Многоэтажка щетинится балками, оконными стеклами, вывороченными кирпичами. Бьет по воздуху занавесками. Угла дома просто нет — как отгрызло. Соседняя пятиэтажка — дом № 18 — тоже пострадала, вырван кусок крыши. Оба дома эвакуированы. Над домами нависают два крана, похожие на насекомых.

Спасатели работают на крыше — цепляют обломки. Вешают на краны. Напротив — в тени газпромовской заправки — стоят люди. Все смотрят наверх. И эмчеэсники, и полиция из оцепления — тоже смотрят вверх. Девочки лет семи сосредоточенно снимают на телефоны.

Все утро после взрыва здание укрепляли железными скобами изнутри. Высотные краны приехали только в 4 часа дня. Вместе с ними почему-то ждали Путина.

— Она к нам заходила все время, продукты покупала! — продавщица говорит про погибшую Викторию Ларикову. — Такая хорошая! И за что ей? Нам за что?

— Девочка, ты с Москвы? — подходит другой продавец. — Передай привет вашему Путину. Приедет он?

— А чего он приедет? — нараспев произносит женщина. — Недостаточно нас взорвалось!

Улица отзывается гулом.

— Одно место работы — керамический завод! — подхватывает парень. — Там и 27 можно зарабатывать! Максимум здесь! Устраиваешься дворником, ходишь-молишь, на колени падаешь — возьмите меня в цех.

— Улицы наши видела? А мы по ним ездим и ходим.

— Снег убирают через 8 дней после снегопада, когда подтает, и то по центральным улицам.

— Процветаем!

— Да что вы ей говорите, — внезапно отзывается эмчеэсник из оцепления — тоже местный. — На Украину они линзу плюсовую на любое событие, как приближение делают, а на Россию минус. Все у нас хорошо. Вот ты — тыкает на оператора Первого канала, настраивающего камеру. — Скажи, почему вы снимаете столько, а показывайте вот столько?

— Так я только снимаю, — отвечает оператор. — Показывают другие. Я сам с Ростова, мужики.

— А чего ты тогда им снимаешь? — говорит эмчеэсник. — Если не показывают.

— Недостаточно нас взорвалось! — повторяет женщина.

Над развалинами летают два дрона. Столб из кирпичей, неудачно подцепленный, падает обратно в месиво развалин. Толпа выдыхает и отшатывается.

Вокруг кабины крана — круг пустоты. Оператор — мужчина с покрасневшим лицом — двигает в воздухе гигантскую плиту. Опускает медленно.

— Стрелу на себя, стрелу! — говорит рация.

В 17.03 краны замирают. В здание заходят три представителя эвакуационной разведки — искать людей.

— В настоящее время судьба неизвестна, — говорит эмчеэсник журналистам. — Сколько можно повторять!

Во дворе развернут штаб. Вместе с эмчеэсниками, Следственным комитетом, ФСБ, военными стоят чиновники.

Губернатор Ростовской области Голубев объявляет на камеры: единоразовые выплаты по 10 тысяч рублей, материальная помощь от 200 до 600 тысяч, по миллиону — семьям погибших.

Депутат Госдумы по Шахтинскому округу Максим Иванович Щаблыкин («Единая Россия») объясняет, что завтра на заседании все расскажет коллегам.

Главный вывод из случившегося — 161-я статья Жилищного кодекса должна быть изменена. Нужен свободный доступ специалистов для проверки газового оборудования, как в подъезде, так и в квартире. За недопуск — как минимум административная ответственность. «…Если бы до людей доводилось, что есть системы газового контроля, совсем недорогие…»

Сотрудники ПАО «Газпром» — поставщик газа в пострадавший дом — стоят тут же. «Мы интервью дадим, когда положено. Нам уже сказали, что всех будут допрашивать. Одно скажем — для нас это неожиданность абсолютная».

Рядом рабочие варят трубы временного отопления. К вечеру городская администрация объявит, что принято решение — дом восстановить.

Школа

Школа № 23 украшена фресками в советском стиле, портретом молодого Путина и триколорами. Сюда сразу после взрыва доставили пострадавших. Здесь можно написать заявление на материальную помощь, заявление на размещение, получить вещи, поесть. Здесь работают психологи и Следственный комитет. С темнотой школа пустеет. В классе за партами, под таблицами с косинусами, сидят чиновники местной администрации и сводят списки пострадавших — для губернатора. Никто не хочет представляться — «мы крайними будем».

Валентина Николаевна Сиволовская едва говорит от волнения. Она — из соседней пятиэтажки, пристроенной к пострадавшему дому. «Раз — хлопок. Открыла окна на дорогу. Трубы, кирпичи. Женщина-водительница кричит — что вы меня торопите, когда полдома разворотило! Тут я и выскочила». С ней в школу пришли дочь Елена и внучка Есения — в пижаме с единорогом.

— Кошка в доме осталась. Кошечка, два года ей.

— Лысая? — уточняет женщина-волонтер. — Или пушистая?

— Да ни то ни се. Нам разрешили подняться потом, мы умолили. Она куда-то забилась. Воды и корм оставила ей. А сейчас говорят — в течение полугода в дом не зайти. Как же она? Я воды не на полгода оставила!

Валентину Николаевну уводят мерить давление.

Валентина Ивановна и Борис Федорович Курдовы сидят над едой, тефтели и гречка. Есть получается с трудом. «Такой у нас дом дружный был, — говорит она. — Ни одного человека плохого, можете поверить? Вот ни одного. Счастливо жили. И что сейчас говорят: обогревались газовыми горелками, — я вам подтвердить могу, что это вранье. Тепло было, и горячая вода, и батареи. У меня свидетели есть — в этот день в гости заходили, мы докажем! И вот еще — спасибо, что не Магнитогорск. 2,5 кирпича толщина стен, и кирпичи не как сейчас». «Спасибо строителям. Очень бы хотелось узнать правду», — говорит Борис Федорович.

Горняк

В гостинице «Горняк» разместили 30 человек — остальных разобрали родственники. Трижды людей возят на ужины. Как надолго они здесь — пока не ясно.

Семья Тимофеевых с 8-го этажа спаслась вся — и сейчас занимает две соседние комнаты. Пять человек — Светлана Ивановна, ее 80-летние родители — Антонина Васильевна и Иван Михайлович, ее дети — Дима и Катя. Иначе как чудом это не назовешь.

— Мы проснулись от грохота, — говорит Катя — Мы подумали, что это заправка взорвалась! Но потом я увидела, что на моей кровати дверь лежит.

Светлана Ивановна Тимофеева, сотрудница городской библиотеки, рассказывает:

— Я встаю рано, в шесть. Каждый день готовлю завтрак. У меня дочь работает в Ростове, каждый день ездит, а сын попозже. Вареники накануне лепили с сюрпризами, собирались на работу взять, всех поугощать. Я их раскладываю, стою посередине кухни. И вдруг какой-то такой взрыв, что-то бабахнуло. И пыль стоит. Я подхожу к окну, думаю — что-то на заправке. Потом я понимаю, что нет стекла на кухне вообще. Его нету! Я выхожу в коридор, и я понимаю, что я не могу пройти, потому что трельяж упал, дверь входная как-то оказалась в коридоре.

— Она так-то наружу открывается, а ее вовнутрь выбило, — уточняет Дима.

— Я кричу: дети, дети, вы живые? Мне сначала сын говорит что-то, потом дочь. А спальня там дальше — и дверь закрыта. Кричу: папа, ты где? Папа отзывается. Я кричу: мама, мама! А она не очень хорошо слышит. И она молчит. И я понимаю, что все. Мама, мама! И тут она говорит: все в порядке, у меня все хорошо. И так отлегло. Я поняла — мы все живы. А что порушено — да господи. Мы все живы.

Потом сосед выскочил из соседней квартиры. Он молодой, в милиции работает, они недавно переехали.

— С Таней я дружила, — говорит Катя. — В школе еще, потом перестали, но как-то… Папа ее занимался аквариумными рыбками профессионально, сам делал аквариумы, продавал. У них квартира как океанариум была. Вся комната как под водой, так красиво.

Младшая дочь Пашутиных Ирина сейчас возвращается из Словакии. Ей 19 лет, хотела поступать там на врача, посещала курсы.

Больница

Кирилл Лариков лежит в палате интенсивной терапии. Ему меняют капельницы — одну за другой. Через час операция — заново формировать слезный канальчик на левом глазу. Лицо иссечено бетонными осколками. Тяжелое сотрясение, вставать запрещено.

— Самое что необходимое — телефон с выходом в интернет, — говорит Кирилл. — Мне очень нужен телефон.

Медсестра предостерегающе ширит глаза. С Кириллом работают психологи.

У него погибла жена Виктория.

— У меня в 4 утра заплакала дочь. Я встал ее укачивать. И повезло то, что мы со спальни ушли в зал. Жена не выжила, а мы с дочкой выжили. Взрыв был из соседней квартиры. И я не помню. Просто осколки и темнота. Лежишь под метром обломков. У меня была свободная нога, а под ногой — или плита, или кафель, я стучал. Звук давал какой-то, что живой. Услышал спасателей, начал стучать, кричать, они начали откапывать. Сначала нашу дочку нашли. Потом откопали меня. Передо мной лежала жена — мертвая. И я оказался здесь.

Трехлетняя Полина сейчас с бабушкой в Ростовской больнице. Ее жизни ничего не угрожает. «Даже травмы не останется, — говорят врачи. — Очень маленькая, чтобы помнить».

Людмила Николаевна

67-летнюю Людмилу Николаевну Власову нашли в пять утра, на 23-й час поиска. К этому моменту в администрации Шахт уже сложился консенсус касательно виновных — полуофициально журналистам объясняли, что «пожилой человек забыл отключить газ, а затем создал искру».

Людмила Николаевна преподавала в шахтинском колледже топлива и энергетики. На общем фоне разрухи Шахт колледж — процветающее предприятие, 2307 учеников, трудоустроены по итогам «практически все». «Потому что мы обеспечиваем горняков всей России до Урала. Все остальные училища давно закрыты».

В колледже с утра портрет Людмилы Николаевны — «Глубоко скорбим по погибшей коллеге и преподавателю», ленточка. Собирают деньги — на похороны и дочке помочь.

— Она выходила из дома в 6, ехала два часа с двумя пересадками; ни разу не опоздала. Ни на минуту, — говорит Людмила Филиппова, секретарь учебного отдела.

— Вела пять предметов, много работала — старалась набрать зарплаты. И до нас много преподавала — и в школе в Новом Уренгое, в Ташкенте, в пожаротехническом училище, в сибирском филиале Академии наук ССР. Высококлассный специалист, дело знала свое, — говорит замдиректора колледжа Виктор Николаевич Недайвозов. — Сейчас у нас валовые проверки были — и пожарная, и санпин, и минобр, очень помогала с писаниной. И знаете, что еще скажу? Я еще медсестру искал. Нашел, должна была выйти в понедельник. Виктория Ларикова. Первая погибшая. Кем мне теперь заменить? Как это?

— Она больше двух лет у нас работала. Всегда отзывчивая, ответственная, студенты ее очень любили, с охотой к ней шли. У нее была группа, сейчас все они плачут, — говорит заведующая отделением энергетического факультета Екатерина Владимировна Иванеева, начальница Людмилы Николаевны. — Я не верю, что она не закрыла газ, не отследила. Никогда за два года такого не было, чтобы она хоть мелочь забыла, хоть ерунду. И она профессиональный инженер. Какой еще открытый газ?

В городе и в школе говорят, что еще 12 января женщина жаловалась на запах газа в подъезде и по этой причине попросила 16-летнюю внучку Алину не приходить к ней на старый Новый год — обычно по воскресеньям бабушка подтягивала внучку по математике и физике. Но говорят «с чужих слов».

Отец Алины, Константин Шкиндер, 14 января по телефону подтвердил ростовскому стрингеру «Новой» эту информацию. С момента, как тело Людмилы Николаевны нашли, он не доступен для комментариев. Шахтинский ПАО «Газпром» заявило, что никаких обращений в последние дни к ним не поступало.

Опять темнеет, ставят световые приборы. Работы будут продолжаться еще одну ночь, а может, и еще одну.

— Пожалуйста, не делайте выводов, — говорит сотрудник МЧС и просит не называть его фамилию. — Нужно ждать результатов вскрытия. Если газ накапливался в таком количестве, причина смерти будет тоже газ. Нужно дождаться выводов следствия.

— Ты на кого ставишь — на мертвую бабушку или на «Газпром»? — говорит полицейский полицейскому.

— Ну ты спросил.

Шахты