Ирония в том, что последние лет 70 на этом самом месте, в районе реки Йоканьга, — база оленеводческой бригады местного совхоза «Тундра» — одного из двух хозяйств, оставшихся на Кольском полуострове от некогда многочисленных стад домашнего северного оленя. А положение о заказнике «Мурманский» деятельность по выпасу оленей разрешает, равно как и нахождение пастухов в его границах. Правда, инспектор Росприроднадзора Владимир Черевко, составивший протокол, считает, что в заказнике Бочеров находился незаконно и даже якобы организовал незаконный туризм. Тот же настаивает: был на работе, пас оленей.

— Заказник там с 1987 года. Но никаких проблем с работой оленеводов раньше не было. Я 32 года в тундре, с 15 лет. А теперь позиция охотинспекции такая: в заказнике находиться нельзя, жить нельзя, убирайте своих оленей, сносите свои постройки, — говорит Вадим. — Нам говорят: «Лопари, уматывайте отсюда, надоели со своими оленями!»

Лопари — так на русский манер когда-то величали кольских саами — коренной малочисленный народ. Многие саами это прозвище считают оскорбительным, что хорошо известно всем, кто с ними контактирует. В том числе чиновникам.

Основной промысел саами — оленеводство. Когда-то в совхозе «Тундра» было 7 тысяч оленей, сейчас — от силы тысяча. Всех выбили браконьеры. На всю область шесть охотинспекторов, охранять стада — забота самих пастухов. В былые годы их в бригадах было до десятка, сейчас Вадим ездит в тундру вдвоем с сыном — вот и вся бригада.

— Оленевода легче поймать, чем браконьера, поэтому охотников и не трогают, — говорит Бочеров. — А с нашим братом что хотят, то и делают.

Обострение отношений коренного населения с госорганами связывают со скандалом, разразившимся месяц назад, когда саами пожаловались в ООН после того, как власти разрешили организовать в тундре охотничье хозяйство.

В минувшую среду в Нью-Йорке на сессии Постоянного форума по делам коренных народов был поднят вопрос о положении саами. Главная претензия к власти: нарушение прав малого народа, выразившееся в организации частного охотничьего хозяйства на исторических пастбищных землях саами.

«Новая» уже рассказывала, что 73 тысячи гектаров на реке Поной (на границе с тем самым заказником) 16 января отданы в аренду на 30 лет некоммерческому партнерству «Охотничий клуб БЭЗРК» из Белгородской области. По полтора рубля за гектар. Учредитель клуба — Александр Орлов, председатель агрохолдинга БЭЗРК (бренд «Ясные зори»), номер 162 в российском списке «Форбс» 2019 года, страстный охотник.

Беда в том, что спорный участок находится на путях миграции домашних оленей, сложившихся не за одну сотню лет. Однако юридические препоны не позволяли оленеводам оформить пастбища в аренду официально. А вот белгородцы право на организацию там охоты получили без особых проблем.

Разруливать скандал в село Ловозеро — центр компактного проживания саами — приехал глава регионального минприроды Дмитрий Руусалеп. Основной вывод многочасовой встречи: оленеводы отступать не намерены, и единственный шанс чиновников дезавуировать про-тест — обвинить самих местных жителей в тотальном браконьерстве. Дескать, белгородцы, которые обещают нанять на работу 25 егерей, просто мешают саами бить в тех краях лося и оленя в нарушение закона.

Руусалеп, вступивший в должность после осужденной на 3 года за превышение полномочий экс-министра Эльвиры Макаровой, прямого отношения к белгородцам не имеет. Но, изучив весь проект обустройства частного охотхозяйства на этих землях, поневоле задумываешься, что вынудило чиновников сеять на ровном месте зерна будущего скандала, если никаких особых доходов области эта инициатива не обещает.

Отчего из сотен гектаров общедоступных земель лесного фонда белгородцам выделили именно этот участок, столь важный для местного населения?

Чиновное лукавство — дескать, непосредственно отела здесь не происходит — напоминает хорошую мину при плохой игре.

Добраться сюда непросто, и, уж извините, позвольте не поверить, что все эти затраты (включая найм персонала, обустройство базы, аренду или покупку техники, подвоз горючего) — только ради шести лосей. Но именно такое число голов клубу официально разрешено добыть в течение года.

Кто и как будет контролировать соблюдение этой квоты, особенно с учетом уже упомянутого мизерного количества охотинспекторов в регионе?

Дальше — больше. В самом Ловозере еще два года назад белгородцы начали строительство базы отдыха. Получается, уже тогда, задолго до объявления конкурса, они твердо знали, что искомую территорию получат. Иначе зачем вкладывать деньги в дорогостоющую стройку на краю света?

Между тем, с точки зрения буквы закона все сделано аккуратно. И отменить итоги конкурса на выделение земель под охотугодья невозможно. Общественные слушания для организации охотхозяйства не нужны, так что мнение местных жителей в буквальном смысле не стоит ничего. Правда, тогда получается, что ничего в глазах власти не стоит и сам коренной народ: саами в России осталось менее двух тысяч, потеря исконного промысла для них равняется полной ассимиляции. А почти никто из ловозерцев не сомневается (как бы ни убеждали их чиновники), что охотнику и оленеводу на одной территории делать нечего.

— Белгородский клуб будет двигаться к месту охоты на снегоходах. Проезд одной группы сведет к нулю всю работу бригады по сбору оленей, — принимается объяснять Олег Орехов, начальник службы безопасности совхоза «Оленевод». В ответ ему обещают, что охотники будут заранее согласовывать свои выезды и маршруты с пастухами, чтобы их, охотников, удалые развлечения не дай бог не напугали стадо. Чуть ли не на цыпочках ходить будут, а чтобы снегоход или там какая стрельба — ни-ни!

У саами есть горький опыт: в 20-е годы их из тундры насильно сгоняли в колхозы, переселяли из чумов в пятиэтажки.

Второй раз местные поверили обещаниям в 90-е, когда кормившую их семужью реку Поной отдали в аренду компаниям, организующим вип-рыбалку для очень богатых туристов со всего мира. Неделя в таком рыболовном лагере стоит 10–20 тысяч евро. Местные от этого не получают никакого дохода.

— Мы это проходили, когда нам минприроды рекомендовало отдать Поной в аренду, — берет слово кто-то из местных. — Что нам обещали тогда? Что в райцентр из Краснощелья (труднодоступное село Ловозерского района. — Т. Б.) людей бесплатно возить будут, дешевые продукты нам завозить, что нас на реку беспрепятственно пускать будут. И мы купились. И через месяц-полтора все закончилось: на реку нас не пускают, обещаний никаких не помнят. Стоит ли наступать на те же грабли? Даем мы добро БЭЗРК?

— Нет, — хором отвечает зал. Правда, это «нет» не повлияет ни на что. Вопрос решен давно и без участия ловозерцев.

Саами обещают следить за каждым шагом незваных гостей, те предпринимают ответные меры.

Александр Дадыкин, директор клуба БЭЗРК, на встрече убеждал народ, что с приходом в тундру охотников численность оленя и лося не только не упадет, но почему-то увеличится. Будут, дескать, кормить и охранять от чужаков. И никакой, мол, выгоды белгородцы не ищут, оленеводы и охотники всегда могут договориться.

— Наши интересы противоположны! — кричат ему из зала.

Минприроды в качестве арбитра апеллирует к закону, каковой (если обе стороны будут его выполнять) исключает ущерб для популяции оленей. Ведь охота со снегохода считается браконьерством, оленей добывать запрещено на территории всей Мурманской области, лосей — только по лицензии (которых, повторю, будет всего шесть в год). Кроме того, охотники не имеют права препятствовать (кому бы то ни было!) находиться на территории хозяйства, в том числе пасти стада и законно — по лицензии — охотиться.

Однако местные заявляют, что уже не могут спокойно жить и работать в этих местах.

— Вы меня остановили, когда я на работу в Сосновку ехал, вы сказали, если еще раз поймаете, отнимете снегоход, — бросает в лицо охотникам бригадир Иван Терентьев.

— Вы сами браконьерите, я вас — вот вас лично — останавливал с оленем и семгой! — бывший ловозерский охотинспектор Владимир Новосельцев указывает на мужчину из местных.

— Мы этого оленя у браконьеров отняли, мы же сказали вам — там 12 снегоходов, езжайте туда скорей! А вы туда не поехали. Вы теперь нас будете обвинять?

— Я перед вами отчитываться не обязан! — вспыхивает бывший охотинспектор. Теперь он работает в штате белгородского охотхозяйства и никому не собирается давать отчет. А вот его преемник Роман Апсуваев утверждает, что из 12 пойманных в прошлом году браконьеров только один оказался приезжим. Остальные — местные. Впрочем, ровно на то и жалуются ловозерцы — что «контрлирующие» органы не контролируют чужаков, делают «палки» на местных. Между тем основное поголовье выбивают приезжие вип-охотники, но никаких протоколов на них не найти.

Министр Руусалеп настаивает: даже если белгородцы уйдут, земли открыты для охоты. Никто ведь не предлагает вовсе запретить ее в Ловозерском районе. Охотятся же и саами, добыча лесного зверя — тоже исконный промысел народа.

Андрей Данилов, председатель Фонда саамского наследия и развития возражает: проблема в организованной охоте. Создание охотхозяйства означает массовый приток в эти отдаленные тундры людей, готовых тратить немалые деньги на жестокую забаву, чужаков, для которых родовые земли саами — только место отдыха и гульбы.

Андрей — один из подписантов обращения в ООН. Недавно он провел у ворот свежевыстроенной базы в Ловозере одиночный пикет с требованием запрета организованной охоты на землях миграции оленя. По иронии судьбы база находится на улице имени Данилова — деда Андрея, героя войны, бойца оленно-транспортного батальона. За установку памятника этим батальонам фонд безуспешно бьется не один год. Память о саами, снабжавших Карельский фронт провиантом, ходивших в разведку и выносивших раненых, оказалась власти не нужна. А их внуки оказываются нужны лишь в декоративных целях: показать туристам или приезжающим в регион чиновникам рангом повыше в качестве диковинки.

В этот раз наступление охотников саами восприняли как объявление войны. И стоять готовы до конца.