Спорная территория — 72 700 га на реке Поной, на границе с региональным заказником, в южной части Ловозерского района, где компактно проживают саами и коми-ижемцы. С 16 января она отдана в аренду на 30 лет некоммерческому партнерству «Охотничий клуб БЭЗРК», учредителем которого является Орлов. Зарегистрирован клуб на хуторе Введенском Белгородской области.
Орлов в здешних местах частый гость: по словам местных жителей, предприниматель регулярно приезжает на охоту и якобы бывал застигнут за браконьерством, однако официальных подтверждений (протоколов, например) тому нет. По версии, опять же, местных жителей, все потому, что сопровождали г-на Орлова на охоте всякий раз чины минприроды и охотинспекции.
Браконьерство — бич этих мест. В 90-е популяции как дикого, так и домашнего северного оленя выбивались под корень: нищему населению они были даны практически на откуп.
Полиция закрывала глаза на добывавшее пропитание население и военных, охотившихся прямо с бэтээров.
В результате бесконтрольного отстрела домашнее стадо сократилось с 76 до 55 тысяч голов (из 6 хозяйств осталось 2), дикого оленя сейчас в лучшем случае несколько тысяч. По официальным данным — 6500, по мнению специалистов — намного меньше. Сейчас западная популяция дикого северного оленя в региональной красной книге, восточная — нет, но на нее распространяется мораторий на охоту. В 2016 году отстрел на короткий срок разрешили (в министерстве якобы забыли вовремя подать документы на продление запрета) и даже успели выдать 71 лицензию, но после медийного скандала запрет был возобновлен. А тогдашний министр экологии региона Эльвира Макарова вскоре была отправлена в отставку, сейчас в суде слушается возбужденное против нее уголовное дело. Охота на оленя запрещена до июля 2020 года. В минприроды говорят, что уже через полгода начнут подготовку документов для продления моратория.
Другой вопрос, что, по словам министра природных ресурсов области Дмитрия Руусалепа, на всю область — а это 150 тысяч квадратных километров — 9 охотинспекторов (когда-то в штате их было больше полусотни). В сущности, именно их сокращение — одна из предпосылок для обустройства частных охотхозяйств, где в штате будут многочисленные егеря. Борьбу с браконьерами незаметно передают охотникам.
Кто что охраняет, тот то и имеет. Причем довольны обе стороны: государство сбрасывает с плеч груз обязательств, сохраняя при этом лицо, а охотники получают карт-бланш.
По словам Дмитрия Каска, завсектором регионального минприроды, законодательство требует, чтобы в регионе не менее 20% охотничьих угодий были закреплены за конкретными собственниками. В Мурманской области таковых пока всего 8,2%.
— Орлов, по словам его представителя, планирует нанять 25 егерей. На территории охотугодья порядка, я думаю, больше, чем на неохраняемой территории. Если не будет там охотничьего хозяйства, будет браконьерство, будет хуже, — убежден Дмитрий Руусалеп.
Человек, сидящий напротив министра, его убеждения не разделяет и второй час доказывает, что, отдавая земли охотникам, государство дает добро на бесконтрольный отстрел. Андрей Рейзвих — председатель колхоза «Оленевод», это колхозные олени пасутся искони на землях, только что ушедших в частные руки. Пути миграции северного оленя складывались веками, пастух идет за оленем, а не наоборот. Зимние пастбища «Оленевода» — на Поное. То есть теперь — на линии огня.
— Я же много лет просил: дайте вы эту землю нам в аренду, давайте все узаконим, — говорит Рейзвих (подтверждающие документы — в распоряжении редакции). — Что я слышал в ответ? В бюджете нет денег на межевание, пасите своих оленей спокойно, никто ваши пастбища не тронет. И вот я узнаю о принятом кулуарно решении: уже и межевание сделали, и арендатор нашелся.
Рейзвих настаивает, что землю, приглянувшуюся крупному предпринимателю, выделили ему, скажем так, не случайно. 10 января на конкурс заявились два участника, кроме белгородского клуба на землю претендовало некое ООО «Лебяжье» (Мурманская область). Учредителем последнего является, согласно данным ИФНС, тот же самый Александр Орлов. Представитель «Лебяжьего» на аукцион не явился, процедуру признали несостоявшейся, в итоге клуб «БЭЗРК» получил землю без конкурса — и по стартовой цене. 72 тысячи га — за 109 тысяч рублей, или по полтора рубля за гектар. Есть еще ежегодная плата за пользование биоресурсами — 105 тысяч рублей. Что до самой арендной платы за лесные земли, то она и вовсе смехотворная: 3,5 тысячи рублей в год.
Дмитрий Руусалеп убеждает оппонента: никаких препятствий для выпаса оленей или посещения территорий местным жителям арендатор чинить не вправе, равно как и бить домашнего оленя. Да и дикого тоже — на него, напомню, мораторий. Андрей Рейзвих настаивает: на практике эти гарантии работать не будут.
Он напоминает, что настоящая охота без снегохода в этих местах невозможна, а охота на снегоходе уже является браконьерством.
И люди не стали бы ставить здесь хозяйство, не планируя использовать снегоходы — а значит, нарушать закон. То есть все очевидно, каких красивых обещаний ни давай.
Министр считает, что деятельность хозяйства всегда можно будет проверить — провести рейд. Правда, мой вопрос, какими силами контролировать будут, коли на всю область 9 инспекторов, как-то повисает. Рейзвих, в свою очередь, обещает закупить квадрокоптеры — и фиксировать все, что происходит у охотников. И к каждому человеку с ружьем приставить человека с видеокамерой.
В самом деле, хоть презумпцию невиновности никто не отменял, как-то слишком наивно выглядит картинка, на которой охотничья вотчина строится посреди пастбищ, где на свободном выпасе сотни оленей — а охотники осторожно ступают вокруг, чтоб не дай бог, не потревожить животных, охраняемых правом собственника.
Кроме «конфликта интересов хозяйствующих субъектов» есть здесь конфликт с интересами коренного народа. Местные, как пишет председатель Фонда саамского наследия и развития Андрей Данилов, никогда не охотятся на этих землях в силу традиций. И дело тут не только в путях миграции.
Именно в этих местах массово зимуют беременные самки лося. Отстрел лося разрешен — и как раз зимой. Принятое вроде бы по закону решение фактически приведет к бойне.
— У меня туда даже пастухи на снегоходах не ездят — только на оленях, чтоб не потревожить, — горячится Рейзвих.
— Да, пути миграции здесь проходят, но это не место отела, — возражает Дмитрий Каск.
— Там не место отела. Там роддом, — настаивает Рейзвих. — Я лично в этой зоне видел до 170 стельных важенок (самок лося. — Т.Б.). Толстые, на сносях, они еле двигаются, их не то что из ружья, их ножом прирезать можно, они не убегут. И вы туда — охотников?
Письма протеста против организации охотничьего хозяйства на Поное саамские и коми-ижемские организации направили в управление верховного комиссара по правам человека и отдел малых народностей ООН, Совет Федерации, в Госдуму, прокуратуру, региональному уполномоченному по правам человека. Люди, если их не услышат, обещают выйти на пикеты.
