Табличку с именем Василия Шелепина (руководившего заводом «Экохиммаш» в городе Буй в 30-е годы и расстрелянного в 1937-м по самому распространенному тогда обвинению — во «вредительстве и троцкизме») установил на фасаде одного из корпусов нынешний директор — Евгений Краснов. Он ответил на письмо правнучки своего предшественника, между ними завязалась недлинная переписка.

«Один журналист, — написал Краснов, — спросил, что для меня этот знак и конкретно Василий Алексеевич. Мы тогда немного замерзли, и к этому вопросу я был не готов, поэтому сказал то, что почувствовал в тот момент. Я сказал, что, повторись те страшные времена, моя табличка висела бы рядом на стене. Я образован, своеволен, упрям и шилопопист. Думаю, и малой части этого достаточно было для расстрела… А я этого не хочу! Вот это «не хочу» мы и выразили в памятном знаке Вашему прадеду». И потом: «Для меня этот знак как возможность открыто сказать: «Я помню! Я с этим не согласен! Я так не хочу!» И надежда, что и мои сограждане вспомнят и хоть на миг вздрогнут».

Эти сложенные вместе несколько писем — один из самых впечатляющих текстов, что я читала за последнее время. В них есть подлинная драматургия: эти два голоса — взволнованный женский и уверенный мужской, — сливаясь, дают в сумме больше, чем каждый в отдельности. Вместе они составляют ясное высказывание о том, как прошлое пробивается сквозь нас, формируя наше настоящее.

Это и есть квинтэссенция того, чем оказался «Последний адрес». Чем он стал для множества соприкоснувшихся с этим проектом: заявителей, добивающихся установки таблички; родственников тех, чьи имена на них выбиты; сотрудников фонда «Последний адрес», которые собирают информацию и занимаются административной стороной дела, и даже тех, кто этой установке сопротивляется. Тех, кто требует, чтоб «не делали из города колумбарий» (статистически самое распространенное возражение на заявку по установлению).

«Никто не думал, что сугубо технический процесс согласования таблички будет генерировать столько человеческого электричества — такой мощности и такого напряжения», — написал мне инициатор проекта Сергей Пархоменко в ответ на мой очередной взволнованный отчет о том, как «маленькая табличка» оказалась катализатором душевных, а иногда и жизненных изменений для многих людей.

«Последний адрес» начался пять лет назад, когда Пархоменко пришел в «Мемориал» с предложением сделать в России нечто похожее на немецкие «Камни преткновения» (это латунные булыжники с именами, вбитые в мостовую у домов, откуда забирали людей во время Холокоста) в память о погибших в большой российской катастрофе ХХ века.

Дальше все стало раскручиваться довольно быстро и, если можно так выразиться, вдохновенно. Название «Последний адрес», про которое кажется, что оно существовало всегда, появилось спонтанно, в момент, когда стало понятно: надо же как-то называть это начинание в письмах тем, кто может «прямо сейчас» этим заняться (заняться согласились многие — у истоков стоят архитектор Евгений Асс, журналист Григорий Ревзин, покойный глава «Мемориала» Арсений Рогинский и множество совсем непохожих друг на друга людей). А сам знак — прямоугольник чуть больше почтовой открытки с выбитыми на нем именем и годами жизни — был нарисован архитектором Александром Бродским на листке из чужого блокнота, придуман как будто по наитию.

С тех пор установлено уже больше 800 знаков с именами — больше чем в 40 городах и селах России, Украины, Молдовы и Грузии. И о каждом человеке, каждом доме, который стал чьим-то последним адресом, найдены, собраны и выверены сведения. Люди пишут на сайт проекта, чтоб поставить знак вот с таким именем, вот по такому адресу. И уже пять лет эти заявки прибавляются у нас каждый день.

При этом «Последний адрес» — пример редчайшей у нас работающей инициативы «снизу». Государство здесь, спасибо, не мешает, но и не помогает. Все зависит от согласия собственников дома — владельцев квартир или руководителей ведомства, которому принадлежит здание. То есть каждый раз (вернее, каждый дом) это такой кристально чистый эксперимент: как «то» прошлое отразилось в «этом» сегодня. Что такое для нас, сегодняшних, память в принципе. И память о нашей общей трагедии, разделившей страну на жертв и палачей, конкретно. Каково процентное соотношение? Кто — за то, чтоб помнить, кто — за то, чтоб забыть?

Отношение к табличкам конденсирует один из главных конфликтов жизни современной России: столкновение человекоцентричного восприятия мира и прижившегося у нас взгляда «государство неправым не бывает». Этот конфликт в уменьшенном, но несмягченном виде воспроизводится вокруг почти каждого дома, каждого объекта, куда приходят заявители «Последнего адреса» со своими табличками. Одно из показательнейших противостояний сегодняшнего дня идет на территории восьмидесятилетней давности: позиция по поводу событий того времени и памяти о них оказывается зеркалом того, что происходит в России сейчас.

Когда Сергей Пархоменко предложил мне и архитекторам Наде Корбут и Кириллу Ассу сделать выставку к пятилетию «Последнего адреса», мы сразу решили, что она будет именно про это: про то, как этот проект сводит прошлое и сегодняшнее вместе, про то, как — часто неожиданно для участников — он про­являет сегодняшние болезни и сегодняшние победы. Приведенная в начале этого текста переписка — это и есть победа, а фраза, которую сказала председатель ТСЖ одного из знаменитых московских домов, мол, «голосовать будем так: если хоть один человек против, то табличку не устанавливаем. Так, я против», — это поражение. Поражение не потому, что не удалось добиться, а потому, что вот он — зримый и явный отказ от памяти, голосование за амнезию.

В итоге то, что вроде бы получается после того, как к нашей команде присоединились режиссеры Елена Ванина и Кирилл Кулагин, дизайнеры Дарья Яржамбек и Юрий Остроменский, артисты Театра.doc — это (основанные на документальном материале) видеоинсталляция, документальный спектакль, предлагающий зрителю вступить в «отношения» со всеми составляющими проекта «Последний адрес». С заявителями, энтузиастами, с жертвами террора и их родственниками, для которых эта давняя, чаще всего до их рождения смерть — непрекращающаяся боль. С теми, кто против считающих, что память о страшном прошлом омрачает наше веселенькое настоящее, что эта память «преувеличенная». Со всеми ими вместе и по отдельности. Потому они — вместе и по отдельности — это и есть, пусть немного схематичный, но точный портрет нашего сегодня.