Несколько лет назад полковник МВД Захарченко поразил страну обнаруженными у него миллиардами рублей. Мы понимали, конечно, что должностные лица в России берут крупные взятки, однако масштабы взяточничества в подразделениях полиции, которым поручено бороться со взяточничеством, оказались уникальными.

Неприятие коррупции при обнаружении подобных полковников-миллиардеров возрастает. В обществе возникает представление, что нужны, наверное, органы, которые будут жестко контролировать таких «контролеров», как Захарченко. Впрочем, у нас традиционно существуют силовые структуры, присматривающие за безопасностью страны во всех сферах. Этим занимаются чекисты. Именно ФСБ в свое время задерживала Захарченко. И вот теперь пришла очередная новость — у полковников ФСБ Кирилла Чекалина и Дмитрия Фролова, а также их подчиненного Андрея Васильева обнаружили еще больше таинственных миллиардов, чем у Захарченко.

В народе, наверное, зреет мысль о том, что нужно создать для борьбы с коррупцией какое-то еще более высокопоставленное и элитное подразделение, где уж точно не будет никаких коррупционеров. Однако по мере вызревания мысли закрадывается страшное подозрение, что у таких «неподкупных борцов» с холодной головой, горячим сердцем, чистыми руками и пустыми карманами в какой-то момент вдруг обнаружат такие миллиарды, что полковник Захарченко покажется невинным агнцем.

Подобное подозрение вполне справедливо. При создании все более мощных контролирующих ведомств коррупция не уменьшается, а, наоборот, увеличивается. Ведь представление о способности государства сверху установить контроль за злоупотреблениями покоится на идее, будто проблема наша состоит в людях, а не в тех правилах игры (институтах), которые для них устанавливаются государством. То есть существуют у нас якобы честные и нечестные силовики. Нечестные крутятся где-то внизу, тогда как честные концентрируются вокруг президента, и если дать им полномочия, они наконец уничтожат, действуя сверху вниз, всю скверну.

Увы, подобные представления принципиально неверны.

Нет никаких оснований считать, будто бы люди наверху лучше, чем люди внизу. А вот возможностей для злоупотреблений наверху гораздо больше. «Взяткоемкость» обыкновенного гаишника ограничивается платежеспособностью тех водителей, которых он задержал. Но уже его начальник имеет возможность собирать дань со всех подчиненных — под угрозой того, что если они не станут платить, то потеряют хлебные места.

А контролер за контролерами может брать так много, что для него, как мы видим, проблемой становятся не поля, с которых собирается урожай, а, скорее, хранилища для наличных денег, которые в какой-то момент уже некуда распихивать.

Когда в голове выстраивается вся эта страшная картина, то сперва возникает чувство, будто коррупция неискоренима. Однако на самом деле есть множество стран, где взяточничество не достигает таких чудовищных масштабов. Коррупция и там существует, конечно, но с ней реально борются. А успех борьбы определяется, если сказать кратко, тремя обстоятельствами.

Во-первых, государство не плодит всякие проверяющие органы, которым поручается контролировать деятельность частного бизнеса. Меньше контролеров — меньше возможности для взяток на самом нижнем уровне государственной иерархии. Бизнес сравнительно свободно решает, что и как ему делать. Главным контролером для деловых кругов является рынок, а не человек, решающий, кого на рынок допустить.

Во-вторых, суды не подмяты под высшую власть и контролирующие органы. Поэтому у бизнеса и отдельных граждан существует легальная возможность защитить себя в суде, а не давать взятки всевозможным контролерам за то, чтобы от тебя отстали и дали спокойно зарабатывать. Контролер перед лицом независимого суда оказывается в равном положении с контролируемым, а не глядит на него сверху.

В-третьих, помимо судов, имеются политические и общественные механизмы контроля. Существование в парламенте разных политических партий создает возможность организации парламентских расследований в тех случаях, когда есть опасность, что власть подминает закон под себя. А помимо парламентских расследований, работают еще и расследования журналистские.

Принципиально важно, что у политиков и журналистов в этих делах совершенно иные цели, чем у госконтролеров. Они не могут своими расследованиями перетянуть на себя часть денег, крутящихся в коррупционном пространстве. Политики борются за симпатии избирателей. Журналисты — за интерес читателей. То есть механизмы контроля за коррупцией становятся не вертикальными, а горизонтальными. Но для того, чтобы властную вертикаль сменила горизонталь гражданского общества, нужно иметь не авторитарное, а демократическое государство.