление легко. Со спортивными нормативами справился тоже. Надо было, например, пробежать 3 километра за 12 минут 20 секунд, проплыть 800 м вольным стилем за 19 минут, пронырнуть 25-метровый бассейн, подтянуться на перекладине 14 раз…

Но самое сложное в подготовке космонавтов для Батурина оказалось самым простым: вписаться в крайне жесткий график. Каждый космонавт в пятницу получал из учебного отдела расписание на следующую неделю. Было расписано буквально все, вплоть до маленьких перерывов перед тем, как ты идешь на следующий тренажер, но для него это оказалось вполне естественным, потому что на физтехе занятия планировались с 9:00 до 19:50. К тому же уже после физтеха он установил особые отношения со временем. Еще в первый год работы в НПО «Энергия» остро ощутил, сколь быстро утекает дорогое время. И решил проанализировать ситуацию, завел дневник, классифицировал ежедневные траты времени не на работу или учебу — от необходимых до абсолютно пустых. Как учили на физтехе, вывел формулу — критерий эффективности использования времени, и каждый день вечером подводил итоги. В воскресенье строил недельный график. По прошествии четырех недель — график за месяц и среднее значение эффективности. Через год потраченного на разные дела времени ему уже не требовалось вести дневник, он словно начал чувствовать физически его течение, заполнять все паузы в своем графике подходящей полезной деятельностью. Например, в электричке учить иностранные языки.

И теперь с Батуриным не страшно попасть даже на необитаемый остров. С ним вообще не страшно попасть куда угодно. Со всеми он найдет общий язык.

Общим, во всяком случае, может стать на выбор:

Английский, шведский, японский, французский, немецкий и сербохорватский язык. Что-то он учит и сейчас, но не говорит что.

Кстати, Батурин — единственный из моих друзей и знакомых, кто изображен на иностранной почтовой марке, казахской. К тому же казахстанских орденов у него ровно столько же, сколько российских, — два. Орден Достык («Дружба») и Орден Барыс («Барс») I степени.

И еще личное воспоминание.

Уже в двухтысячных на журналистском фестивале в Дагомысе у меня в гостиничном номере собралась славная компания. Перечислю (как убедитесь, не хвастовства ради): директор Института экономики Гринберг, членкор-ядерщик Кекелидзе из Дубны, советник президента Федотов с гитарой, Батурин (уже дважды летавший космонавт и Герой России), великие «известинцы» Шинкарев и Плутник, недавний редактор газеты, только что ставший вице-губернатором огромного региона… Стремительно темнело, и тут-то выяснилось, что в номере — нет света!

Батурин сказал: я инженер, и все вам сейчас будет! Он долго колдовал над электроприбором, сокрушался отсутствием необходимого инструмента, так что, в конце концов, я был вынужден все-таки обратиться в администрацию отеля. От администрации пришел аккуратный пожилой человек в халате и с чемоданчиком. Он выслушал меня, стоя в освещенном дверном проеме, потом молча поддернул брючины, наклонился и вставил штепсель в розетку. Лампа загорелась. Спаситель так же молча пошел к двери.

Я пискнул: «Спасибо, может, вы выпьете с нами?»

Спаситель повернулся, с брезгливостью оглядел собравшихся:

— Если я здесь со всеми всякими выпивать буду…

И ушел навсегда.

При случае я всегда передаю Батурину от него приветы.

12 апреля 2009 года его первый командир Геннадий Падалка совершал свой очередной полет и пытался с орбиты позвонить Батурину, чтобы поздравить с общим праздником. Но тот в это время находился в альпинистской экспедиции в Гималаях, в базовом лагере на Эвересте — вместе с академиками Фортовым, Бугаевым и Каляевым. Мобильной связи не было. Геннадий знал, где в этот момент окажется Батурин, и заранее сказал, что обязательно надо переговорить, когда по расстоянию «мы будем много ближе друг к другу», чем он с остальным человечеством. Но не удалось.

Сам слышал от Олега Атькова (ученый-медик, членкор РАН, космонавт, Герой Советского Союза): Батурин — человек редкой выдержки и невозмутимости.

Рассказал Атьков следующую историю: пригласили его на полгода преподавать в Сорбонне, предоставили замечательную квартиру, с антикварной мебелью. И приехал в Париж по каким-то делам Батурин, зашел, естественно, в гости. Сидят они за столом и говорят о высоком. И вдруг — грохот.

В 1990-м было решено набрать группу журналистов для прохождения общекосмической подготовки. «Комсомольская правда», объявила конкурс на «космическое сочинение» в качестве первого этапа отбора.

Батурин «сочинение» написал тоже. Но оно даже не попало на газетную страницу и уж, конечно, не вошло в число призеров.

Вышедшая в прошлом году батуринская книга «Повелители бесконечности», на мой взгляд, лучшее из всего написанного о космосе и космонавтах.