— Сейчас представители России на самых разных площадках говорят о том, что нужно содействовать возвращению беженцев. Ливан — одна из наиболее включенных в данную проблему стран, здесь сконцентрировано 1,5 миллиона беженцев. Расскажите, как идет процесс здесь, в Ливане, и как именно Россия могла бы ему содействовать?

— Ливанцы, как и Россия, все последние годы выступали за возвращение сирийских беженцев на родину при наличии, разумеется, соответствующих условий. Возможность для серьезной постановки вопроса открылась тогда, когда в Сирии были освобождены от террористов значительные территории. То есть настал момент для качественных сдвигов к лучшему, включая массовую репатриацию беженцев или, точнее, временно перемещенных лиц.

В июле прошлого года мы призвали к этому и стали содействовать решению стоящих в данном контексте задач. Конечно, практически все это касается усилий на территории Сирии. Там восстанавливается инфраструктура, строится жилье. Сирийские власти принимают административные и другие меры в целях облегчения обустройства возвращающихся беженцев. В целях координации усилий российская сторона создала в Дамаске Центр их приема, распределения и размещения. В Москве регулярно собирается Межведомственный координационный штаб. Что касается Ливана, то наше посольство взаимодействует с местными властями в рамках Ливано-российского комитета.

Надо сказать, что ливанцы сразу положительно оценили российскую инициативу. Вместе с тем, следует учитывать, что национальный консенсус в Ливане относится только к неприятию перспективы натурализации сирийских беженцев в Ливане. А вот по поводу того, надо ли поощрять репатриацию в нынешних условиях, единства в политическом классе нет. Президент Мишель Аун нацелен на то, чтобы продвигаться к реализации этой цели. Его линия пользуется широкой поддержкой в парламенте и правительстве.

Но есть и другое мнение — о том, что задачи возвращения беженцев, как и реконструкции в Сирии, должны быть отложены до достижения политического урегулирования сирийского конфликта. Это та же позиция, которой придерживаются западные и богатые арабские страны Персидского залива. Они остаются оппонентами сирийских властей и стремятся показать, что до нормализации ситуации еще далеко.

Как бы там ни было, но работа по репатриации в соответствии со всеми международными критериями в безопасные районы идет. Логистически это обеспечивается Главным управлением общей безопасности Ливана, которое принимает обращения беженцев и направляет в Службу безопасности Сирии.

— Вам известно о случаях, когда отказывают людям?

— Да, такие случаи бывают. Например, если у сирийских органов безопасности есть данные о преступной деятельности в составе незаконных вооруженных формирований, то этим лицам отказывают во въезде, поскольку они подлежат аресту. То есть, чтобы не осложнять ситуацию, кому-то не стоит пока возвращаться в страну. Полагаю, что здесь есть здравый смысл. Репатриацию следует поощрять, но при этом надо, чтобы все было под контролем. Нельзя в один присест открыть все шлюзы.

На перспективу многое, видимо, будет зависеть от того, как будет развиваться вопрос об амнистии. Сначала же не было вообще ничего, сейчас есть закон об амнистии для тех, кто уклонялся от военной службы. И это открыло более широкие возможности для возвращения. Кроме того, важно довести до конца ликвидацию террористического присутствия, в частности в Идлибе, восстановить государственный суверенитет на всей территории Сирии. Это оздоровит общественный климат, укрепит стабильность в целом.

— Александр Сергеевич, нам рассказывали, что у Хезболлы совершенно самостоятельный мандат по возвращению беженцев. Она участвует?

— Насчет мандата — так вопрос не стоит. Несколько партий, включая Хезболлу, стараются помочь. Находятся в контакте с беженцами, проясняют возможности их обустройства по возвращении, составляют с ними списки, а потом передают их в Главное управление безопасности Ливана.

— А если отойти немного от вопроса беженцев — как у нас складываются отношения с Хезболлой?

— Наш подход определяется тем, что Хезболла является одновременно политической партией и отрядом сопротивления израильской оккупации. Так сложилось еще в 80-е в канве арабско-израильского конфликта. В последние годы при сохранении противостояния с Израилем Хезболла вышла на войну с терроризмом в Сирии. С тем самым такфиристским терроризмом в лице ответвлений «Аль-Каиды» типа ан-Нусры, ИГИЛ (организации, запрещенные в России. — Ред.) и им подобным, против которых борется и Россия. Так что на сирийском фронте мы вместе воюем с одним общим врагом.

Чтобы лучше понять происходящее сейчас, надо немного отступить назад и вспомнить т.н. «арабскую весну». Все началось с выдвижения демократических лозунгов, но быстро перешло в стадию вооруженной конфронтации. Практически везде на передний план вышли суннитские группы радикального толка. Эту карту разыгрывали «западники» для свержения тех неугодных арабских режимов, до которых не дотянулись сами, как например, до Саддама Хусейна в Ираке или Муаммара Каддафи в Ливии. В фокусе заговора оказалась Сирия ввиду ее ключевой роли в регионе. Поскольку президент Башар аль-Асад проводил политику в русле «оси сопротивления», то его надо было сместить любой ценой. Отсюда возникло мощное наступление незаконных вооруженных формирований. Однако этот план был сорван совместными усилиями «оси сопротивления» и России. Им удалось переломить ситуацию. И сегодня уже немного осталось до полного освобождения сирийской территории.

В этих обстоятельствах США и их союзники перешли к новому сценарию. Назвали Иран и Хезболлу главным дестабилизирующим фактором, источником терроризма, стали создавать против «оси сопротивления» региональный блок. То есть перевернули все с ног на голову и обвинили тех, кто преградил путь терроризму. То есть для них «ось сопротивления» является врагом номер один, а параллельно идет процесс арабо-израильской нормализации.

Если посмотреть на данную ситуацию стратегически, то получается следующее. Известно, что США при продвижении своих проектов во всех районах мира стремятся всячески очернить своих оппонентов, переложить на них ответственность за собственные противоправные действия. На Ближнем Востоке один из базисных элементов такой тактики на данном этапе — миф об «иранской экспансии». Мол, хочет Иран создать свою империю. Эту «концепцию» так усиленно продвигают, что многие стали воспринимать такое утверждение как что-то само собой разумеющееся. А на деле факты таковы, что иранские позиции в Ираке, например, усилились после того как агрессия США и оккупация ими иракской территории привели к разрухе во всех сферах. Надо было как-то вытаскивать страну из бездны, бороться с терроризмом, в чем иранцы помогали иракцам. То есть это была реакция, ответ на разрушительные действия США.

В Сирии Иран и Хезболла появились лишь на определенном этапе противостояния, когда боевики разрывали страну, превратили захваченные районы в террористические анклавы. Вот тогда сирийские власти обратились за помощью к Ирану, Хезболле, России. Сейчас вдруг кто-то говорит: «Пусть Иран побыстрее уйдет». Это, мол, поможет стабилизировать положение.

Но так не будет, это точно. Нормализация в Сирии должна идти таким образом, чтобы не было срывов, рецидивов обострений. В этом плане необходимым элементом является обеспечение превосходства сирийской армии и ее союзников. К тому же по присутствию Ирана решение могут принимать только сирийские официальные власти. Это их суверенное право.

США в собственных действиях делают упор на санкционное давление на членов «оси сопротивления». К этому добавляются попытки посеять рознь внутри этих стран. В Ливане мы отмечаем это постоянно.

Насколько далеко зайдут поощряемые американцами конфронтационные проявления — прогнозировать трудно. В широком понимании это продолжение их концепции «управляемого хаоса». Но, как показывает опыт, на создание хаоса сил и умения хватает, а управлять не получается. К тому же в данном замысле есть принципиальный изъян — неурегулированность палестинской проблемы, а также продолжение оккупации Израилем части территории Сирии и Ливана. В этой связи возникает вопрос: может ли пройти предлагаемая президентом Дональдом Трампом «сделка века» как вариант окончательного урегулирования на Ближнем Востоке?

Не приходится также сомневаться, что жестко против будет «ось сопротивления», включая Хезболлу. Даже лучшие друзья Соединенных Штатов среди арабов не согласятся с передачей Иерусалима Израилю, аннулированием проблемы палестинских беженцев и созданием палестинского квазигосударства.

— Тот факт, что Хезболла — ливанская политическая партия с одной стороны, а с другой стороны — организация, которая ведет войну на территории соседнего государства, никак не противоречит позиции ливанского государства, обозначив ее четкий нейтралитет в этой ситуации?

— По-ливански, точнее, не нейтралитет, а политика дистанцирования от конфликтных ситуаций в регионе. То есть надо не допускать негативного влияния происходящего на Ливан и самим не вмешиваться. Лозунг хороший для сохранения приоритета внутренней стабильности. Но полностью выполнять это на внешней арене не получается. С одной стороны кто-то из ливанцев пошел в Сирию воевать против сирийских властей. Затем из Сирии в Ливан просочились бандформирования, но их блокировали в горах, а затем уничтожили или вытеснили. В свою очередь Хезболла приняла участие в боях на стороне сирийской регулярной армии.

Решение Хезболлы, как, впрочем, и схожее решение России, было продиктовано угрожающей ситуацией в Сирии. Если бы террористы пришли там к власти, то страна была бы разрушена, наступил бы беспредел по примеру Ливии. При этом война была бы перенесена и на Ливан. Бандформирования имели план выхода через север Ливана к Средиземному морю. Подняли бы террористическую волну, пытаясь разжечь межконфессиональную смуту на ливанской земле. Но всего этого не произошло, так что следует признать тот факт, что «ось сопротивления» и Россия спасли не только Сирию, но и Ливан.

— Но теперь на Россию возлагаются большие надежды: в том числе в ограждении нынешнего сирийского режима от влияния Ирана.

—Скажу прямо, что сирийский режим не надо ограждать от влияния Ирана. Между Дамаском, Тегераном и Хезболлой существует прочный и непоколебимый союз. Таковым он останется в будущем. Бытующие мнения о том, что вроде бы наметившееся восстановление связей Сирии с арабскими странами приведет к ослаблению сирийско-иранского взаимодействия и координации — это иллюзия. Сирия была и останется звеном «оси сопротивления». Сейчас следует думать не о мнимых трудностях с иранцами, а о полном устранении террористической угрозы и восстановлении суверенитета сирийского государства на всей территории, что предусматривает, прежде всего, вывод незаконно находящихся там иностранных военных, в первую очередь американцев.

— Для России не возникает проблемы от того, что она фактически оказалась между Ираном и Израилем, между двумя союзниками, чьи интересы просто диаметрально противоположны?

— Оставляя в стороне терминологию о союзниках, хочу сказать по сути. Для России противоречия нет, поскольку мы вместе с Ираном и Хезболлой помогаем Сирии в борьбе с терроризмом, а с Израилем договорились избегать столкновений в воздухе и других инцидентов. Так что это разные вещи. Если же говорить о существующем многие годы противостоянии Израиля с «осью сопротивления», то оно изначально лежало в русле арабо-израильского конфликта. Таковым по сути оно и остается, хотя в последнее время «правила игры» на этом фронте ужесточились. Вместе с тем следует отметить, что никто не заинтересован в разжигании крупного конфликта, поскольку в результате были бы огромные жертвы с обеих сторон. Особо надо выделить то, что именно такой баланс взаимного сдерживания определяет ситуацию в зоне «голубой линии» между Израилем и Ливаном. С ливанской стороны самое серьезное значение в этом плане имеет ракетный потенциал Хезболлы.

Россия же исходит из того, что надо вести дело к оздоровлению положения в регионе и возобновлению мирного процесса с целью достижения всеобъемлющего арабо-израильского урегулирования на международно признанной основе, включая резолюции ООН и арабскую мирную инициативу 2002 г.

— На международной арене часто звучат упреки в адрес России — в том, что она оказывает поддержку Башару Асаду и прикладывает усилия, чтобы именно он остался сирийским президентом. А какова на самом деле позиция нашей страны по вопросу будущего сирийского руководства?

—Было бы странно, если бы не упрекали. Только не на «международной арене», а в правящих кругах Запада и их союзников в регионе, в соответствующих СМИ. В общем, они хотели добиться свержения президента Башара Асада. Но их планы были сорваны во многом усилиями России. Притом что, строго говоря, мы встали на сторону законных властей, помогли отразить наступление террористов и спасти государство.

Говоря об ответственности, давайте зададимся вопросом: разве Башар Асад должен был уступить оппозиции? Оставляя в стороне вопрос о правомерности с точки зрения соблюдения конституции, скажем прямо, тогда к власти пришли бы «братья-мусульмане», которые и стали основой сотен групп боевиков, профинансированных спонсорами терроризма. К ним присоединись тысячи такфиристов со всех концов света. Так что Б. Асад проявил государственный подход, не капитулировав перед экстремистами.

Насчет будущего российская позиция с самого начала и до сих пор та же самая — решать должен сирийский народ без внешнего вмешательства. Это на самом деле универсальный подход, соответствующий международному праву. Наконец, давайте посмотрим на перспективу. Первое — невозможно представить, что Сирия, одержав победу над терроризмом, изменит политический курс в обмен на гранты и кредиты. Второе — вопрос о президенте состоит в том, что он должен играть роль гаранта сохранения государства. Президент Б. Асад является таким гарантом в глазах миллионов сирийцев. Может ли быть альтернатива в этом плане — решать сирийскому народу на выборах, а не внешним силам.