Партизанский командир

«Угроза [аннексии] реально существует. Это не преувеличение, и она возрастает с каждым днем все больше и больше», — убеждает меня лидер партии «Белорусский народный фронт» (БНФ) ГригорийКостусев.

У него есть веские причины так думать: «Я знаю, что уже в 2010 году в Кремле шли такие разговоры, — у меня есть друзья, которые владели информацией, — и с каждым годом желание возрастало, а сейчас Путину как «собирателю русских земель» необходим очередной успех после Крыма, чтобы нивелировать проблемы в экономике».

— Сейчас власти России открыто говорят, что нужно вернуть все страны СНГ в состав России и воссоздать Советский Союз! — разгоняется Костусев.

— Ну все-таки это неофициальный курс, — возражаю я.

Когда Гитлер пришел к власти в Германии, тоже все начиналось потихоньку, но про некоторые страны говорили, что это недостраны. И чем кончилось?

— Но все-таки в Крыму большинство населения действительно хотело в Россию, а у вас-то вроде нет, — робко возражаю я, но националист Костусев в свой народ не верит.

— 30 % населения такой вариант рассматривают позитивно. Кремлевская пропаганда через телевидение и радио делает свое дело. Да, и экономическая ситуация у нас не позволяет найти нормальную работу, так что у многих в головах создалось впечатление, что Беларусь не готова создать нормальные условия для проживания их семей, и только Путин может их спасти.

Впрочем, у Костусева есть план сопротивления: на пике противостояния Москвы и Минска белорусские националисты потребовали от Лукашенко «ограничить трансляцию российских телеканалов, разжигающих межнациональную вражду и, по существу, являющихся средствами ведения информационной войны». Пока безрезультатно.

У 61-летнего Костусева грустный взгляд и густые седые усы — он совсем не похож на радикального националиста. Вот и слова его под стать: «Ненависть по национальному признаку для нас неприемлема. Для нас все равны — белорусы, поляки, русские, литовцы и евреи. Они все имеют равные права».

— Но, вообще-то, вы белорусский националист? — уточняю я.

— Так, — на автомате отвечает Костусев по-белорусски. — Но что такое белорусский националист? Российские СМИ и политики навязывают мнение, что если белорус разговаривает на белорусском языке, то это уже белорусский националист, а я спрашиваю: «Если россиянин разговаривает на русском, то он националист?» Вообще, я знаю хорошо оба языка и думаю, что сделаю меньше ошибок в диктанте, чем Жириновский!

У Костусева как у националиста есть короткий ответ на вопрос о национальной идее Беларуси: «Белорусы должны стать белорусами».

— А как ими стать?

— Разговаривать на белорусском языке, создать высшее учебное заведение и школы на белорусском языке.

— А ограничивать русский язык надо? Как в той же Украине делают? — спрашиваю я, но националист Костусев от вопроса уходит, как и почти все мои оппозиционно настроенные собеседники в Беларуси. «Русский у нас был и останется. Все белорусы лучше знают русский язык, чем россияне! Но это не значит, что, развивая русский язык, мы должны уничтожать белорусский», — выворачивается Костусев.

Мне интересно, как он представляет себе российскую оккупацию братской Беларуси, если считает угрозу реальной.

— Население будет встречать «зеленых человечков» с цветами?

— Самый страшный вариант — это когда мы сегодня ляжем спать под красно-зеленым флагом, а завтра проснемся под триколором России.

Часть чиновников за коврижку сдадут независимость Беларуси и той территории, которой руководят. Это не пустые слова, ведь я сам живу в Могилевской области, в Шклове — городе, откуда вышел Лукашенко.

В словах Костусева есть резон: в Минске меня подвозил таксист, который оказался «краповым беретом». Он рассказал, что отказался идти в службу безопасности Лукашенко из-за «низкой зарплаты и потому, что придется вести полностью скрытную жизнь». Зато много расспрашивал меня про цены и зарплаты в Москве, потому что мечтает устроиться в ФСБ, где платят больше.

Впрочем, тут же оговаривается Костусев, российских оккупантов в Беларуси ждет совсем не крымский сценарий, а афганский. «Белорусы с молоком матери впитали в себя партизанские хитрости, и многие будут готовы пойти в лес», — уверяет меня Костусев.

— А вы в случае партизанской войны пойдете в лес?

— Я бывший офицер запаса, владею любым стрелковым оружием, могу водить танк, боевую машину пехоты, трактор, любую машину. На соревновании по стрельбе на Кубок генерала Фролова я сейчас занял первое место по стрельбе из пистолета (в этом сильны многие белорусские оппозиционеры — прим. автора). Рука твердая и навыки остались. Мне ничего не стоит пойти в лес, — гордо, но немного уклончиво отвечает Костусев.

— Будете командующим восточного фронта? — вклинивается в нашу беседу Дмитрий Лукашук, журналист «Еврорадио», в студии которого мы общаемся с Костусевым после его эфира.

— Возможно. Если придется, — смеется в ответ лидер БНФ.

***

О возможной аннексии Беларуси заговорил в прошлом году сампрезидент Лукашенко. Поводом стала грядущая отмена Москвой налогового маневра в нефтяной отрасли (отмена к 2024 году экспортной пошлины при увеличении налога на добычу полезных ископаемых). «Я понимаю эти намеки: получите нефть, но давайте разрушайте страну и вступайте в состав России… Не мытьем, так катаньем инкорпорируют страну в состав другой страны… Некоторые прямо говорят — мы готовы, чтобы вы шестью областями вошли в состав Российской Федерации», — сказал Лукашенко.

Беларусь объявила, что потеряет из-за этого 8 миллиардов долларов, и потребовала компенсацию. В конце ноября стало понятно, что Москва предоставлять ее не хочет.

Декабрь получился горячим. 7 декабря 2018 года в Санкт-Петербурге на встрече с Путиным Лукашенко при журналистах возмутился, что российский газ в Смоленске стоит 70 долларов за 1 тысячу кубометров, а в Беларуси — 130. Путин ответил, что «нужно стремиться к унификации, но для этого нужно время и другой уровень интеграции». Его мысль 13 декабря развил в Бресте премьер России Дмитрий Медведев: «Россия готова и дальше продвигаться по пути строительства Союзного государства, включая создание единого эмиссионного центра, единой таможенной службы, суда, Счетной палаты».

Стороны продолжали ругаться, Лукашенко сказал, что «больше не будет называть Россию братским народом», но еще дважды до конца года съездил в Москву, где подарил Путину сало и четыре мешка картошки. Однако сближения позиций так и не произошло: стороны лишь создали специальную рабочую группу.

Наконец, 10 января 2019 года Лукашенко заявил, что налоговый маневр для Беларуси — это не катастрофа: «Если изберет руководство России такой путь движения и потерю единственного союзника на западном направлении, это их выбор».

Поглощения не будет

Журналист крупнейшего белорусского информационного сайта Tut.by Артем Шрайбманнаписал для российского сайта Carnegie.ru статью «Братское поглощение», в которой довольно убедительно расписал, почему Беларусь останется независимым государством.

Во-первых, Россию в соседней стране, уверен Шрайбман, никто не ждет: «Только 20 % хотят стать Россией. По данным 2014 года, таких людей больше в Минске и в городах северо-востока, но и там они в меньшинстве. Самое главное, что эти люди не чувствуют центральную власть своим врагом, и это ключевая вещь, которая отличает наших пророссийских от тех, что в Латвии, Украине и Грузии. Нет никакой враждебности между белорусскими русофилами — а у нас их 70 % — и минской правящей элитой, поэтому вбить между ними клин очень сложно даже для российской пропаганды, которую при надобности отключат». В Беларуси и сейчас могут изменить сетку вещания российских каналов, если там говорится что-то неприятное для этой страны.

Отсутствует в Беларуси и такой важный бонус для аннексии, как пророссийские политические силы вроде «Русского единства», которым в Крыму до 2014 года руководил его нынешний глава Сергей Аксенов. «Нет никого, кто бы топил за более серьезную интеграцию, нет сил, которые позволили бы себе выступать с более пророссийских позиций, чем Лукашенко», — объясняет журналист. Тех, кто пытался, ждала печальная судьба.

В 2014 году была попытка зарегистрировать Белорусский славянский комитет как партию, но его председатель Сергей Костян потом рассказывал, что КГБ надавила на всю тысячу заявителей. А троих авторов российского издания Regnum в 2008 году приговорили к пяти годам лишения свободы за «разжигание расовой, национальной или религиозной вражды». Regnum прямо называет их «сторонниками русского мира». Наконец, все потенциальные лидеры «народных республик», уверен Шрайбман, под контролем у КГБ.

— А ведь говорят, что всиловых структурах Беларуси, как было в том же СБУ в восточных областях Украины, полно сторонников Кремля?

— Не исключаю, что такие люди в Беларуси есть, но персональные риски при попытке несанкционированного общения или организации чего-то несистемного гораздо выше, чем в Украине. В Беларуси всепроникающий страх в чиновничьей среде такой, что они шепотом разговаривают, а если что-то сливают журналистам, то пользуются самыми новыми сетями, — считает Шрайбман.

Лукашенко же, по мнению журналиста, намного больше любит власть, чем деньги, поэтому трудно представить, что «может заставить Лукашенко пойти на договор с Москвой».

— Отключение от трубы, отказ предоставить кредиты?

— Отключение от трубы не применялось даже против Украины, с которой идет война. И потом, у Беларуси тоже есть кое-какие экономические рычаги. Например, пока не построены все эти потоки, в случае экономической войны можно перекрыть транзит газа.

— Но разве Беларусь справится без российских денег? Если нечем будет платить зарплаты, пенсии?

— В стране есть еще что распродавать, чтобы закрывать дыры. Тем же россиянам. От того, что россияне имеют контроль над «Белтрансгазом», интеграционные позиции не усилились, поэтому можно и неконтрольную долю «Белкалия» продать в случае катастрофы, когда нет денег даже на еду. Хотя не думаю, что до этого дойдет — вряд ли Россия настроена брать Беларусь измором.

Во-вторых, уверен Шрайбман, аннексировать Беларусь не нужно самой России. «Если бы белорусские элиты хотели, то Россия бы не отказывалась, а нашла бы вариант для инкорпорации, но не верю, что в России есть план во что бы то ни стало присоединить Беларусь, — объясняет он мне. — Риски, связанные с конфликтом с единственным союзным режимом на западном направлении, превышают все бонусы, причем иллюзорные».

Тем не менее Шрайбман согласен, что этот конфликт Москвы и Минска самый серьезный за последнее время: «Есть ощущение, что Лукашенко достал российские элиты неблагодарностью за помощь и поддержку.

Обычно Москва публично занимала довольно компромиссную позицию и легко отступала назад, скандалил и повышал ставки всегда Лукашенко, но теперь, чтобы отказаться от настолько жестко заявленной позиции, Москве придется потерять лицо, поэтому пока компромисс не просматривается».

Для Лукашенко неприемлемо все, что предложил в Бресте Медведев, — единые валюта, таможня, налоги и арбитражный суд. «С судом понятно, валюта для автократа — это важная часть предвыборных маневров, и раньше избирательные кампании благодаря печатному станку выигрывались легче. В принципе, на таможне можно поставить рядом с белорусскими российских таможенников, если им от этого станет легче, но контроль россиянам Лукашенко не передаст, ведь он сам бывший пограничник, и журналисты, работавшие в 90-х, скажут, что его семья обогатилась на контрабанде», — говорит Шрайбман.

Но все не так плохо. Россия, по мнению журналиста, просто хочет покончить со старой схемой, когда она отдает «нефть в обмен на поцелуи», то есть платит ни за что. «И нынешняя ситуация для России win-win. Если Беларусь согласится на более тесную интеграцию, то России приятно, можно и потратить на это деньги, а если не согласится, то ничего — можно меньше денег тратить», — рассказывает политический обозреватель Tut.by.

Преданный соратник

В конце 50-х годов Николай Иванович Чергинец играл в высшем дивизионе чемпионата СССР по футболу за клуб «Молдова» (нынешний «Зимбру»). Затем работал в органах внутренних дел, где дослужился до генерал-лейтенанта, воевал в Афганистане.

С 70-х годов занялся литературной деятельностью. Написал более 50 книг — в основном криминальные романы, но и, например, «Тайну овального кабинета», где называет член президента США то «жалом», то «возбужденным мечом», то «гименеевым ножом». Впрочем, это не помешало Чергинцу возглавить Совет по нравственности. С 1996 по 2008 год Николай Иванович был депутатом белорусского парламента, а с 2005 года возглавляет Союз писателей Беларуси (создан в пику другому, недостаточно лояльному Лукашенко).

Чергинец принимает меня в своем кабинете за огромным письменным столом. Николаю Ивановичу уже 81 год, он не очень хорошо слышит и иногда забывает слова. Он признает, что Лукашенко «больше смотрит на Запад, потому что жизнь заставляет», но ухудшать отношения с Россией не хочет.

По его мнению, и Лукашенко, и Путин сходятся во мнении, что в России и Беларуси живут братские народы. Правда, объединяться им еще рано. «Это не надо России. А вот голос поддержки в ООН России нужен как никогда. На последнем заседании ООН против осуждения России за Крым только Беларусь, Армения и Узбекистан ее поддержали (на самом деле еще 23 страны — прим. автора). И потом, Россию не поймут в мире, и после этого ни одно маленькое государство не пойдет на сближение с Россией, боясь, что она его проглотит», — рассуждает Чергинец.

— А Беларуси такое объединение нужно?

— Народ к этому не готов, сейчас нельзя. Когда-нибудь, может, сам народ решит, когда сколько-то десятилетий пройдет, — вдруг проявляет Николай Иванович такую глубокую заботу о людях. — Появится новый Иван Грозный, собиратель земель, но сейчас такой период, когда нужно проявить больше тактичности и терпения. Не надо загадывать, надо строить отношения на том, что нас объединяет, и расширять это. Разногласия постепенно решать, ведь на востоке говорят: «Чем ругать тьму, лучше зажечь хоть одну свечу».

Чергинец и сам пытался зажечь свечи, когда «участвовал во всех рабочих группах по подготовке всех договоров России и Беларуси». Как и президент Лукашенко, чьим доверенным лицом он был на президентских выборах, Чергинец больше винит в неудачах интеграции Россию. «Понятно, что нам газ и нефть никто не продаст дешевле, чем Россия, но ведь была достигнута договоренность, что Россия поставляет газ по цене Смоленска! Надо нормально воспринимать, что мы это просим выполнить. Я помню, как мы сделали хороший проект союзной Конституции, а потом по российской вине его грохнули. Поэтому когда говорят, что Беларусь какие-то условия по интеграции не выполняет, то это куда меньше того, что сделала Россия с Конституцией!» — предается Николай Иванович воспоминаниям.

Не забыл Чергинец и как зимой 2004 года Россия перекрыла Беларуси газ: «Это был первый страшный удар по отношениям». Да и вообще, утверждает он, хоть белорусы и жалуются, что плохо живут, пенсионеры получают больше, чем в России: «Есть много проблем в экономике, но с повышением благосостояния народа мы шли хорошо. На выборах 2000 года я был руководителем штаба президента, и зарплата была 30–50 долларов, но до выборов мы пообещали и сделали 100, к следующим — 300, а потом — 500. Правда, потом вышел прокол — обещали 1000, но так и осталось 500».

Впрочем, Николай Иванович признает, что и Лукашенко мог бы быть сговорчивее: «Я, например не согласен, что Беларусь не пошла на объединение заводов МАЗ и КамАЗ». Но это все мелочи.

— У нас есть святое — два братских славянских народа, которые друг без друга жить не должны. И надо вокруг этого плясать, думать, что можно сделать, чтобы они были ближе, — резюмирует он. Лукашенко, кстати, тоже ругался-ругался в декабре, а 24 января неожиданно заявил: «Мы все равно будем вместе. Так же и Украина. Мы славяне, и мы должны жить вместе. И будем жить. Мы никому нигде не нужны».

— Вы и после Крыма думаете, что для России естьбратские народы?— удивляюсь я.

— Конечно, Лукашенко тогда задумался. На то он и президент, чтобы проигрывать всякие варианты, в том числе и негативные. Он не согласен с ситуацией, которая сложилась вокруг Донбасса, хотя и не так уж громко кричит на эту тему, он не согласен был по Абхазии.

Мало кто в Беларуси спорит, что после присоединения Крыма к России Лукашенко изменился. Возможно, вспомнил, как в 2002 году ссорился с Путиным о вхождении Беларуси в состав России. Наверное, понял, что для президента России братство братством, но «мухи и котлеты» отдельно. А может, он всегда это понимал.

Так или иначе, но в июле 2014 года Лукашенко выступил на Дне независимости по-белорусски, сказав: «Мы павінны памятаць: кожны, хто замахваецца на адзінства нацыі, — вораг Беларусі». На улицах с тех пор стало больше социальной рекламы на белорусском, и в некоторых российских СМИ заговорили о «ползучей белорусизации».

«Возвращение Крыма» привело не только к белорусизации, но и к демократизации. К выборам президента 2015 года из тюрьмы вышли последние и самые железные оппозиционеры, а в 2016 году их впервые при Лукашенко пропустили в парламент страны. Депутатами стали председатель «Общества белорусского языка» Елена Анисим и представитель Объединенной гражданской партии Анна Канопацкая. Это не самая большая жертва со стороны Лукашенко — два человека в декоративной Палате представителей (в оппозиционных СМИ его уничижительно называют «палаткой»), но сам факт показателен.

Сейчас Канопацкая борется за принятие своего закона о бело-красно-белом флаге (белорусы называют его просто БЧБ-флаг). Он использовался как государственный флаг независимых Белорусской народной республики (БНР) 1918 года и Беларуси 1991–1995 годов. После прихода к власти Лукашенко на референдуме был возвращен флаг Белорусской ССР (но без серпа и молота), а использование БЧБ-флага было негласно запрещено — за это могли арестовать.

Оппозиция давно борется если не за придание БЧБ-флагу статуса государственного, то хотя бы за свободное его использование. Канопацкая внесла закон о внесении бело-красно-белого флага в список историко-культурных ценностей. «Я хочу, чтобы у него был статус первого государственного символа, ведь даже Александр Григорьевич принимал присягу именно под ним. Это часть нашей истории», — говорит она.

Законопроект уже прошел все согласования, и на весенней сессии парламента будет вынесен на голосование. То, как объясняет необходимость принятия законопроекта Канопацкая, должно устроить даже Лукашенко: «Основная идея в том, чтобы люди могли его использовать наравне с красно-зеленым. Есть около 10–12 % людей, которые не признают итоги референдума, но могут быть вовлечены в гражданскую активность не под красно-зеленым флагом. Это попытка поднять гражданскую активность белорусов, потому что они не пойдут сражаться за власть, а за независимость Беларуси под БЧБ-флагом — пойдут».

— Так примут законопроект?

— Конфликт с Россией может сыграть на руку, — улыбается депутат.

Пожалуй, главным свидетельством того, что Лукашенко (возможно, временно) изменился, стало празднование Дня воли. Этот неофициальный праздник каждый год 25 марта в день провозглашения БНР празднует оппозиция под бело-красно-белыми флагами. Власти Беларуси при Лукашенко праздник этот не отмечают, а оппозиционеров всегда жестко разгоняли.

Но в 2018 году все изменилось — организацией занялась молодежь, которую больше беспокоит национальная символика и белорусский язык, чем преступления режима Лукашенко. Провести свой праздник им власти не мешали, а скорее даже помогали — договаривался Костусев. В 2019 году организаторы подали заявку на шествие по центру городу и акцию-концерт на стадионе «Динамо», вмещающем 40 тысяч человек. Пока Лукашенко думает.

Белорусский гамон

Организатором нового фестивального Дня воли стал 31-летний Павел Белоус. В его магазине Symbal.by продаются товары с белорусской национальной символикой и книги на белорусском языке (даже Светлана Алексиевич тут в переводе). БЧБ-флаг можно купить у Белоуса за 20 рублей (примерно 600 российских рублей), черную футболку с желтой надписью «Гамон» (написано тем же цветом и шрифтом, как ОМОН на форме милиционеров, но означает «») — за 25.

«У каждого белоруса в какой-то момент просыпается национальное самосознание. У меня оно проснулось в школьные годы, благодаря тому, что я услышал группу NRM. Я родился в маленькой Лиде, послушал и подумал: «Вау! Оказывается, у нас есть классные белорусскоязычные группы и крутая литература не хуже европейской!» — объясняет Белоус, как он стал патриотом.

Тут он вдруг прерывается, внимательно смотрит на меня и спрашивает: «А вы считаете Беларусь страной победившего коммунизма, страной, застывшей в БССР или современным европейским государством с большими перспективами?»

Даже предлагает съездить на окраину Минска, в новый микрорайон «Каменная горка», где, по его словам, очень классно и современно. Я не поехал — хоть я вроде и не совок, но мне нравится в центре Минска.

Семь лет назад Белоус создал «Арт-сядзiбу», некоммерческую организацию для популяризации белорусской культуры и языка. У ее сайта нет русской версии, а самым известным ее проектом стала «вышимайка» — футболка с национальным орнаментом. «Наша цель — показать, что белорусский продукт может быть красивым, стильным и востребованным. Показать, что белорусское — это не колхозное, не «Нью Советский Союз», а что у нас есть колоссальный исторический фундамент, нужно просто подать его современно», — рассказывает Белоус.

И «Арт-сядзiбе» удалось — «вышимайки» стали популярными (ее надел даже Лукашенко), а национальный орнамент стали использовать все крупные компании, которые видят, что «товар с национальным колоритом более востребован». Белоус сейчас явно на волне успеха: «Мы показали, что у нас есть общий символ — национальный орнамент, который объединяет и бело-красно-белых, и красно-зеленых. На Дне воли мы выступали не против, а за, решили показывать достижения белорусов за год — бизнесмена, который что-то создал, активиста, который чего-то добился. Надо искать позитив».

А ведь сначала власти Белоусу пытались мешать — за 7 лет существования «Арт-сядзiба» переезжала не по своей воле пять раз. «Нас выгоняли, потому что мы говорили на белорусском и мы оппозиционеры, но называли разные причины: например, что мы мешаем открыть швейный цех, хотя потом в том помещении открылся секс-шоп». Сейчас «Арт-сядзiба» переезжает уже без всякого давления сверху. Просто захотелось помещение побольше.

«Хотя я главный, кто скажет, что хочет, чтобы Беларусь была сильной и процветающей, но я враг, потому что все равно думаю как-то не так. При Лукашенко вечно идет поиск пятой колонны. Но я своей деятельностью пытаюсь показать, что мы не враги. Давайте искать не врагов, а союзников, ведь у нас одна общая идея — свое независимое государство, и этой позиции придерживаются как власть, так и оппозиция. Давайте от этого отталкиваться!»

— Получается, лучше внешнего врага найти? Россию? — спрашиваю я, но Белоус вопрос не понимает.

Он, как и Костусев, говорит, что национальная идея белорусов состоит в том, чтобы стать белорусами. От Белоуса узнаю, что это слова Алексиевич с январской лекции в Минске. «Что это значит? Сформировать четкое понимание своей принадлежности к этой стране, понять, кто ты в ней и что ты можешь сделать, чтобы она стало лучше, — не мусорить, работать, платить налоги, не врать и не обманывать», — говорит Белоус. Вот как, оказывается, просто стать белорусом.

Россия Белоуса откровенно (и это, наверное, неудивительно) раздражает: «В России есть мнение, что мы ее просто боготворим и считаем, что это самая крутая страна, супердержава с суперэкономикой, и хотим прямо завтра стать ее частью. Но белорусы умные и видят, что происходит с другими регионами, которые Россия пытается контролировать. Крым, Абхазия и Южная Осетия жить лучше не стали», — говорит он.

— А вы пойдете в лес, если что?

— Я в любом случае буду этому противостоять всеми возможностями, которые у меня есть, — уклончиво отвечает Белоус и переходит в атаку:

— А вам хочется, чтобы Беларусь стала частью России?

— Если вы сами захотите, то я не против.

— А вы думаете, может захотеть? Мы точно не захотим! — Белоус постепенно возбуждается, — А если вы хотите, то сделайте так, чтобы мы захотели. Нам это 100 % не надо, а если кому-то из политиков надо, то у них мания величия. Сколько можно воевать? Уже просто устали! Зачем вы постоянно начинаете? Живите, развивайте страну, рожайте детей. У России столько лесов, полей. Зачем постоянно думать, что вам мало этой земли и территории? Сделайте так, чтобы там люди жили, а мы смотрели на нее и думали: «Вау, нам хочется туда и быть такими же крутыми».

Пока же Белоус гордится белорусами и собой — из-за Дня воли 2018 года, на который пришли 50 тысяч человек. «Мы показали, что идеи независимости, идеи дальнейшего развития государства поддерживают очень много людей», — говорит Белоус и сам добавляет, что организаторы «попытались провести главную политическую дату страны под другим соусом», что для них «это не противостояние, это день не против кого-то, а в первую очередь — за Беларусь».

Белоус, конечно, не фанат Лукашенко, но он и не диссидент, поэтому отношение к президенту у него, похоже, меняется.

«Пока двоякое отношение — есть ощущение, что для своих внутренних благ Лукашенко может слить Беларусь, но есть и мнение, что он никогда на это не пойдет, потому что это будет его исторический провал. Важно, как он будет отстаивать независимость и что будет делать для консолидации общества».

Белоус прямо говорит, что его отношение к Лукашенко будет зависеть от реакции властей на его заявку на День воли:

— То есть если он начал гладить по голове, то вы сразу забудете, как он бил по жопе?

— Мы разве говорим, что будем за него голосовать или участвовать в его политике? Мы говорим, что Беларусь — независимая страна со своей культурой, историей и традицией, которые не идут в русле современной идеологии страны, которая говорит, что начало страны — это образование БССР в 1919 году.

— Но что важнее — права человека, демократия или национальная идея?

— У государства есть основные столпы — институты власти, демократические или не демократические, и национальная идея. Если бы Беларусь была демократическая и национально ориентированная, то, поверьте, мы бы такой рывок сделали в развитии и ушли бы далеко от всех остальных постсоветских стран! А мы сами себя тормозим. Вы посмотрите на белорусский IT, которому дали свободу. Дайте белорусским мозгам не только свободу мысли, но и свободу действия!

Влиятельный программист

Раньше мир вспоминал про Беларусь только как про вотчину последнего диктатора Европы (чем крайне белорусов бесил). Но недавно все изменилось —

IT-индустрия процветает в Беларуси с середины 2000-х — к 2010 году это вылилось в такие известные программы, как Viber, World of Tanks или Maps.me (чуть позже и MSQRD). Но хоть сфера и росла очень быстро, все было заточено, говорит венчурный инвестор и бизнесмен Виктор Прокопеня, на аутсорсинговую бизнес-модель, что, по сути, аналогично продаже сырья. «Темпы роста начали падать. Стране нужно и интересно создавать свои продукты и их продавать», — рассказывает Прокопеня. Он-то и добился изменения ситуации.

Мы сидим с одним из самых богатых людей Беларуси за большим столом в его офисе — полтора года назад на моем месте был Александр Лукашенко. Белорусские журналисты называют Прокопеню «влиятельным бизнесменом», намекая на его приближенность к президенту, но сам он говорит, что они виделись лишь дважды и никаких доверительных отношений между ними нет.

Одна встреча 13 марта 2017 года оказалась особенно продуктивной. То, что она состоялась, Прокопеня называет «случайным стечением обстоятельств», а ее последствия, похоже, удивляют его до сих пор.

Уже в декабре 2017 года был подписан декрет, по которому, перечисляет Прокопеня, «можно использовать английское право, можно привлекать инвестиции через криптобирижи, убрана вся бюрократия, силовики не могут прийти в IT-компанию без разрешения ПВТ (Парк высоких технологий, где и находятся все IT-компании. — Ред.), а иностранцев можно нанимать без оформления вида на жительство».

Итоги потрясающие, и Прокопеня в разговоре несколько раз это подчеркивает. По словам бизнесмена, за 2018 год IT-сектор Беларуси вырос на 40%, экспорт Беларуси увеличился на 500 миллионов долларов, ВВП вырос на 2 миллиарда, из которых четверть — это IT.

Важной частью декрета он называет и разрешение на функционирование криптобирж. Прокопеня долго и увлеченно рассказывает про блокчейн и токены — я понимаю только одну фразу: «Во всем мире пытаются отрасль встроить в существующие технологии, то есть регулировать ее, как недвижимость или сырье, но это новый феномен, и круглое к квадратному не идет. Беларусь — первая страна в мире, которая практически с нуля написала регулирование для всех аспектов применения блокчейна. Через эту штуку можно в Беларусь закачивать инвестиции, а без них не бывает экономического роста».

Вскоре его отпустили, но для него это по-прежнему чувствительно. Меня он настоятельно попросил написать, что он был именно «задержан», а не «арестован», а «дела закрыты за отсутствием состава преступления». Журналисты в Минске рассказывают, что Прокопеня предлагал редакциям деньги за удаление информации об этой истории. Что, кстати, как-то странно характеризует флагмана белорусского прогресса.

Я пытаюсь поговорить с Прокопеней о политике, но получается не очень.

— Свобода для бизнеса, но несвобода для общества. Может ли так быть?

— Есть известная книжка Why nations fail, в которой пишут, что при наличии инклюзивности экономической системы может быть рост, но до какого-то предела, а с политической инклюзивностью рост выше. Китай, по мнению автора, из-за этого прекратит свой рост, но пока этого не произошло, да и в мире есть некоторые страны вроде Сингапура, где экономическая инклюзивность и рост есть, а политической инклюзивности нет. История знает примеры, что это возможно. То, что мы имеем в Беларуси в IT-сфере, это подтверждает, но мы не знаем, возможно ли это в долгосрочном периоде, и было бы это быстрее в случае политической инклюзивности, тоже не знаем. У меня по этому поводу нет мнения, а говорить непрофессионально я не хочу.

— Но вас не смущает отсутствие политической инклюзивности?

— Если я нажму три кнопки на телефоне, то будет результат, о котором я точно знаю. А что было бы в Беларуси при другой политической системе — это рассуждения на уровне веры.

— Просто у некоторых людей есть политические взгляды. Либералы считают, что нужны политические свободы…— не сдаюсь я.

— Что вы хотите, чтобы я сказал? Что классно было бы, если бы в Беларуси было больше политических свобод? Наверное, да. Готово ли к этому белорусское общество? Мне сложно сказать. Я вижу очень низкую политическую и социальную активность. А если бы тут было как в Украине — это хорошо или плохо? Не факт, что хорошо. Классно, когда есть представительство и политики за интересы народа борются, но будет ли от этого лучше в Беларуси, я не знаю. Да и что будет со всей демократией в других странах через 20 лет, я тоже не знаю. Я слабо разбираюсь в политике.

«Стопроцентно, однозначно да. Я видел данные, что из-за налогового маневра Беларусь потеряет 350 миллионов долларов, но если IT-сектор сохранит темпы роста, то быстро компенсирует существенную часть этих потерь. Вполне возможно, что через 10 лет у нас будет вклад от IT в ВВП 10–15 миллиардов, а в бюджет 2–3 миллиарда, и это точно больше, чем даже самая большая цифра, которую Россия называет как свою поддержку Беларуси», — говорит он.

— А вам вообще импонирует Александр Григорьевич?— делаю я вторую попытку разговорить бизнесмена.

— Что вы имеете в виду? — усмехается Прокопеня.

— Нравится вам он или нет?

— Как кто? Как человек?

— Как человек и как президент!

— В отношении IT он проводит суперлиберальную политику, и мне бы хотелось верить, что эта история подтолкнет власти использовать такой же подход к другим секторам экономики. И у меня диссонанс между тем, что я видел лично, и тем, что вижу публично. Но мне сложно в этом отношении говорить какие-то вещи.