Вообще-то, подозреваемых в совершении подобных преступлений, как правило, немедленно заключают под стражу и только потом проводят следственные действия. В этом случае никого под арест не взяли.

В конце 2016 года к рассмотрению дела приступил Щелковский городской суд, процесс шел до июня 2017-го. Итог: несмотря на то что прокурор просил троим подсудимым по 7 и одному 6 лет лишения свободы, суд приговорил всех к условному наказанию.

3 июля 2018 года Московский областной суд отменил приговор в отношении трех малолетних обвиняемых и отправил дело на новое рассмотрение в тот же Щелковский суд (в отношении четвертого обвиняемого приговор был оставлен без изменения).

Новое судебное рассмотрение началось в сентябре 2018 года, и из назначенных двадцати пяти судебных заседаний не состоялось 19… Суд, по сути, не идет. Причины разные: у одного из подсудимых сессия и он готовится к экзамену, у другого заболел адвокат, потом ушел в отпуск еще один защитник, — ну и так далее.

Идет шестой год с момента преступления. Отец Лены все чаще вспоминает фильм «Ворошиловский стрелок», где дедушка в исполнении актера Михаила Ульянова покупает ружье и расстреливает «мажоров» — насильников своей внучки. Отец Лены говорит:

Омерзительная оргия

Жизнь оказывается иногда чудовищнее, чем даже страшные киносюжеты. В «Ворошиловском стрелке» девушку заманили в квартиру незнакомые парни. Девочка из жизни поехала на встречу с друзьями, с которыми познакомилась на каникулах в турецком оздоровительном лагере «Лонг Бич». Вернувшись из Турции, ребята завели чат с одноименным названием, делились новостями, расставаться не хотели. Один из них, Е., в переписке предложил собраться у него дома в Щелково, — свободная квартира, никого ночью дома не будет.

— Это произошло 10 августа 2013 года, — рассказывает мать девочки. — Лена мне сказала, что сегодня встреча с ребятами из лагеря. В этом лагере она отдыхала два лета подряд, и всегда все было хорошо. Я разрешила. Примерно, в 9 вечера Лена позвонила с просьбой разрешить ей остаться с компанией на ночь. Сказала, что остаются все, ехать далеко — они в Щелково. Я даже и не поняла, что речь о городе Щелково, подумала, что в районе станции метро «Щелковская». Но сказала: «Перезвони мне через 10 минут». Стала советоваться с дочерью Олей, старшей сестрой Лены, между девочками были очень доверительные отношения.

В материалах уголовного дела 24 тома. Свидетели, да и обвиняемые тоже практически рассказывают одно и то же, только разными словами: они приехали на электричке в Щелково к вечеру, ждали Е., который всех пригласил. Когда он пришел, зашли в магазин, купили чипсы, несколько бутылок водки и вина. Всем было по 15–16 лет, Е. — 14, но им продали. Квартира двухкомнатная, сидели поначалу за столом на кухне — 7 человек, три девочки и четверо парней. Лена на спор выпила стакан водки и сразу, буквально на глазах, стала пьянеть. Ушла с трудом в комнату и буквально рухнула на кровать. Одна ушла или кто-то проводил — здесь показания разнятся. Одни утверждают, что она потеряла сознание, другие — что уснула так, что разбудить было невозможно.

Вокруг девочки, оказавшейся в беспомощном состоянии, развернулась омерзительная оргия. Поначалу парни как-то еще прятались: у закрытой двери комнаты кто-то стоял «на стреме», потом, когда кто-то оттуда выходил, его сменял «дежурный». Потом кто-то уже начал бахвалиться перед компанией тем, что сделал с беспомощной Леной. В комнату несколько раз заходили и девочки, видели ее раздетой, на полу валялась раскрытая пачка презервативов. Одевали, пытались разбудить. Не получалось. И так несколько раз: одели, ушли, вернулись — Лена снова раздета. Она не просыпалась.

Где-то в полночь часть компании вышла встретить друга Е., с которым никто, кроме него, не знаком. Этот друг, А., также, по словам свидетелей, несколько раз заходил в комнату со спящей Леной и довольно долго там находился. То же говорится и об обвиняемом К., которого одна из девочек видела лежащим в одних шортах рядом с обнаженной Леной, другие свидетели и обвиняемые в своих показаниях рассказывают, что видели, как он дежурил у двери. Он же несколько раз таскал ее на руках в ванную, якобы чтобы привести в чувство и смыть рисунки, которые на ее теле кто-то нарисовал фломастером.

Апогеем этой дикой встречи «друзей» стал общий сбор у постели девочки. Всех созвал Е. и, как вспоминали свидетели, всех звал «с такой интонацией, как будто происходит или должно произойти что-то веселое. И все пошли за ним. Лена была в обнаженном виде, лежала на животе, в нее засовывали монеты». Практически все свидетели, да и сами обвиняемые говорят, что подобная идея принадлежала К. С ним вместе это проделывал четвертый обвиняемый — Ч., и он в итоге оказался единственным, кто признал свою вину.

Но никто из ребят не попытался остановить негодяйство, которое в Уголовном кодексе имеет название: «насильственные действия сексуального характера в отношении несовершеннолетней». Только одна из девочек выкрикнула: «Я сейчас полицию вызову». Но все длилось еще не меньше двадцати минут. Лену таскали в ванную, запирались с ней, потом снова возвращали в комнату, и снова на стреме кто-то стоял. На суде было сказано, что «насильственные действия и изнасилования носили неоднократный характер и длились до утра».

Когда Лену разбудили, она помнила все только до того момента, как выпила водку. Ей рассказали, что несколько раз таскали ее в ванную отмывать. И ничего не подозревающая девочка попросила прощения у «друзей» за доставленные хлопоты.

Код безопасности

Правду Лене стали рассказывать в электричке. Она долго не понимала, что все это серьезно, не могла поверить, потому что говорили как о приколе, смеясь, перебивая друг друга. Потом показали фото и видео, которые транслировали в Сети с 23 часов. Лена впала в ступор. Молчала.

— Муж был в командировке, весь вечер и ночь я ждала СМС от Лены, звонила ей много раз — телефон не отвечал, — рассказывает мама. — Старшая дочь утешала: «Это же подростки, там наверняка громкая музыка, она не слышит звонков». Лена ответила лишь в 10 утра, сказала, что едет в Москву, но дома будет позже, нужно заехать к подруге. Позже выяснилось, что она встречалась с подругой, которая дала ей деньги на противозачаточные средства, выпить их срочно советовали «друзья» в электричке.

Девочка появилась дома к вечеру, прошмыгнула в свою комнату. На все вопросы мамы и сестры отвечала, что болит живот, отравилась. От предложения вызвать врача Лена категорически отказывалась. Из комнаты выходила по необходимости, только если полагала, что ее никто не видит. Завязать разговор не смог никто из домочадцев: ни сестра, ни мама, ни уже вернувшийся отец.

Что должны были бы делать близкие, если бы девочка сразу все рассказала? Обнять и твердить, как мантру, много раз подряд: «Ты ни в чем не виновата. То, что случилось с тобой, очень трудно пережить, но ты ни в чем не виновата! Вместе мы справимся». Это как искусственное дыхание, это надо обязательно говорить жертвам насилия — так утверждают психологи. Иначе человек может серьезно пострадать.

И Лена заболела, у нее было выявлено «смешанное тревожно-депрессивное расстройство, тревожно-фобические нарушения». И в заключении судебной комплексной психолого-психиатрической экспертизы, которая была представлена в суде, говорится, что эта болезнь расценивается как ТЯЖКИЙ вред, причиненный здоровью человека, и находится, цитирую, «в прямой причинно-следственной связи с совершенным в отношении нее правонарушением, а также последующей оглаской событий правонарушений (обсуждение в социальных сетях, переписка с обвиняемыми, демонстрация фотографий)».

Близкие узнали о том, что случилось, на десятый день, точнее, на десятую ночь. Старшая сестра Оля увидела незакрытый планшет сестры, все поняла и прибежала к родителям. Уже на следующее утро они, не раздумывая, отправились в следственные органы со скриншотами фото- и видеоматериалов и переписок насильников. В переписке был и такой фрагмент. Лена спрашивает: «А я что, вообще не сопротивлялась?» Ей отвечает К.:

На вопрос: «Почему мне все советуют тест на беременность делать? Они что …?» — отвечает одна из свидетельниц: «Друг Е. был с презервативами, а вот Е. — хз (неизвестно. — Прим. ред.)».

— Е. был единственным из всей компании, кто ездил в турецкий лагерь так же, как Лена, два года подряд. То есть он знал ее дольше всех, — рассказывает мама. — И он первым начал насиловать. Когда уже начались экспертизы, выяснилось, что у него такое же инфекционное заболевание, которое появилось после той ночи и у Лены. Незадолго до той страшной ночи она проходила полную медицинскую проверку, у нее такого заболевания не было.

Родителям в отделении полиции сказали, что уголовное дело могут возбудить только по месту, где было совершено преступление. Поехали в щелковское подразделение СК РФ. Дело было возбуждено. Следователь по фамилии Барабанщиков провел осмотр места преступления, но не изъял даже матрас, на котором происходило изнасилование. Хотя в его распоряжении уже была переписка из соцсети, в которой

— На протяжении трех лет следствие фактически саботировало расследование, — говорит юрист Фонда поддержки пострадавших от преступлений Александр Кошкин, который и обратился в редакцию с этой беспредельной историей. — Вдумайтесь, матрас — основной вещдок — был изъят только спустя год после произошедшего! Следствием не было обеспечено своевременное изъятие и исследование и других доказательств, что позволило обвиняемым от них избавиться, в том числе стереть переписку в социальных сетях (она сохранилась у свидетелей), избавиться от телефонов и иных устройств, на которые снималось все это действо, «обсудить» со свидетелями их показания и попросить их не говорить правду о событиях той ночи. Поскольку обвиняемые не были заключены под стражу, с них взяли лишь подписку о невыезде, они получили возможность влиять на свидетелей и избавляться от доказательств.

— В ноябре 2013 года к делу приступил новый следователь Кравцов. Он без конца требовал, чтобы мы привели к нему Лену, — рассказывает отец девочки. — А ей уже невыносимо было по второму кругу рассказывать, и мы это объясняли.

— (продолжает) Характеристика в деле уже была, для чего ему понадобилась вторая — нет ответа на этот вопрос. Мы стали жаловаться на следователя, прокуратура признала нашу жалобу обоснованной, в декабре у него дело отобрали и передали областному следователю Куценко. И мы поверили, что теперь все пойдет иначе. Но…

— Но в итоге пришлось жаловаться и на него, — подхватывает разговор мама Лены. — Жаль, мы поздно поняли, что надо все разговоры с ними на диктофон записывать. Куценко мне сказал по телефону примерно следующее: «Я все понимаю, но надо с обвиняемыми договариваться. А иначе, знаете, ваша дочь может превратиться из потерпевшей в обвиняемую. Вы должны сегодня же приехать с дочкой. И адвокат вам не нужен». То есть вот прямая угроза. Его от дела отстранили тоже, назначили нового: следователя по особо важным делам ГСУ СК по Московской области Стрекача. Как нам стало известно, 14 февраля 2014 года он стал требовать от одной из свидетельниц, чтобы она срочно убедила Лену приехать к нему без родителей и адвоката — забрать заявление, потому что в деле, мол, нет никаких доказательств. И будто бы добавил, что не верит Лене: «Она же вертится, как уж на сковородке». Когда свидетельница пришла к нам в дом и передала эти слова, Лена расплакалась, вскочила и, пролетев пулей, оказалась на балконе.

— Позже выяснилось, что протокол допроса девочки-свидетеля пропал из дела вместе с протоколом допроса еще одного важного свидетеля. Также исчезли самые первые и, вероятно, наиболее близкие к реальности показания обвиняемых, — рассказывает юрист Александр Кошкин. — В материалах уголовного дела остались лишь ссылки на эти документы. Спустя несколько месяцев, когда дело уже слушалось в суде, в отношении следователей, проводивших расследование, а также их руководителей Следственным комитетом РФ было возбуждено уголовное дело по ч. 1. ст. 293 УК РФ («Халатность»). Практически все шесть листов постановления о возбуждении уголовного дела — это перечисление нарушений уголовно-процессуального законодательства. Но, увы, постановление о возбуждении уголовного дела было позже отменено Генеральной прокуратурой РФ. Никто из следователей не был привлечен даже к дисциплинарной ответственности.

У родителей Лены сложилось впечатление, что все следователи, а позднее и судья Щелковского городского суда Ольга Бибикова относились к потерпевшей девочке как к обвиняемой, а к обвиняемым — как к родным, которым грозит опасность. Особенно сильно у них «душа болела» за обвиняемого К. — от него отводили наказание настолько творчески, что даже превратили крепкого спортивного парня в инвалида 2-й группы. Это впоследствии, при проверке, инвалидность была снята, что дает основания предполагать — она была куплена, чтобы избежать наказания.

Я пыталась поговорить со стороной обвиняемых, звонила адвокату Е. Наталье Копниной. Она от интервью отказалась и на просьбу дать контакты других адвокатов обвиняемых и их подзащитных ответила, что решение принято коллегиально: никто никаких интервью давать не будет.

— Мы не имеем права утверждать, что были заплачены деньги, но и другого объяснения не находим, — говорит мать Лены. — Первого нашего адвоката они попросту перекупили. Семья К. довольно-таки состоятельная, у них бизнес, частный дом, подсудимый приезжает в суд на дорогой машине. Адвокат, который его защищал на первом суде, был лидером среди всех остальных.

— По какой причине следствие позволило многим доказательствам обвинения исчезнуть, коррупция это или безалаберность, сказать сложно, — говорит адвокат потерпевшей Екатерина Рой. — Состоятельные ли у подсудимых семьи? Я могу судить по адвокатам подсудимых, которые не то чтобы звезды, но достаточно дорогие и сильные процессуальные противники. На суде первой инстанции они сформировали серьезную защиту. Мы с коллегой там не участвовали, были другие адвокаты, а мы приступили уже после приговора суда, писали апелляционную жалобу и сейчас участвуем уже в новом суде. Но мы внимательно разбирались в обстоятельствах и видим, что на прошлом суде была проведена большая работа по объединению позиции всех адвокатов подсудимых. Если поначалу они были разрозненны, и каждый подсудимый давал показания, изобличающие других, по максимуму обеляя себя, то впоследствии все изменилось.

— (продолжает) Ну, и еще они пытались перенести акцент на моральный облик жертвы, заказали экспертизу ее переписки с друзьями, которую девочка вела еще до страшного события. И пришли к выводам, что якобы ее образ жизни вызывал критику. Но, во-первых, это абсолютно не так. А во-вторых, даже если бы так было, это никого не освобождает от ответственности. Но на суде прозвучало какое-то непонятное заключение некоего ООО «Бюро независимой экспертизы «Версия».

Психология — наука о душе, психологи-эксперты не могли не представлять, что происходит и что они делают. Тем более что представитель бюро «Версия» психолог Старостин выступал на одном из судебных заседаний.

Не видя девочки, не зная ее, основываясь только на выдернутых из контекста отдельных фразах переписки в соцсети. Бюро заказали, оплатили — оно и выполнило. Именно что «оно».

«У тебя денег не хватит с нами судиться»

Первый суд проходил под смешки подсудимых и со скорой, увозившей папу жертвы с гипертоническим кризом и сердечным приступом. Судья Ольга Бибикова, по словам родителей Лены, демонстрировала враждебность потерпевшей стороне.

— Я однажды не выдержала, встала и спросила: «Почему вы так внимательно относитесь ко всем просьбам стороны обвиняемых и совсем не слышите нас? — рассказывает мама. — Судья скривилась и обратилась ко мне на «ты»: «Ты давай лучше дочь свою в суд приводи». Она все время этого требовала, несмотря на то что в суде уже выступила врач-психиатр Центра имени Сербского и сообщила, что в настоящее время состояние Лены не позволяет ей участвовать в суде, поскольку любое напоминание о случившемся может повлечь ухудшение ее здоровья. Судья тогда выкрикнула: «Ну, это не вы, а я буду решать, быть ей в суде или нет».

Приговор, который был вынесен судьей Ольгой Бибиковой, стоит процитировать, так как были факты, дать оценку которым она была просто вынуждена. Например, по поводу инфекции, которой страдал хозяин квартиры и которая позже была обнаружена у Лены. И по поводу свидетельских показаний одной из девочек, которая видела обвиняемого А. практически в момент изнасилования.

Комментировать нечего, но важно сказать, что судья нашла еще и обстоятельство, смягчающее наказание: «возмещение одним из подсудимых причиненного вреда». Речь идет об А., который незадолго до приговора отправил потерпевшей 30 тысяч рублей. Лена не пошла их получать, и деньги, должно быть, благополучно вернулись отправителю.

Наказания за изнасилование не получил никто, всем четверым было предъявлено обвинение за насильственные действия сексуального характера, совершенные в отношении несовершеннолетней с причинением вреда здоровью. И даже по этой, тоже тяжелой, статье они получили невероятно мягкое наказание — 4 года условно.

В приговоре это объясняется так.

Но что могли они «осознать», если трое из обвиняемых так своей вины и не признали?

То есть бездействие следователей, затянувших на три года «расследование» преступления, дало возможность судье оставить всех на свободе, чтобы могли продолжить учебу?

Затравленная, уничтоженная ими девочка тоже нашла в себе силы поступить в престижный вуз, но учиться там не смогла — по состоянию здоровья.

— Лена недавно поступила в другой вуз, снова учится, но… Она не верит в правосудие. А мы верили, столько написали разных бумаг, добились апелляции. Знаете, когда мы только обратились в следственные органы, мне на мобильный телефон поступил анонимный звонок, мужской голос отчетливо произнес: «У тебя денег не хватит с нами судиться», — говорит отец. — И я теперь думаю, он прав был. Мы с женой уже не вывозим ситуацию — ни финансово, ни психологически. У нас на адвокатов ушло за пять с половиной лет около четырех миллионов рублей. Я, как все это случилось, забросил свой бизнес. Жена все чаще обращается за помощью к психиатрам.

— (продолжает) Мы приходим к двум, выясняется, что не доехавший адвокат вообще находится в другом городе. Заседание переносится. Суд как бы идет. Но он не идет. Правосудия мы не видим уже шестой год.

Согласно статистике, в России лишь 10–16 % жертв изнасилования обращаются в полицию. И очевидно — почему.