Следователи сразу выдвинули основную версию произошедшего — ​«вспышка газа».

«Вы знаете, как в целом в нашей стране обстоит дело с газовым оборудованием. Оно старое, оно часто нуждается в ремонте. С мая [2018 года] никто не заходил в квартиры в этом доме, и не все квартиры тогда исследовали», — ​говорил на оперативном совещании в Магнитогорске глава Следственного комитета Александр Бастрыкин.

1 января 2019 года, на следующий день после взрыва в доме, на той же улице Карла Маркса взорвалась маршрутная «Газель». В ней были найдены три тела. В тот же вечер издания Znak.com и 74.ру со ссылкой на собственные источники сообщили: взрыв в жилом доме мог быть терактом, а в маршрутке ​могли находиться террористы.

Так последний день 2018 года и первые дни 2019-го стали для Магнитогорска непрерывным кошмаром. Пока в одной части города хоронили людей, в другой силовики оцепляли целые кварталы, ходили по квартирам, спиливали двери и искали кого-то, не объясняя при этом — ​кого.

Власти всех рангов — ​от президента до мэра города — в те дни успокаивали магнитогорцев как могли. По 16 часов в сутки общался с людьми губернатор Борис Дубровский. Владимир Путин дал личное поручение расселить пострадавший от взрыва дом, и правительство РФ выделило на это 500 млн рублей. Еще 61 млн на помощь пострадавшим собрали всей страной. А еще были грузовики с одеждой и едой для пострадавших, были сотни волонтеров. Равнодушных не было.

Но прошло четыре с половиной месяца. Я позвонил знакомому в Магнитогорск справиться о делах и услышал: «Не дают нам новую квартиру. Не хотят нас переселять». Затем появилась скверная новость: жильцам разрушенного дома на Карла Маркса выставили счета за капремонт.

После взрыва прошло пять месяцев. Этого срока оказалось достаточно, чтобы о трагедии стали забывать. Чтобы жители дома начали терять надежду, что их не бросят. Пять месяцев официальное следствие не называет причину трагедии.

Но пять месяцев — ​еще не так много. Еще можно оживить память. И еще нельзя отмахнуться: «Это было давно».

Дорога на окраину

Большого дома № 164 нет. Ковш экскаватора еще в конце января разделил 12-подъездное здание на две части. Вместо разрушенных взрывом седьмого и восьмого подъездов — ​пустота. Двор перекопан. Гудит тяжелая техника, суетятся рабочие. Рядом с домом власти Челябинской области обещают разбить сквер — ​39 деревьев в память о погибших при взрыве. Здесь же хотят установить большую детскую площадку. Но не все жители хотят растить здесь своих детей.

Екатерина Ефимова встречает меня у пятого подъезда.

— Мы с дочкой уехали в первый же день, жителям пятого и шестого подъездов после взрыва не разрешали оставаться в своих квартирах — ​непонятно было, насколько подъезды устойчивы. К тому же психологически сложно. Я иногда слышу: «Почему не жить здесь дальше?» А как здесь жить, если я знала соседей [которые погибли], маленьких ребятишек видела.

Мы заходим в подъезд и поднимаемся по лестнице. На окне между этажами белой краской выведена надпись: «31.12.2018. За что???»

В следующем пролете — ​почтовые ящики со свежими квитанциями.

— Их принесли вчера. Все, кто не забрал, здесь не живут, — ​говорит Екатерина. Квитанции не забрали из половины почтовых ящиков.

Екатерина в доме на Карла Маркса тоже не живет, но и получить новую квартиру по программе расселения не может. Вынуждена арендовать.

— Моя проблема — ​это ипотека, — ​объясняет она. — ​Ипотечников расселять не хотят. В администрации говорят: сначала решите вопрос с кредитом, то есть с обременением, а потом приходите за компенсацией. Отправляют в банк. В банке предлагают единственный выход: заменить ипотеку на обычный потребительский кредит. Там еще автомобиль в залог отдать надо. Но что делать, я уже и на это согласна.

Ипотеку на однокомнатную квартиру на Карла Маркса Ефимова взяла 6 лет назад. «Своих» было 900 тысяч, 500 тысяч взяла в банке. Сейчас ее долг — ​175 тысяч рублей.

— Шесть лет назад эта квартира стоила 1 380 000, — ​рассказывает Екатерина. — ​А сейчас администрация готова мне дать за нее чуть больше миллиона. То есть меньше, чем стоила квартира, когда я ее покупала. Один квадратный метр в нашем доме оценили в 31 725 рублей. Я так понимаю, что брали просто среднюю стоимость жилья по городу, хотя этот дом находится в центре, где жилье всегда стоило дороже, чем в остальных районах. Я посчитала, что смогу купить на свою компенсацию… «однушку» на улице Зеленый Лог, на самой окраине города. И то — ​придется доплачивать: там 1 120 000 квартиры стоят.

— При этом если вы компенсацию берете, то квартира на Карла Маркса из вашей собственности выбывает? — ​уточняю я.

— Конечно. Нужно написать заявление, что мы дарим квартиру администрации. А потом в этот дом, насколько я понимаю, будут переселять людей из аварийного жилья.

Екатерина рассказывает, что на встречах с чиновниками жители дома неоднократно поднимали вопрос о пожертвованиях и о деньгах, которые выделило правительство России. В сумме — ​561 млн рублей.

— Об этом спрашивали и на встречах с замглавы города Юлием Элбакидзе. И когда [врио губернатора Челябинской области Алексей] Текслер приезжал. Они говорят, что «деньги пока есть, мы их распределяем». С этих денег платят нам аренду, детям, которые едут в санатории, лечение оплачивают. Ходит слух, что будут как-то еще распределять, но пока тишина.

Напоследок Екатерина добавляет:

Все, кто продавал квартиры, подняли цены на 100 000 как минимум. Хотят заработать… Я с людьми разговариваю и вижу, что у них чувство того, что случилось, исчезает. Не у тех, кто в этом доме жил. У других. Понимание трагедии было в новогодние праздники. Но время идет, о нас забывают.

«Квартиру никто не пришел смотреть»

У семьи Яны Ворониной та же проблема — ​ипотека. Взяли в 2013 году. Трехкомнатная квартира на тот момент стоила 1 850 000 рублей. Банк дал 1 600 000.

— Ипотеку платили, маткапитал туда вложили, ремонт сами сделали: стены выровняли, окна поменяли, проводку, трубы, ванну — ​все сами. Собирались долго здесь жить, — ​рассказывает Яна. — ​Но после взрыва дети встают по ночам и плачут. Муж сказал: «Надо переезжать». Пошли в банк, сказали: нам президент разрешил переселиться, мы хотим переехать. Нам в ответ: «Нет. Дом признан пригодным. Хотите переехать — ​берите новую ипотеку».

От долга семья не отказывается. Воронины просят просто перенести ипотеку на другой объект.

— Но нам говорят. «Нельзя. Берите новую». А новая ипотека — ​это более высокий, чем у нас сейчас, процент. Это еще 15 лет платить. Здесь нам осталось шесть лет. Я не понимаю, почему одни люди могут переехать из этого дома, а те, у кого ипотека, этого права лишены.

Сосед Яны по подъезду Сергей Гущенский тоже продолжает жить в доме на Карла Маркса.

— Мы с семьей переезжать собрались еще до взрыва. Выставили квартиру на продажу, но найти покупателя не успели. После взрыва — ​как отрезало. Ни один человек за пять месяцев даже смотреть квартиру не пришел. Риелторы предлагают выкупить ее за 600 000 рублей. А мы в 2015 году за 1 200 000 покупали.

Гущенские решили приобрести новую квартиру по программе расселения дома. Но тут, по словам Сергея, «началась бюрократия».

— Одно заявление надо написать, другое, третье. Потом обнаружится какая-то ошибка — ​нужно заново начинать. Было, например, что у нас ребенка не учли в документах. И вот так мы с января пытаемся-пытаемся, но не можем переехать.

Не со всеми жителями дома мне удается встретиться. Многие оставляют жалобы в соцсетях.

«Мы до трагедии сделали ремонт в квартире на 200 000 рублей, поменяли мебель, двери, отделали балкон, — ​написала жительница шестого подъезда Ольга Носовец. — ​Наша квартира находится на третьем этаже прямо над аркой. После взрыва от ремонта ничего не осталось. Я обращалась в администрацию с вопросом, можем ли мы рассчитывать на компенсацию хотя бы за балкон и за двери, нам ответили: «Нет, так как ваш подъезд не пострадал, соответственно, и вы не пострадали».

«Жильцы сами решат, как распределить деньги»

Ответить на претензии жителей дома на Карла Маркса соглашается мэр Магнитогорска Сергей Бердников. Встречаемся в здании администрации города.

— Мы практически полностью расселили седьмой и восьмой подъезды, которые были разрушены взрывом. За исключением нескольких человек, с которыми решаем индивидуально: кто-то хочет в другой город переехать, кто-то хочет получить деньги, [а не альтернативное жилье].

Что касается остального дома, то ситуация сложная. Мы видим, что большая часть жителей не собирается переезжать (в ходе январского опроса 166 человек высказались «за» переезд, 195 —​«против».— ​И.Ж.). Причем некоторые подают документы на переезд, а потом меняют свое решение. Все же у этого дома очень удобное местоположение: тут и все виды транспорта, и больницы, и школы, и садики. Это фактически центр города. А при переезде, возможно, придется поменять район. Потому что в этом районе жилье купить трудно: люди, [продававшие квартиры в районе Карла Маркса, 164], воспользовались случаем и подняли цены. Мы договорились с риелторами, что они не будут повышать цены на свои объекты и свои услуги. А с физлицами как договоришься? Мы обращались к ним через СМИ, что смогли — ​то сделали.

— Жители дома жалуются на размер компенсаций —​31 725 рублей за метр. Именно из-за него, говорят, не могут переехать. Кто эту сумму установил?

— Стоимость квадратного метра устанавливалась Федеральным законом, исходя из средней цены по городу. В новых районах совершенно новые квартиры за 31 725 рублей за метр вполне можно купить.

— Много жалоб от людей с ипотекой. Они говорят, что администрация города отправляет их сначала решать вопросы с банком, снимать обременение. А банки навстречу идут очень неохотно. Может ли администрация города выступить посредником между людьми и банками и как-то решить эту проблему?

— На самом деле мы этим занимаемся, работаем с каждым банком и с каждым ипотечником. Кто-то, может быть, чего-то вам недоговаривает. На самом деле там, где это нужно, мы работаем. И я каждый день веду прием, люди могут прийти.

— Одна из жалоб, которую мне прислали, касалась неполучения компенсации за ремонт. Женщина из шестого подъезда говорит, что у нее после взрыва весь ремонт «поехал», и она не может получить потраченные на него 200 000 рублей.

— Во-первых, не верьте на слово. Пусть она идет [на прием]. Во-вторых, такие жалобы есть. Но среди жалующихся есть люди, которые не собираются больше в доме жить. Тогда о каком ремонте речь? Я был в одной такой квартире, хозяева жаловались, что у них «полы ходят». Я спрашиваю: «Где у вас пол ходит?» Они: «Да нет, это так. Ну все равно же скрипит»… Это как «наживаться на холере». Шестой подъезд признан годным. Мы прошли по каждой квартире шестого подъезда. У кого есть последствия от взрыва — ​мы всем это дело закрываем. Но есть некоторые люди, которые говорят: «Да не надо мне ничего делать. Дайте деньги, я с ними уеду из этой квартиры». Но мы ж должны квартиру отремонтировать, а не поправить его финансовое положение.

— Но если человек перед трагедией вкладывался в квартиру, то он, получается, потерял эти деньги.

— Еще раз: 31 725 рублей — ​это средняя цена с ремонтом. У одних, может быть, ремонт на миллион сделан, а у других — ​нет никакого. Как вы это разграничите? Если вы начнете этим заниматься — ​не найдете золотой середины. А как вы хотите оценить ремонт?

— Возможно, по чекам…

— Ну по каким чекам, я вас умоляю. Компенсируется средняя цена жилья. Если у вас в золоте все было, почему вы решили, что надо компенсировать все это? Дом признан безопасным для проживания. Человек уезжает просто интуитивно: «Я не хочу здесь жить». У него выкупают квартиру по законно установленной цене. И это разумно.

— Довольно спорно на самом деле.

— А как вы хотите?

— Ну кто-то вкладывался в квартиру, а кто-то нет.

— Ну вкладывался и живи. Зачем уезжать-то?

— Люди собрали на нужды пострадавших 61 млн рублей. А 26 января правительство РФ распорядилось выделить еще 500 млн на расселение дома. Все жители, с кем я общался, спрашивали: почему не взять эти деньги и не купить желающим переехать новые квартиры?

— А что сейчас делается? Сейчас каждому покупается по квартире. 500 миллионов — ​это сумма на весь дом. Потратится из них 200 млн — ​хорошо, потратятся все 500 млн — ​тоже хорошо. Но опять же, по закону — ​31 725 рублей за квадратный метр. Не каждому по дому, а 31 725 рублей за квадратный метр.

— Из собранных людьми средств тоже будут оплачены квартиры?

— Нет. Из этих денег оплатили только погребение погибших и продолжаем оплачивать арендную плату тем, кто не живет в этом доме [но еще не нашел новое жилье]. Сегодня на этом счете остается около 50 млн рублей. В июне, как мы рассчитываем, жители сами определят, как распределить эти деньги. В первую очередь жители седьмого подъезда, где погибли люди. Планируем провести собрание, на котором люди сами проголосуют, как эти деньги поделить.

Спустя пять месяцев после трагедии в Магнитогорске не только не расселены жильцы пострадавшего от взрыва дома, но и нет ответа на один из главных вопросов: что стало причиной взрыва в доме и кто погиб 1 января в маршрутной «Газели»? Это был взрыв газа или теракт?

Сторонники версии о теракте утверждают, что дом не мог «сложиться» из-за взрыва газа: «Пострадала бы одна квартира, и все», — ​говорят они. Однако в январе сотрудники газовых служб рассказывали мне, что «сложиться» при взрыве газа подъезды все же могли: например, из-за перепланировок. Отсылали к трагическому случаю в Ижевске в 2017 году, где из-за взрыва газа рухнула целая секция девятиэтажного дома, «и никто не сомневался в причинах».

Сомнения в версии о теракте возникают и потому, что в ней — ​много пробелов и информации, которая так или иначе не нашла своего подтверждения. Например, не подтвердилась информация о том, что квартиру № 315 в доме на Карла Маркса за день до взрыва сдали мигрантам, которые якобы и могли устроить теракт. На самом деле ее сняла для своего сына жительница этого же дома Наталья. Не подтвердилась и информация о том, что дом обрушился в результате взрыва автомобиля под аркой. Был и ряд других нестыковок.

Спустя пять месяцев после трагедии новой информации в версии о теракте не прибавилось. И я решил проверить ее базовые постулаты:

• К взрыву могут быть причастны жители Магнитогорска Махмуд Джумаев, Алишер Каимов и Альмир Абитов.
• В городе планировалась целая серия взрывов, а одно из взрывных устройств обезвредили дворник и случайный прохожий.

Тихие парни

1 января 2019 года. После взрыва в маршрутной «Газели» силовики оцепили целый квартал в районе пересечения улиц Ленина и Марджани и пошли по домам. В одном из домов, по утверждению проекта Baza, жил Алишер Каимов. Он же якобы погиб в маршрутке.

Нахожу этот дом — ​№ 93 по улице Ленина. У подъезда курят двое мужчин.

— Вам когда-нибудь приходилось слышать об Алишере Каимове? — ​спрашиваю я.

— Да. Это мой сосед был, — ​говорит один из них.

Мужчина просит не называть его имени. Но соглашается провести к квартире, которую снимал Каимов.

— Я в тот день [1 января] пришел с работы. Я работал в праздники. Раз — ​ко мне в дверь стучатся фээсбэшники. Говорят: «Надо, чтобы ты был свидетелем». То есть понятым. Ну мы пошли в эту квартиру [№ 37]. А там уже пожарники, омоновцы, саперы. Они, короче, взломали дверь.

— Они при вас сломали дверь?

— Нет, не при мне. Они уже там были. Соседку туда подтянули и меня позвали. Проводили обыск при мне. Брали какие-то жидкости, порошки. Я не знаю, что за порошки: может, сахар, может, соль… Тщательно все обыскали, каждую подушку вспороли. Набрали полные пакеты. Меня спрашивают: «Ты его видел?» Ну видел, а что. Он же с табличкой не ходит: «Я террорист». Нормальный парняга. Тихий. «Здрасьте-здрасьте», и пошел к себе.

По словам соседа, к Алишеру Каимову действительно приходили в гости Махмуд Джумаев и Альмир Абитов: «Видел их. Ходили [с Каимовым] в магазин. Не общался».

— Вам известна дальнейшая судьба Каимова? Может быть, кто-то говорил, что его точно убили или, наоборот, что он живой?

— Да говорили-говорили. Но тут понимаешь, какая ***.

— Что изъяли в квартире?

— Жидкость автомобильную в канистре. На кухне нашли какие-то порошки: может, мука, может, гексоген — ​я не разбираюсь. Обрезки труб из-под ванной [достали]. Потом дверь заколотили, опечатали, а мне сказали расписаться. И ушли.

— Короче, жив Каимов или нет —​непонятно?

— Кому знать надо, те знают. А мне лишний раз не надо… меня еще следователь напугал: ты, говорит, смотри с репортерами поаккуратней.

В 300 метрах от железнодорожного вокзала Магнитогорска жил другой человек, чье имя фигурирует в версии о теракте, — ​Махмуд Джумаев.

Супруга Махмуда Олеся Антоненкова в ответ на мои вопросы в «ВКонтакте» многозначительно сменила аватар, вместо своей фотографии поставив надпись: «Будешь много знать — ​расстроишься». И ничего отвечать не стала.

Я подхожу к пятиэтажке у ж/д вокзала. Из квартиры, по словам соседей, Олеся с детьми съехала вскоре после взрыва маршрутки.

— Но 1 января у нас здесь был обыск, — ​подтверждает соседка Джумаевых, попросившая не называть ее имени. — ​Была полиция.

Петли на двери в квартиру Джумаевых — ​со свежей сваркой. Судя по всему, при обыске их срезали.

— Махмуд, — ​говорит соседка, — ​был тихий, спокойный. Жена на него почему-то часто ругалась, а он не отвечал. Я не верю, что он кого-то взорвал. Его самого, наверное, взорвали.

Чтобы выяснить еще хоть что-то о Махмуде, направляюсь на конечную остановку 31-го маршрута: Джумаев работал на нем водителем.

— Да, у нас были беседы со следователями после взрыва. Они приходили, каждого расспрашивали о нем, — ​подтверждает один из водителей. — ​Нам не говорили, погиб он или нет. Но мы с тех пор его не видели: как он 24 декабря последний раз вышел на маршрут, так потом и пропал.

Третий фигурант версии о теракте, Альмир Абитов, выходец из соседнего с Магнитогорском села Кирса. Село небольшое — ​16 улиц. Брат Альмира Руслан живет на самой окраине. Стучусь в ворота. Спустя две минуты Руслан открывает окно. Сначала не хочет говорить, но потом на несколько вопросов все же отвечает.

— Я не знаю, был мой брат в маршрутке или нет, потому что тела сильно обгорели.

— А ДНК-экспертиза ничего не установила(пробы забирали еще в январе. —И. Ж.)?

— Пока нет. Ничего нам не говорили.

— Но вы Альмира не видели с тех пор?

— Нет.

На другом конце села живет гражданская жена Альмира Абитова Валентина. У меня нет ее фотографии. Двери дома открывает рыжая девушка, выслушивает мой вопрос и тут же захлопывает дверь: «До свидания».

После общения с родственниками и соседями Махмуда Джумаева, Алишера Каимова и Альмира Абитова нельзя заключить, погибли они в маршрутке 1 января или остались живы и к взрывам в Магнитогорске не причастны. Понятно одно: после этих событий они исчезли, по их адресам действительно проводились обыски, а их родственники попали в поле зрения правоохранительных органов.

«В урне лежала бутылка с запалом и гайками»

Второе базовое утверждение в версии о теракте звучит так: в Магнитогорске планировалась целая серия взрывов. При этом сторонники этой версии приводят только один пример: якобы взрывное устройство было обнаружено в урне у ТЦ «Континент». И нашел его дворник по имени Салават.

Дворника у «Континента» жду начиная с шести утра. К семи часам к остановке у торгового центра подходит мужчина в синей робе, достает метлу и начинает подметать.

Подхожу к нему и представляюсь.

— Да, я нашел бутылку. Это правда. Это было первого числа [1 января], — ​рассказывает мужчина. — ​Она лежала в урне. Большая, пятилитровая примерно. Там были провода, четыре запала, внутри — ​гайки и порошок.

По словам Салавата, он легко определил, что бутылка — ​это взрывное устройство, потому что служил сапером на Тихоокеанском флоте.

— Я сначала пошел в соседний ларек «Фасоль». Говорю продавцу: вызывай полицию. Она вышла, посмотрела, говорит: «Я не буду звонить, потом таскать начнут [по допросам], зачем мне это?» Я сам позвонил 112. Там диспетчер начала расспрашивать: «Где вы живете? С кем живете?» Я выругался, говорю: «Какая вам разница? Здесь сейчас все взорвется».

Поговорив с диспетчером, Салават, по его словам, так и не понял, приедет ли полиция. В это время к нему подошел знакомый — ​Сергей. Сергея Салават характеризует так: «Выпивает. Не без этого».

— Он полез к телефону, который был примотан к бутылке. Обычный кнопочный телефон. Я говорю: «Ты с ума сошел?» А Серега за телефон взялся, дернул и вытащил его. Еще мы вытащили запалы, они находились в трубке от фейерверков.

После этого, по словам Салавата, он решил, что бомба обезврежена, положил бутылку в мешок с мусором и понес в контейнер — ​через дорогу от остановки. Но по пути мешок порвался от тяжести, и бутылку пришлось оставить в другой урне.

— А потом, когда я уже собрался домой уходить, мне позвонили из ОВД. Я сказал: «Приезжайте, все покажу». Но сначала приехал только один сержант, посмотрел и давай начальнику звонить. Приехал подполковник. Тоже посмотрел на бутылку: «Это, — ​говорит, — ​стиральный порошок». Я ему: «Вы мне лапшу на уши не вешайте, я сапером был, все понимаю».

«Новая газета» 22 мая направила запрос в СК с просьбой предоставить информацию хотя бы о промежуточных результатах расследования взрывов в Магнитогорске. Из ведомства пришел ответ: «Вся допустимая информация о расследовании интересующего вас дела опубликована на сайте Следственного комитета. В связи с тем, что предварительное следствие продолжается, предоставление дополнительных данных противоречит положениям ст. 161 УПК РФ».

Что точно изменилось в Магнитогорске спустя пять месяцев после трагедии, так это отношение к мигрантам. Не столько со стороны рядовых горожан, сколько со стороны силовиков. В январе СМИ активно писали о рейдах на «Зеленом» и Центральном рынках города, о проверках автотранспортных предприятий. В полиции происходящее называли «обычными профилактическими мероприятиями».

26 января «Новая» рассказала историю гражданина Кыргызстана Хуснидина Зайнабидинова, который заявил, что сотрудники спецслужб принуждали его взять на себя ответственность за взрыв в доме на Карла Маркса. Сам Хуснидин утверждал, что к нему применяли пытки, но впоследствии Басманный районный суд Москвы признал информацию о силовом давлении на Зайнабидинова не соответствующей действительности. Обвинений во взрыве дома ему не предъявили.

А 19 марта в Магнитогорске исчезли сразу два водителя маршруток: Юлдашходж Мойдинов и Фарход Ахмедов.

Мойдинов, как выяснилось, был задержан сотрудниками ФСБ.

С супругой Юлдашходжа Гульнарой мы встречаемся в съемной квартире на окраине Магнитогорска.

— Его задержали вечером, около 22 часов, когда он возвращался с работы. Задержали возле подъезда. Я не знала об этом: просто он не пришел домой. Начала его искать, увидела, что возле дома припаркована его машина. Обошла все дворы, не нашла. Позвонила в полицию. Они приехали, сфотографировали мой и его паспорта. Затем на следующий день раздался звонок. Звонил муж, сказал, что его задержали.

В отношении Юлдашходжа возбудили уголовное дело по ст. 228.1 УК РФ «Незаконный сбыт наркотиков». Сам он свое задержание описывает так: «Возле подъезда ко мне подбежали около 10 человек в масках, скрутили руки и уронили на землю. Я почувствовал, что кто-то лезет ко мне в карман, после чего на меня надели наручники, подняли с земли и втолкнули в подъезд. В подъезде с меня сняли наручники и потребовали, чтобы я все вытащил из карманов. Я обнаружил у себя полиэтиленовый пакет со светлым порошком. Данный сверток мне не принадлежал».

В постановлении и привлечении Мойдинова в качестве обвиняемого говорится, что в пакете было 56 граммов героина. При этом экспертиза, по словам родственников, не нашла в его крови следов употребления наркотика.

Уголовное дело против Мойдинова можно было бы считать рядовым, если бы он не был водителем маршрутки и если бы в тот же вечер не пропал еще один «маршруточник» — ​Фарход Ахмедов.

Семья Фархода от встречи отказалась. При этом известно, что до настоящего момента он не найден. В апреле, разговаривая с корреспондентом магнитогорского портала «Верстов.инфо», брат Фархода Айбек заявил, что исчезновение Ахмедова могло быть связано с тем, что он (цитата)«мог хорошо знать мужчин, погибших в сгоревшей «Газели». Тем более что он, как и погибший Махмуд Джумаев, когда-то работал на 31-м маршруте».

Раскол

Еще до поездки в Магнитогорск я задавал себе вопрос: как Махмуд Джумаев, Алишер Каимов и Альмир Абитов, если они были террористами, пришли к своим убеждениям? Все трое жили в Магнитогорске давно. У них были семьи, русские жены и дети с русскими именами. Они были хорошо интегрированы и до какого-то момента (точно не установлено) ходили в Соборную мечеть. А потом началось странное: молиться все трое стали на квартирах, и 1 января пропали.

Частично ответить на этот вопрос мне помог магнитогорский журналист Вячеслав Болкун. Он рассказал, что между мусульманами Магнитогорска произошел раскол: многие из них отказываются ходить в Соборную мечеть и слушать имама Рашида Латыпова.

С председателем Совета местной национально-культурной автономии татар Кадиминуром Тагировым встречаемся в его офисе.

— Раскол действительно существует. Татары и башкиры сегодня практически не ходят ни в Соборную, ни в Левобережную мечеть и вынуждены арендовать помещение для молитв.

Обе мечети, рассказывает Тагиров, контролируются имамом Рашидом Латыповым и его подчиненными.

— При Латыпове Соборная мечеть, на наш взгляд, перестала осуществлять свою религиозную функцию и превратилась в бизнес-проект. Прямо на территории мечети, а это порядка 6 гектаров, сейчас развернут авторынок. И руководство мечети, как мы считаем, сегодня занимается не проповедью, а коммерческой деятельностью. Имам Латыпов не читает намаз, не читает многие худбы. И выходцы с Кавказа или из Азии, приезжая сюда, начинают шарахаться от этой мечети. И молятся на стороне. Я думаю, что вот эти трое (Джумаев, Каимов и Абитов) могли прийти к своим убеждениям потому, что не смогли найти ответов в мечети.

По словам бывшего имама Левобережной мечети Ильяса Гафарова, для радикалов в Магнитогорске уже давно была создана благодатная почва.

— В 1994 году в город приезжал арабский проповедник Мохаммад Негр. Тогда мало кто имел полное представление о религии, и его проповеди были популярны. Как уже потом выяснилось, он исповедовал ваххабизм. И сейчас в Магнитогорске остается немало людей, кто воспринял его проповедь и кто продолжает проповедовать эту идею на квартирах.

Гафаров рассказывает, что, будучи имамом Левобережной мечети, он тоже замечал среди прихожан людей с радикальными настроениями.

— Но мы говорили с этими людьми, мы отвечали на их вопросы, мы держали ситуацию в руках и были уверены, что никто из них не пойдет проливать кровь.

Рядом с красивым белым зданием Соборной мечети с высоким минаретом действительно работает авторынок. Склад шин находится за забором самой мечети.

Рашида Латыпова в мечети нет, но нам удается поговорить по телефону.

— Я интервью не даю, — ​с ходу замечает он. — ​Никакого раскола в нашей общине нет. Есть люди, которые пытаются этот раскол создать, и они работают за деньги. Что касается Джумаева, Абитова и Каимова, то эти люди в мечеть не ходили, и ничего сказать я о них не могу (ранее в интервью порталу 74.ру знакомые пропавших мужчин говорили, что те ходили и в Соборную, и в Левобережную мечети. — ​И. Ж.).

Что стало причиной взрывов в Магнитогорске — ​пока до конца не ясно. Хотя версия о теракте уже не кажется конспирологической. Нет полной ясности и в ситуации с пострадавшими: мэр города, судя по всему, считает таковыми только жителей седьмого и восьмого подъездов. Сами жители дома считают, что пострадавшие — ​они все. Спустя пять месяцев после трагедии вопросов меньше не становится.