Процесс по делу Софьи Апфельбаум, Юрия Итина, Алексея Малобродского и Кирилла Серебренникова начался сегодня в Мещанском суде. Условия, в которых он проходит, в буквальном и переносном смысле безвоздушные. В наглухо закрытом зале нечем дышать. Приставы, журналисты, «болельщики», обвиняемые, адвокаты и даже прокуроры к концу первого заседания, к трем часам дня, как жаловались в народе, набившем до отказа коридор четвертого этажа, вконец упрели. И это не смешно. Тяжелая духота в сочетании с чемпионски тихим голосом судьи Ирины Аккуратовой лишала сил тех, кто пришел поддерживать и защищать истину в этом давно не юридическом, скорее, историческом событии наших дней.

Уже в девять утра гражданское общество встало в длинную очередь на входе в суд. Среди бесчисленных лиц — Ксения Раппопорт, Людмила Улицкая, Зоя Светова, Алексей Бартошевич, Алексей Бородин, Анатолий Белый, Александр Маноцков.

…Один из самых непристойных моментов процесса — стрекот фотокамер в начале: в этой разрешенной судебной съемке есть нечто от пира стервятников. Подсудимые сидят к залу спиной: но даже по плечам видно, как им неловко. Больше всего бесцеремонных объективов целится в Серебренникова. Впрочем, на спине черной майки Серебренникова крупно написано ЖГИ.

Прокурор приступает к чтению обвинения. Читает почти два часа. Начинает громко и ясно, но уже через час его голос садится, еще через пятнадцать минут падает почти до шепота. Львиная доля обвинений — список банковских транзакций. Главное в нем — знак равенства между обналичиванием денег и их хищением. А также — из абзаца в абзац повторяющиеся формулировки: «корыстный умысел, направленный на личное обогащение, путем обмана и злоупотребления», «приняли решение создать сплоченную организованную группу», и — несомненно, под влиянием театрального контекста — «распределили между собой преступные роли в целях личного обогащения».

То и дело всплывают фамилии людей, «не осведомленных о преступном характере происходящего», — ощущение, что преступную группу окружала компания младенцев, в числе которых, например, работники Министерства культуры Шалашов и Махмутова, которая невинно «выполняла указания Апфельбаум».

В преступной группе вообще только и делали, что выполняли указания Серебренникова на сумму от 300 тысяч до 10 миллионов. Главный бухгалтер Нина Масляева, чье дело за помощь следствию выделено в отдельное производство, в этом перечислении занимает обочинное место. На первом плане — все остальные.

Софья Апфельбаум, уверено следствие, была занята исключительно тем, что создавала «преимущественные условия для АНО «Седьмая студия», «своими действиями вводила в заблуждение должностных лиц», совершала умышленные и целенаправленные действия.

Чехарда цифр, фамилий, бесконечный список операций по перечислению и обналичке: переводы, договоры, номера. Гринфилдбанк, Банк Москвы, Ланта-Банк. Состояние большинства присутствующих уже полностью характеризует фраза из любимого произведения: «д'Артаньян чувствовал, что тупеет»…

Наконец в монотонном бормотании прокурора возникают финальные интонации: похищено, по мнению обвинения, 133 миллиона.

Но список злодеяний с огромным количеством цифр не выглядит убедительно. В нем нет базы — стоимости всего того, что было создано на «Платформе». Нет ключевого — разницы стоимости реально созданного и якобы уведенного из кармана государства. Нет цифр стоимости проектов, объема заработной платы, гонораров. Нет доказательств завышения стоимости, то есть мошенничества. Наконец, не материализована претензия истца, Министерства культуры: чего именно ему не хватило в проекте, до поры считавшемся любимым детищем.

И Софья Апфельбаум на вопрос судьи, понятна ли ей суть обвинений, отвечает звонко и твердо:

— Нет, не понятна!

— Вам непонятно, в чем вас обвиняют?

Решение о размерах субсидии принималось не мной, все, что я делала, я делала в рамках должностных инструкций, техническое задание соответствовало конкурсной документации. Шалашов, мой начальник, специалист и практик, ввести его в заблуждение невозможно. Проверкой документов занимались в отделе театрального искусства. Я действовала так же, как те, кто работал до меня и после меня.

Так же реагируют все участники процесса. Не принимают обвинений и отрицают свою вину.

Тут происходит не всем видимый, но очевидный поворот в процессуальном сюжете. Обвиняемые вызываются давать показания вначале, до исследования материалов следствия.

Первым встает Серебренников. Допрос начинает защита. Адвокат Дмитрий Харитонов подробнейшим образом выясняет все о проекте «Платформа»: суть идеи и история ее воплощения, возникновение АНО «Седьмая студия», распределение функций. Из ответов выясняется: чтобы сдвинуть проект и «не терять сезон», Серебренников и Итин, художественный руководитель и директор, внесли для начала по полтора миллиона собственных денег. Первые бюджетные средства поступили в марте следующего года.

— Мы должны были начать программу без денег Минкульта. Надо было с нуля образовать театр, который выпускал бы по 10 премьер в месяц.

На щеке обвинителя, как в кино, ходят желваки.

— …Никогда и никаких указаний Масляевой я не давал. Я вообще не контролировал ее деятельность.

С Софьей Михайловной Апфельбаум мы познакомились на первом совещании в министерстве по проекту. Потом она часто приходила на наши мероприятия.

— Был постоянный состав артистов?

— Да, конечно! Они играли, репетировали, работали в других мероприятиях.

— Назовите фамилии…

Перечислить всех Серебренников не успел.

Судья «сломалась» на первой трети его показаний. На списке артистов, которые были «постоянным составом» проекта «Платформа». В этот момент с судейского места раздался невнятный шелест, и по залу прокатился шорох недоумения пополам с облегчением. Заседание перенесли на завтрашнее (8 ноября) утро.