В понедельник в СТД состоялось широкое обсуждение идеи Первого Национального театра, предложенной Валерием Фокиным и Евгением Марчелли при поддержке Министерства культуры. Оно получилось бурным и, как водится, имело драматургию — характеров и положений. Александр Калягин был рад тому, что в Синем зале собрались и секретариат, и начальники, и артисты Александринского, и люди из Ярославля, и камеры, и журналисты. Все потому, что «указ о слиянии Александринского и Волковского вызвал большой резонанс в обществе и театральной среде». Он выразил уважение «зачинщикам», но твердо указал: объединение — ошибка, тем более что в приостановленном Медведевым приказе Мединского и вовсе написано «присоединение». Самый главный вопрос, по мнению Калягина, — почему все произошло без консультаций и втайне от сообщества. Здесь он процитировал президента и привел пример оптимального консалтинга:
«…вот сидит председатель Комитета Госдумы по культуре Елена Александровна Ямпольская, благодаря ей и Володину в 44-й Федеральный закон внесли такие изменения, что теперь легче дышать! Вот что значит работать вместе! Можно Малый театр соединить со студенческим театром МГУ. Это абсурд, конечно, я немножко Кафкой занимаюсь».
Затем было прочитано письмо Олега Басилашвили, жестко отвергающего сам проект в целом и все заявленные в нем преимущества. Валерию Фокину дали слово, и он сказал: был в Ярославле, целый день разговаривал с труппой, с депутатами, с представителями общественности. Внес ясность: идея этого соединения имеет исключительно художественный характер! Два старейших театра (не будем сейчас определять, кто первый, кто второй, в конце концов, это определяет сцена) решили образовать творческий союз для решения художественных задач. Идея создания национальной сцены очень важна для нашего театра. Опыт работы с классикой надо аккумулировать, надо развивать при сегодняшней размытости многих критериев, в том числе духовных и профессиональных. Это идея, за которую высказались два театра. Затем признал:
«Мы не подготовили вопрос. Моя поездка в Ярославль это подтвердила. Надо было работать, но мы не успели это сделать, начался взрыв…»
Ведущий обсуждение Геннадий Смирнов (с подозрением): «Проект приказа вы визировали?» — «Нет». Тут все глаза обращаются к Павлу Степанову, заместителю министра культуры, курирующему театр и кино, с вопросом: да был ли приказ-то? Он произносит магическую формулу: «Было решено приостановить действие, связанное с присоединением». Кто-то из публики неожиданно упрекает его в лицемерии. Павел Степанов (невозмутимо): «проект приказа действительно был, но с учетом того, что приказа юридически не существует, зачем мы сейчас тратим время? Я не понимаю, зачем это для целей общественного обсуждения с учетом того, что его приостановил Дмитрий Анатольевич?! Дальше что? В чем лицемерие?!»
Выступает Максим Авдеев, зампред правительства Ярославской области. Там считают: театр для Ярославля — одна из немногих системообразующих и самоидентифицирующих вещей. «Мы перешли к дискуссии, чтобы снять максимальное количество противоречий и неувязок. Утрата самостоятельного статуса Волковского театра является фактором неприемлемым для губернатора, для публики…»
Николай Мартон, народный артист, один из премьеров Александринского театра, петербургским голосом и благородным тоном пытается воззвать к собравшимся: «Предлагается не поглотить, не взять к себе, а исторически правильно объединить старейшие русские театры. Ярославский, прекрасный, успешный, не может не почувствовать прелести этого предложения…» Игорь Волков, ведущий артист Александринской труппы, напоминает, что де-факто правилом финансирования театра имени Волкова является остаточный принцип. А сейчас речь о создании нового юридического статуса — российский национальный театр из двух равных подразделений.
Слово просит Евгений Марчелли:
«Я очень растерян и удивлен реакцией профессионального сообщества. Допускаю, что мы совершили кучу тактических ошибок. Но возражения общественности города, опасения, чтобы театр не потерял своего бренда… Да имя Федора Волкова навеки будет закреплено! Навеки! Шесть человек артистов всегда истошно орали и уничтожали руководство… В труппе много молодежи, и я хочу, чтобы они чувствовали себя не только артистами провинциального театра. У нас 600 тысяч людей и тысячный зал, и сейчас театр вынужден сдвигаться в сторону коммерческого выбора, у нас сегодня идут спектакли, за которые мне стыдно, пусть их и 10 процентов. Мне бы хотелось, чтобы государство нас защитило, придав нам статус национального театра, который сам имеет право определять, что ему ставить и когда ему ставить! И дело не в личностях, дело в статусе. И для города, для детей, для внуков наших открылась бы колоссальная возможность — приглашать самых великих режиссеров мира, они бы видели в нашем маленьком городе не местечковый театр с идиотическими комедиями и пошлыми водевилями, а передовой европейский театр».
Елена Ямпольская:
«Хочу сказать Сансанычу спасибо! Это политическая воля Володина позволила провести изменения. Ни одно ведомство не помогало нам. Хочу поблагодарить. Но здесь я как театровед и театральный критик». И в этом качестве думский начальник ставит оценку обсуждаемому: «Гениальная продюсерская идея! Обращаюсь к Марии Евсеевне Ревякиной с предложением номинировать «За нарушение гражданского согласия на пустом месте и нанесение репутационного ущерба двум уважаемым художникам». И опровергает сама себя, произнося ключевую фразу: «Мне кажется, театры должны сами решать…»
Маргарита Ваняшова, историк театра имени Волкова, всеми силами стремится оградить театр от сделавшего ему новую славу Евгения Марчелли: «Ярославль забурлил, народная стихийная волна выплеснулась ярко. На 12 апреля назначен общегородской митинг. Опасность, которая заложена в этом проекте, — бомба под сценой у всего российского театра».
Мария Ревякина, директор «Золотой маски», делится богатым опытом: «Мы много очень ездим по стране и очень много контактируем, и дружим, и поддерживаем театры из регионов и театры из малых городов. Финансирование их крошечное, и вот эти театры, спасибо «Единой России» и Государственной думе, стали поддерживать. Поэтому нам кажется (это точка зрения регионов) — они боятся объединения, и боятся правильно, потому что пример Тюмени и пример Хабаровска ужасен. Любое поглощение или соединение — одно юрлицо, другого не бывает. И тут главное — точка зрения ярославцев, как они решат своим вече, так тому и должно быть».
Владимир Майзингер, премьер Волковского и глава Ярославского отделения СТД, объясняет, как думают его коллеги, пытаясь донести главное: до сих пор всех объединяли насильно, здесь — добровольно. «Идею своего художественного руководителя поддержали ведущие актеры, на которых держится репертуар, которые каждый вечер выходят на сцену! Это радость, что открываются творческие перспективы, молодежь понимает, что подъем театра будет продолжаться. Мне трудно предположить, что произойдет, если мы выйдем из этой ситуации ни с чем. Мы можем потерять многих актеров и людей, которые сегодня составляют его гордость».
Дмитрий Родионов, директор музея имени Бахрушина:
«Для меня приоритет художника безусловен. А все организационные аспекты второстепенны. И у нас был прекрасный опыт большого творческого объединения, из которого вышли все первые национальные театры страны, — дирекция императорских театров. Опыт этой деятельности продолжает быть полезным, почитайте дневники последнего директора Теляковского. Поддержка Минкульта кажется неожиданной, а мне кажется, этому надо радоваться: министерство поддерживает лидеров театрального процесса. Давайте дадим возможность и Фокину, и Марчелли сформировать модель и предъявить ее обществу, а не высказывать опасения на двести лет вперед, давайте дадим творцам осуществить их планы и мечты!»
Ирина Корчевникова, директор Театра кукол имени Образцова, неожиданно напористо учит Марчелли жить:
«Вы должны жить, как жили! История не связана с объединением! Вам нужен директор! Не надо думать ни о каких оптимизациях!
Через год вам будет 270! Вы можете сами выйти с этой инициативой. Добивайтесь — и будете национальным достоянием!»
Контрастом звучит голос одного из самых благородных людей цеха Алексея Бородина:
«…когда два художника, две индивидуальности, серьезные люди объединяются и о чем-то договариваются… к идее, ими выношенной, надо отнестись серьезно. Не просто сказать — нет! Одни говорят — это здорово, а другие — это делать нельзя! И не возникает дискуссии, потому что одни не слышат других! А мне кажется, если это подробно (Тургенев говорил: талант — это подробность!) обсудить, может, соберутся люди, которые не будут квасным патриотизмом заниматься, а думать, как двигать живое дело! Надо, чтобы театр оставался живым! Как добиться, чтобы театр двигался? Может, за счет этого невероятного, что Петербург соединяется с Ярославлем! Почему нет?! Я предлагаю, чтоб мы все включились в процесс, а не забивали гвозди!»
Владимир Толстой вносит свою лепту:
«Не нужно путать творческий союз и юридическое поглощение. У нас закон не подразумевает двух равных субъектов — один из них становится филиалом, теряет свое существование как юридическое лицо. Нужно было тщательно просчитать юридические последствия этого шага. Это было очень опасно. Прецедентное право разное. Регионы смотрят на столицы. Идея творческого союза может быть благотворна, но мы имеем дело с законодательной базой. И надо понимать — просто даже выход такого проекта приказа — это создание прецедента. Пошли шутки — давайте объединим Большой, Малый и будет средний, очень плохие шутки. Есть вещи, которые делать просто нельзя! Потому что они могут вызвать цепную реакцию, породить неправильное применение. И такие вещи делать в культуре неправильно. Резать по живому — это очень болезненно». И неожиданно придает финальной ламенте характер моралите: «Мне совестно было здесь находиться, особенно в начале разговора, меня так учили, что врать нехорошо, давайте, кто говорил неправду, сами себе скажите, что неправду говорить нехорошо…»
В резюме Степанов благодарит и с долей комизма, неуловимой собранием, пытается объяснить творческому союзу, что стоит уважать художников:
«Для нас первичным был именно творческий союз, нам это кажется основополагающим. Все остальное, юридическая целостность и так далее, должно подчиниться творческим устремлениям больших мастеров. И если художники хотят объединиться, это надо поддерживать. Главное — не подрезать крылья творцам! На одной чаше творческие планы Фокина и Марчелли, а на другой — идентичность. Нам некуда торопиться, будем обсуждать и находить решения».
Фокин, подводя итоги, не сдерживает режиссерского темперамента:
«Я был в Ярославле и еще приеду, надо объяснить губернатору многие вещи, которых он не знает. Очень много навернуто вокруг темы ложных вещей. Переименование, переписывание истории. Ничего этого нет! Никакие бренды никуда не терялись, никакого переименования улиц не было, труппа настроена крайне творчески. Подавляющее большинство. Сегодня очень трудно с дискуссиями — время принципов похоронено, мы все живем в диктатуре мотивов, и мотивы разные у всех сидящих. Говорю одно, думаю другое, а про себя знаю третье. Все это я знаю и могу персонально сказать, у кого какие мотивы. Но не буду. Чтобы не обострять ситуацию. Но спасибо за то, что вы нам показали с Евгением: вот тут овраг, там волки. Мы прислушаемся! Я и волков этих знаю поименно — и женского пола, и мужского. Принимаю аргумент: мы недоработали! План сейчас такой: мы продолжаем наш диалог. Вырабатываем юридическую модель, чтоб не было ни для кого ограничений. И параллельно начнем творческие контакты. Потому что идея — художественная, и она замечательная!
Калягин: «У меня вопрос. Мне прочитали: несколько лет назад ты говорил об объединении. Ты сказал тогда — это бред, а сейчас такое впечатление, Валера, что ты нас всех раздел!»
Фокин: «Вы себя сами раздели! Могу ответить: «Безнравственно не менять своих убеждений!» — говорил Достоевский».
Калягин: «Я, честно говоря, так и думал…»
P.S.
