Это —​официальные мероприятия.

А неким символом такого же отношения либеральной интеллигенции стал прошедший при полупустом зале показ в московском клубе «Эльдар» фильма режиссера Сокурова «Беседы с Солженицыным».

«Врете, подлецы…»

Александр Исаевич Солженицын не­угоден нынче многим. И правым, и левым, либералам и консерваторам, включая госаппарат. Для одних он «окаянный разрушитель СССР», то есть тех самых, ныне государственных, «скреп», для других — ​враг интеллигенции, «почвенник».

С десятилетиями стали муссировать подробности биографии. Дескать, изобразил своего главного героя мужиком, обычным лагерником, а сам ни дня не пробыл на общих работах, отсиживался на теплых должностишках (по-лагерному — ​«придурок»), мало того — ​хитрил, правдами и неправдами добивался их…

Как будто всем сегодня было бы необыкновенно хорошо, сгинь он в безвестности от холода и голода в казахстанских лагерных степях.

Бывает так, что житейские подробности и даже общественно-политические позиции писателя — ​одно, а его произведения, их историческое значение — ​другое. Об этом мы часто забываем.

Знаки судьбы

Невозможно понять фантастическую цепь удач, совпадений, которые сопутствовали Солженицыну. Объяснить можно только одним — ​волей свыше.

В 1945 году — ​арест. Нашли письма, где он нелицеприятно отзывался о Сталине и советском строе. Идет война, разговор короткий — ​трибунал и расстрел. Солженицына же осудили на 8 лет лагерей. И отправили на стройки… Москвы, затем — ​в «шарашку» (так назывались НИИ и КБ тюремного типа, перед войной Солженицын окончил физико-математический факультет Ростовского университета). «Шарашка» располагалась в Марфине, у границ Москвы, здесь и сейчас тот самый НИИ автоматики, обнесенный по верху стены колючей проволокой.

Так бы Солженицын и отбыл срок в тепле, если б не испортил отношения с начальством. На оставшиеся три года его этапировали в казахстанский Степлаг, где он стал бригадиром, нормировщиком — ​значительная должность в лагерном мире.

Не будь Степлага — ​не было бы «Одного дня Ивана Денисовича». То есть не было бы феномена Солженицына.

В 1953 году, в ссылке, у него обнаружился рак. Три месяца провел в Ташкенте, в раковом корпусе. Какое лечение? Какие врачи? Рак — ​это приговор. Тем более — ​для ссыльного. Солженицын выжил.

Еще на «шарашке» в Марфине сошелся с зэком Львом Копелевым, бывшим преподавателем Московского института философии, литературы и истории, фронтовиком-майором. Написав повесть «Щ‑854» (первоначальное название), в 1961 году переслал ее Копелеву в Москву. Копелев и его жена Раиса Орлова передали рукопись Анне Берзер, редактору отдела прозы журнала «Новый мир». Анна Самойловна вручила повесть Александру Твардовскому, главному редактору, со словами: «Лагерь глазами мужика, очень народная вещь».

У Твардовского были близкие, включая застольные, отношения с помощником Хрущева — ​Владимиром Семеновичем Лебедевым. Твардовский передал «Один день…» Лебедеву, а Лебедев на отдыхе в Пицунде прочитал повесть Хрущеву. Вслух.

Но и Лебедев не помог бы, не возникни в то время крайняя политическая необходимость. Хрущев начал второй этап разоблачений сталинизма. На XXII съезде КПСС (17–31 октября 1961 года) впервые прозвучали, вышли в эфир и на страницы газет слова — ​«чудовищные преступления». В ночь с 31 октября на 1 ноября 1961 года тело Сталина вынесли из Мавзолея. Начался снос памятников Сталину, переименование городов, улиц, площадей.

Но и этого оказалось мало. Госдеятели прошлых и настоящих времен мыслят аппаратными категориями — ​все решает власть. Самое непредставимое для них — ​во внутреннюю политику вовлекать народ. Но Хрущев и его сторонники тогда почувствовали, что без народа не получится, что номенклатура была и остается наследником репрессивного режима. (При выносе тела Сталина из Мавзолея два высокопоставленных деятеля ЦК КПСС зарыдали.) Нужна опора на широкое общественное мнение. Так, через год после XXII съезда, 21 октября 1962-го, газета «Правда» многомиллионным тиражом напечатала стихотворение Евгения Евтушенко «Наследники Сталина», которое потрясло страну.

А в ноябре в «Новом мире» вышел «Один день Ивана Денисовича»…

«Архипелаг ГУЛАГ»

После выхода «Одного дня…» в редакцию журнала и на имя автора хлынул поток писем от бывших заключенных — ​свидетельства выживших в стране лагерей.

Солженицын был готов к систематизации огромного материала. С 1936 года, когда решил писать роман о революции и стал заносить исторический материал на специальные карточки. С методичностью студента физико-математического факультета, каковым тогда и был.

Так был создан «Архипелаг ГУЛАГ», основанный на письмах, рассказах, мемуарах 257 заключенных. Солженицын переправил книгу в Париж, в издательство ИМКА-ПРЕСС. В феврале 1974 года, через полтора месяца после выхода первого тома, его арестовали и выслали из страны.

«Архипелаг ГУЛАГ» изменил сознание Запада. Первым гвоздем в гроб мирового коммунизма стало подавление в августе 1968 года Пражской весны, «танковый коммунизм». А вторым — ​«Архипелаг ГУЛАГ». На Западе знали, что такое сталинизм, репрессивный режим. Читали Оруэлла, Конквеста и т.д. Но те книги были отдельными атаками на умы и сердца. Молодые люди со значками Троцкого или Мао были повседневностью западной жизни. Но когда явился миру массив «Архипелага» — ​он буквально потряс масштабами злодеяний европейского и американского читателя. Книги западных историков говорили о тоталитаризме, о большом терроре. Но только Солженицын показал сталинизм-коммунизм как народоистребление.

«Эта книга оказала огромное влияние на моих знакомых из ультралевой молодежной организации «Перманентная революция», которая добивалась создания в Италии казарменного общества, общества советского типа, — ​рассказывал писатель и журналист Марио Корти. — ​Они организовали групповое чтение «Архипелага ГУЛАГ», и произошло непредсказуемое: под впечатлением «Архипелага…» организация самораспустилась».

Новая Россия не прочитала Солженицына

1988 год, третий год власти Горбачева, третий год перестройки и гласности. Но… до определенных пределов. Мой сослуживец по издательству «Современник» Володя Козаченко как-то пришел на работу взбудораженный, возмущенный. С порога закричал: «Вы слышали, вчера в ВКШ (Высшей комсомольской школе. — С. Б.) была встреча с Медведевым (В.А. Медведев, член Политбюро, секретарь ЦК КПСС по идеологии. — ​С. Б.). Медведева спросили: будет ли у нас печататься Солженицын? И он ответил: только через мой труп! Представляете?!»

Володя кипел. А мы с заведующим редакцией русской прозы Юрой Стефановичем говорили: успокойся, если река в одном месте промыла плотину — ​то скоро всю ее снесет. Так и вышло. Уже через полгода «Современник» срочно выпускал первую за последние 25 советских лет книгу Солженицына — ​сборник рассказов. Готовили мы ее по парижскому изданию ИМКА-ПРЕСС 1978 года.

С августа 89-го началось нечто и вовсе непредставимое — ​в «Новом мире» стали печататься главы «Архипелага ГУЛАГ». Казалось, наступило время чтения Солженицына.

И вдруг все резко переменилось. В августе 1991 года рухнула коммунистическая власть, в декабре распался Советский Союз. А мы ведь привыкли читать вопреки. И когда «вопреки» в одночасье исчезло, то и Солженицын стал как будто неактуален.

Его книги не успели как следует прочитать, осознать, они не проникли в сознание россиян, не остались как постоянная величина, постоянное знание.

Конечно, дело не только в исчезновении «вопреки». Само время стремительно улетало вперед. После августа 1991-го мы оказались в другой стране, за недели и месяцы такое проживали, что было уже не до минувших лет. Иными словами, мы «прошли» Солженицына за два года. Большинство и не успело его прочитать.

Парадоксальным, двойственным стало и возвращение Александра Исаевича и Натальи Дмитриевны на родину летом 1994 года. Они ехали по железной дороге от Владивостока до Москвы, и Наталья Дмитриевна все время возмущалась милицейскими эскортами. На остановках, когда они отправлялись на автомобиле в тот или иной город, их сопровождали машины с сиренами и мигалками. Выглядело странно: летописец зэковской жизни, борец с коммунистическим режимом — ​едет по стране как партийно-государственный бонза.

В новой России чета Солженицыных попала в двусмысленное положение. Началось почетными милицейскими эскортами — ​продолжилось поселением в Троице-Лыкове, на «объекте Сосновка‑2». В усадьбах-дачах под кодовыми названиями «Сосновка‑1», «Сосновка‑2», «Сосновка‑3», «Сосновка‑4» раньше жили верховные вожди партии, в том числе генеральный секретарь ЦК КПСС Черненко и главный партийный идеолог Суслов.

Последующие годы усугубили двойственность. Соседями писателя по «объектам Сосновка» стали премьер-министр Касьянов и глава «Альфа-банка» Фридман. Новые хозяева жизни. Которых Александр Исаевич на дух не переносил, считал, что так называемые реформаторы, начиная с Ельцина и Гайдара, ограбили страну, народ.

Помню его выступление в Государственной думе. На лицах депутатов — ​скука, снисходительные улыбки. Хотя говорил-то Александр Исаевич, в частности, о том, что злободневно и поныне — ​о самоуправлении. Не привлекли особого внимания и еженедельные авторские программы Солженицына в эфире РГТРК «Останкино» в 1994–1995 годах. Сборник публицистических статей «Россия в обвале» вышел в 1998 году тиражом… две тысячи экземпляров.

О государстве и государственности

В 2006-м он публично поддержал уже новую, путинскую власть. В апреле «Московские новости» напечатали интервью с писателем. Интересно, что политическая линия Солженицына в этом интервью по всем пунктам совпадала и повторяла идеологические постулаты Кремля и партии «Единая Россия». Включая пропагандистские клише о стране, окруженной врагами:

«НАТО методически и настойчиво развивает свой военный аппарат — ​на Восток Европы и в континентальный охват России с Юга… Все это не оставляет сомнений, что готовится полное окружение России, а затем потеря ею суверенитета».

В те годы от угрозы «национальному суверенитету» официальная пропаганда переходила к «суверенной демократии». Подразумевалось: мы будем строить свою демократию, особого типа, нечего кивать на Запад, тем более — ​брать пример. И Александр Исаевич считал: «Мы действовали по самому бездумному обезьянству… Нынешняя западная демократия в серьезном кризисе, и еще не предугадать, как она будет из него выходить».

О государстве и государственности:

«При Горбачеве было отброшено само понятие и сознание государственности. При Ельцине, по сути, та же линия была продолжена… При Путине (не сразу) стали предприниматься обратные усилия спасения проваленной государственности».

«От века Просвещения мы многотысячно слышим о «правах человека», и в ряде стран они широко осуществлены, не везде в рамках нравственности. Однако: что-то не призывают нас защищать «обязанности человека».

Таким образом, в 2006 году публичные высказывания Солженицына совпали с насаждаемой в стране идеологией Кремля. «Единая Россия» тотчас поддержала и одобрила их, а кремлевское молодежное движение «Наши» объявило Александра Исаевича своим «союзником и единомышленником».

Уходящая Россия

Похороны Александра Исаевича прошли под тем же знаком двойственности. Главным действующим лицом опять была милиция. На подступах к Академии наук, где состоялась траурная церемония, милиция выставила сплошные кордоны, людей под дождем гоняли от турникета к турникету, пропуская через металлоискатели. На следующий день, 6 августа 2008 года, у Донского монастыря, где упокоили его тело, и вовсе был введен особый режим — ​президент страны Медведев приехал на похороны.

Народу было немного. Одна из газет постаралась прикрыть неловкий факт прямым преувеличением: «Пришли тысячи…» Увы, не тысячи — ​сотни. Остатки советской интеллигенции, которая в 60-е годы читала «Новый мир» с «Одним днем Ивана Денисовича», а потом доставала самиздат, слушала «Архипелаг…» по западным радиоголосам. Уходящая натура.

Это была Россия прежнего Солженицына.

Была надежда

В 2010-м сокращенный, адаптированный вариант «Архипелага…» был введен в школьную программу по литературе.

И тут уже речь далеко и не только о сталинизме, репрессиях. О воспитании гражданина. Свободного человека в свободном обществе. Ведь, по сути, «Архипелаг…» — ​документ о том, как государство растаптывало 200-миллионный народ. Всех вместе и каждого в отдельности.

Была надежда, что современные школьники прочитают книгу именно так, в современном контексте. И сделают выводы. Спроецируют на действительность, на свое место, на место государства в своей жизни. Но… они не читали. И не читают. Прежде всего, потому, что нет времени и сил. В 11-м классе надо зубрить ответы на ЕГЭ. Зато потихоньку внедряется в их сознание ползучий сталинизм. Как раз в год смерти Солженицына в школы пытались ввести новый учебник истории, в котором говорилось, что Сталин — ​самый успешный руководитель СССР, что усилия высшего руководства страны обеспечивали эффективность управленческой элиты: «Именно эта эффективность была одной из целей сталинских «чисток».

По данным социологов на октябрь 2018 года, 47% опрошенных в возрасте от 18 до 24 лет никогда не слышали о репрессиях. 43% россиян оправдывают их, считают вынужденной мерой, которая обеспечила порядок в обществе и в стране. 62% процента россиян согласны на установку бюстов Сталина в публичных местах. Большинство из них — ​молодежь.

И потому оставим в покое государственный уклон к замалчиванию преступлений сталинизма, государственную пропаганду, то, что, по заключению социологов, «новая сталинизация стала своеобразным трендом в России». В советском пространстве, наглухо закрытом от любой негосударственной информации, народ тем не менее знал о Солженицыне. Во многом исходя из той действительности, Солженицын и говорил в нобелевской лекции: «Одно слово правды весь мир перетянет».