Под Новый год принято подводить подсчет побед и поражений, и одна из самых больших наших побед в уходящем году — это, разумеется, случай с ярославской колонией № 1. Жизнь — блестящий режиссер, она как-то так выстроила внутреннюю драматургию этой истории, что прям хоть завтра снимай блокбастер. Сюжет его будет, конечно, незамысловат — но так всегда и бывает во всех ветхозаветных случаях.

Вот есть тюрьма, где год за годом садисты-тюремщики бьют и пытают зэков. И есть среди этих зэков неразлучная тройка героев, двое из которых сидят совсем по беспределу, а третий — да, человек непростой судьбы. И вот, пока другие молчат, эти трое стараются докричаться до воли и рассказать о том, что творится в их колонии. И всякая такая их попытка оборачивается еще более страшным адом: новыми пытками, новым карцером.

Одна из этих пыток оказывается снята на видео, притом самими тюремщиками, из чисто садистских соображений. Заключенный, которого пытают на видео, — тот самый человек трудной судьбы — узнает о том, что запись попала к друзьям на воле. (Тут в фильме будет дополнительное сюжетное ответвление, раскрывающее интригу, как именно запись утекла; там речь будет идти про бескорыстный риск и благородство.) Герой терзается и мучается: с одной стороны, публикация видео — это шанс докричаться до людей, а с другой стороны — смертельный риск. Ведь он по-прежнему в руках злодеев. Но наблюдая страдания и унижения других заключенных, герой принимает решение опубликовать видео.

И — весь мир встает на уши, все в одночасье узнают про российскую «Гуантанамо», Ярославскую ИК-1.

Последние кадры — неизменный для блокбастеров хеппи-энд. Злодеи арестованы, а главный герой выходит за ворота тюрьмы, где его ждет толпа восторженных журналистов.

Из 20 тюремщиков, чьи личности установлены в связи с уголовным делом по пыткам, арестованы только 15. В отношении остальных решение не принято. Да и судьба главного героя — заключенного Евгения Макарова, освобожденного из колонии 2 октября по отбытии срока, пока тоже довольно туманна.

В последние предновогодние дни «Новая» отправилась к нему домой, в небольшую чистенькую квартиру в рабочем поселке Ляпинка на окраине Ярославля, где Женя живет вместе с мамой, чтобы выпить с ним кофе и напомнить ему об обязательствах, которые герой теперь пожизненно несет перед остальным миром.

Вот основные мысли отсидевшего восемь лет Макарова о том, что с ним случилось, и о том, что ждет его впереди.

О будущем

У меня сейчас надзор, на три года после освобождения. Меня могут даже посадить за несоблюдение. Мне уже заранее запретили на Новый год на елки эти ходить, в общественные места. Нигде мне нельзя появляться. Привязали меня к этому адресу с десяти вечера и до шести утра. И вот я не знаю, как к подруге мне съездить? Мне вообще все запрещают. Она вон меня зовет на выходные — а я-то не могу. В будни она работает с 9 до 18, и что я поеду на другой конец района, чтобы мне с ней посидеть два часа, а потом к десяти домой возвращаться? Смысл какой? Только кататься вот так на автобусах.

Работать мне можно, да. Но я же на любую не пойду. Куда бы хотелось? Конечно бы, хотелось правозащитной деятельностью какой-нибудь заниматься. Но у меня пока с этим ничего не получается. Нет пока такой возможности. С 17 лет я по тюрьмам провел. У меня образования нет никакого, я в тюрьме школу заканчивал. Я хотел бы сначала права хотя бы получить, чтобы машина была, средство передвижения. И потом уже смотреть, что дальше.

Когда меня сажали, я ни о чем особо не думал. Мужчины вообще мало думают. Я, по крайней мере, в 17 лет не думал. Я хулиганил. Потом, в тюрьме, конечно, уже осмыслял все. Срок мне пошел на пользу. Мировоззрение поменялось, повзрослел я. И общался я там только со взрослыми людьми. Кто-то успешный, кто-то неуспешный. Но вот с кем сидел — в основном хорошие люди были.

Кто-то пить начал, кто-то еще что-то, кто-то просто придурок — подраться ему хочется или еще что-то. А мне — нет, мне не хочется подраться. Я уже надрался, мне хватит.

О принятом решении

Вот когда это видео появилось, у меня даже радость была. Я думал, взвешивал все «за» и «против» его публикации. Понял, что «за» — больше. Что в лагере пацанам будет полегче. Я понял: ну все, теперь все по-другому будет, все их идиотские ответы-отписки — все по-другому теперь повернется. Они писали же: «Да он сам головой об дубинки стучался». И вот в итоге что получилось.

Непомнящих (отбывал в Ярославской ИК-1 с 2015 по 2017 год срок, связанный с событиями на Болотной площади —прим. ред.) и Вахапов (отбывал в Ярославской ИК-1 с 2011 по 2018 год срок, назначенный в связи с фабрикованным обвинением в растлении несовершеннолетних. «Новая» многократно писала об этом деле —прим. ред.) — хорошие ребята, которые всегда готовы помочь. Мы сидели все в одном изоляторе. За что Непомнящих сидел — знаю. За Болотную площадь. Знаю, что его бил ОМОН, и за это его посадили: нападение на сотрудника. Я не знаю, какую они цель преследовали на этой Болотной. Но если цель была справедливая — то почему бы и нет?

В изоляторе мы сидели в разных камерах и скрикивались. Там вот есть коридор, продол, и камеры вдоль него идут. В камере ты один. А в соседних — Ваня Непомнящих, допустим, и Вахапов. Тоже в одиночных. И все мы друг друга уже знали: и меня знали, и Вахапова знали, и с Ваней я познакомился. Ну там как бывает, вкратце если? Очень громко там орать надо. Вот забрали кого-то, избили. Начинаются крики-оры. «Почему? Кто? За что? Кого избили?» И вот я кричу: «Я буду писать». Вахапов, допустим: «Я тоже буду писать. Придет адвокат — все вместе втроем напишем. Всё, пишем — и не отказываемся. Да? — Да!» А то там бывает такое…

О злодеях

Вот они уже сейчас сидят и воют: нет у них там медицины, все больные. Только сейчас они задумались, что у них на иждивении дети, матери старые. Они только сейчас об этом вспомнили. До этого им без разницы было. Так вот пусть посидят. Хотя я знаю, что им все равно поблажки идут, к ним относятся там по-другому.

У меня много друзей, которые в армии служили. А в армии тоже наподобие тюрьмы все устроено. Там же тоже есть такие обиженные. Он зубной щеткой туалеты там мыл, а потом он отслужит свой срок — и идет работать во ФСИН или полицию, свою злость вымещает на всех.

У них как заведено: кто больше навредничал — тот и лучше, тот и звездочки получает. Вот, например, просыпаешься с утра, хочешь чаю попить или кофе, а этот придурок говорит: «Не давать ему кипяток. Дать ему просто кофе сухой». И эти инспектора стоят, вот так вот на тебя улыбаются: «А мы тебе не дадим кипяток, сухим ешь этот кофе». И ты думаешь: вот урод.

А кто-то есть и по-другому себя ведет. Это от души зависит, от самого человека зависит.

Мы-то не то, что они. Мы-то люди, мы не будем им уподобляться. Они пытаются сейчас из себя хороших строить. Хотя мне жалко их родственников, родителей. Я-то это все понимаю, у меня родственники тоже через это все прошли. Но я им так не спущу.

О воле

Чего хотелось, когда освободился? Отдохнуть просто хотелось. Нет, я не напивался еще. Выпивать — выпивал, но не напивался. А так… Везде был, и в клубах был, и в ресторанах был. И с пацанами погулял, и с девчонками погулял. Были ребята, кто писал мне туда, — я их сразу, когда вышел, отблагодарил всех. Важно же, когда кто-то пишет, поддерживает.

Я по всему соскучился. По еде нормальной, по тому же кофе, по дому, по дивану. Там же ты не можешь прилечь за весь день с 5 утра и до 9 вечера. По дивану особенно я соскучился. Валяюсь, да.

Потихоньку осваиваюсь. Сейчас зуб вставлять буду. Там же не лечили их вообще, а он у меня болел, начал разваливаться. Там только выдрать было можно — и вот мне пришлось его выдрать. Год мне оставалось сидеть. Сейчас-то, конечно, уже думаю: надо было б потерпеть и сохранить его, а тут вылечить. А тогда я думал: это мне целую зиму еще терпеть. И решил лучше выдрать сразу.

В целом на воле ничего не поменялось. Я когда садился — еще эти интернеты не были так сильно распространены. Но меня это не то чтобы удивляет. Понятно, пока я сидел, тут построили целую сеть с интернетами. Технологии-то идут вперед. А жизнь — жизнь не поменялась, люди не поменялись. И также они все думают, как и думали до этого, заботят их одни и те же вещи, то же самое, что заботило их и раньше.

Люди-то в целом хорошие.

Также и эти сотрудники. Может, они найдут там прощение. Перед богом, перед кем-то там. Хотя, конечно, пусть пойдут посидят, подумают, посмотрят, как она, жизнь, выглядит там.