Восемь утра. Маленькая красная иномарка, груженная противопожарным оборудованием, вовсю мчит по щебенке, почти не притормаживая на крутых поворотах. За рулем — сдержанный Гриша, на соседнем кресле рядом с водителем — штурман Максим Ребеченко, руководитель волонтерской группы «Добровольные пожарные Кубани», мы с фотографом Алиной примостились сзади.

Ребята едут «откачивать». После того как из домов, пострадавших от наводнения, стала уходить вода, дороги станиц превратились в месиво из грязи, ила и канализационных стоков. В подвалах стоит вода. И поскольку МЧС спасает преимущественно школы и больницы, с водой под полом жители сражаются самостоятельно. Свободные руки здесь на вес золота. Особенно если они вооружены шлангами и помпой.

Грузимся в гараже. Максим нагнулся над багажником.

— Помпа, два рукава. Заборник есть. Отвертка у тебя есть? Есть. Новая. Вода для умывания есть. Мыло. Рации есть, телефоны есть. Поехали!

Путь лежит в сторону Апшеронского района. Это один из трех районов Краснодарского края, больше всего пострадавших от наводнения. Два других — Туапсинский и Адлерский районы. В зону подтопления добровольные пожарные выезжают уже четвертый день группами от двух до четырех человек. За день успевают «откачать» три-четыре дома.

Деньги на откачку воды и сушку домов помогает собрать фонд «Предание» но дело идет нескоро — из 300 тысяч собрано всего пять.

Мы с помпой!

— Слежу я за наводнением и думаю — надо подключаться, — рассказывает Максим. — А как подключаться, если у нас только «Москвич» старенький, дрябленький? Утром проснулся: куча сообщений, планируем ли мы включаться, какая нам нужна помощь. Это был знак!

Машину добровольные пожарные каждый раз находят у друзей.

— Мы приезжаем в город, я связываюсь по рации с МЧС, и нам ставят задачу. Я первый раз позвонил, говорю: «Здравствуйте, мы с помпой». Собеседник аж завис на секунду. «А, вы с помпой». Давайте, сейчас я вас прикреплю.

Обычно добровольные пожарные сажают лес и тушат пожары. На Кубани жгут рисовую солому, в конце августа горят плавни — тростники. В этом году одна стихия сменила другую: сначала — огонь, потом — вода.

Спрашиваю: что сложнее?

— Ну, огонь — это всегда более эффектно, а тут такая монотонная работа — выкачивать что-то из чего-то, — говорит Максим. — Но есть здесь риски заразиться, если есть порезы. Или отравиться угарным газом от работающей помпы в помещении.

Через пару секунд продолжает:

— Огонь — это косвенное спасение людей, вклад в борьбу с изменением климата, спасение ценных природных территорий. А это — прямая помощь.

Помощи здесь рады. Максим припоминает старого кота, которого они нашли во время прошлого выезда.

— Он грустно сидел на куче вещей, которые из дома вынесли, и отогревался. Явно не местный кот — соседи его не признали, возможно, его водой принесло. Видно, что старый кот, но на его веку, видно, такого не было. Прошлый раз такое было в 1991 году.

Хадыженск

Мы подъезжаем к Хадыженску. После наводнения и дней непогоды в город пришло солнце: оно освещает дома со следами от воды на уровне окон. На том же уровне серый иловый след окрасил и яркую осеннюю листву. Ниже — несколько дней подряд стояла темная, грязная вода.

Подъезжаем к зданию администрации. Тут развернул свою работу штаб: за столом сидят психолог и «предводитель» местного казачества. У коробок с гуманитарной помощью сердито ходит невысокий человек в палевом свитере. За его спиной высятся коробки с резиновыми сапогами — без них в Хадыженске сейчас никак. Парень в камуфляже отыскивает имена жителей на плотно забитом фамилиями листке.

В гардеробе лежат тюки с одеждой, человек десять собирают вещи. После наводнения сюда приходят целыми семьями — те, кого вода оставила без всего. Тут встречаю Галину.

— Маленькую шапочку не надо? — спрашивает она, вытаскивая находку из мешка с детскими вещами.

Галина работает в администрации художником. И хорошо помнит еще прошлое наводнение — в 1991 году. Тогда ей было двадцать пять, с мужем только переехали в Хадыженск.

— Сижу афишу пишу, ничего не знаю, такое солнце яркое, — рассказывает она о событиях 27-летней давности. — Прибегает электрик наш и говорит: «Галя, а ты знаешь, там наводнение!» — «Какое наводнение?» — «Да почти мост сносит». Говорю: «Что ты, шутишь, что ли?» Пошла, рекламу повесила. Возвращаюсь — а директор говорит: «Галя, срочно собирайся, ты с той стороны, давай быстро, а то ты не пройдешь».

— (продолжает) Мы на висячий мост — там тоже не пройдешь. Но нас какой-то таксист подвез — по другому мосту пробежали.

В тот раз вода ушла быстро, вспоминает Галина. «Лето было, — замечает она. — А сейчас она держится долго».

В 1991 году не было системы оповещения — никто ничего не знал. «Сейчас сирена была: три или четыре раза, и эсэмэски приходили», — замечает она.

В этом году семья Галины не пострадала, повезло — до их дома вода не добралась.

Зато не повезло родственникам. «Я наверху живу, услышала, стала родственникам звонить — давайте уходите, а они говорят — мы слышали, уже ушли».

Но дом остался — три дня его убирали, рассказывает Галина.

Убирали вместе с волонтерами. «Приходили три парня помогать, я спросила имена, хотим благодарность написать», — говорит Галина.

У штаба встречаем наших добровольных пожарных. Надо ехать в станицу Кабардинскую — там до сих пор стоит вода, а МЧС и волонтеры готовят к учебе залитую водой школу. Кабардинская — это минут пятнадцать по вихляющей грунтовке. По дороге встречаем следы, которые оставила вода, — одежда на деревьях, подмытая дорога, кусок диванной обивки на обочине.

Марш-бросок на «Уралах»

Рассказывает начальник Крымского поисково-спасательного отряда МЧС России Денис Горбачев — командир отряда спасателей, которые первыми прибыли в зону затопления: «Мы погрузились на три пожарных «Урала», в зоне подтопления могли пройти только они».

Добрались до железнодорожного полотна, где отряд из 14 человек сделал марш-бросок на пять километров к железнодорожному полотну до станицы Кабардинская. Там на лодках в гидрокостюмах занялись спасением людей. С крыш и чердаков удалось снять 70 человек, из них — 20 детей.

«Сложность была еще в том, что люди вымокли, не было обогрева, доставляли их на землю возле станции Кабардинская, и местные жители развозили спасенных на ночевку по домам», — говорит спасатель.

Станица Кабардинская

На въезде в Кабардинскую встречает патруль. Пускают только местных жителей и спасателей. Уже третий день сотня волонтеров из кубанских вузов в заметных ярко-кислотных жилетках очищает от грязи местную школу. От нее мало что осталось. Выбиты окна, нет полов, а мебели — и подавно. Но хуже всего, что в подполе по колено грязной воды. Тут-то и нужна помпа. Максим и Гриша разгружаются и растворяются в толпе волонтеров, которые вывозят из школы тачки с грязью, засыпают щебнем пол, обустраивают кабинеты.

Во дворах домов стоит бытовая техника — холодильники, микроволновки и духовки. Жители еще надеются их просушить, а вдруг заработают? Там же — автомашины, многие не успели отогнать транспорт на безопасное расстояние.

На солнце блестит жирная коричневая грязь, дорога сложена из настилов, по ним можно пробраться только в резиновых сапогах — и то не везде.

Около каждого дома — груды разломанной, пропитанной влагой мебели, мокрой одежды. Это то, с чем жители уже попрощались: КамАЗы уже несколько дней вывозят пострадавшие вещи на свалку.

Возле одной из таких пирамид встречаю невысокую женщину в очках. Она зовет меня в дом и представляется — Наталья Николаевна Горобченко, всю жизнь преподавала русский язык в школе. На заборе висит объявление: «Продается мед», — после выхода на пенсию семья школьных учителей обустроила пасеку. Как жить после наводнения, семья не знает.

— Нам никто не сообщил, — разводит руками она. — Я ждала мальчика, репетитором занимаюсь по русскому языку. Вдруг вижу в интернете — в Туапсе вода. А сама сижу, повторяю причастия.

О том, что в станицу пришла вода, Наталье Николаевне сказал коллега — учитель. Ничего из вещей спасти не удалось. «Хотела микроволновку поднять, чайники, мультиварку, — рассказывает она. — А сын меня схватил, на окно поставил и с окна на чердак закинул. Там мы и сидели с мужем и сыном втроем — мокрые. Там у меня вещи детские были — намотали на ноги. Муж хоть успел схватить инсулин — у него диабет.

Так, на чердаке без еды и воды, семья просидела полтора дня. Сгинули бы, говорит Наталья Николаевна, если б не сын Витя, — триста метров проплыл в разгар наводнения до соседей, чтобы принести отцу хоть немного еды. «Он прямо с крыши прыгнул и поплыл по пучине, — вспоминает она. — Я сижу, трясусь за него. Он об забор штаны порвал, но еду принес и отцу дал.

Наталья Николаевна рассказывает, что видела своими глазами, как совсем рядом с ними пытался удержаться за доски забора седой незнакомый человек — но не смог, унесло течением.

Когда вода стала сходить, за ними приплыли на лодке. Как оценить ущерб, который принесла вода, Наталья Николаевна не знает, — пропало все, что копили всю жизнь.

— Тут так красиво было: шикарный уголок был, прихожая, — всплескивает она руками, когда мы заходим в пустой дом. Мебель всю вынесли, я только ящики с документами успела вытащить и ноутбук. Блендер купила, месяц не попользовалась, посудомоечная машина. Вот сколько ущерба — 100 тысяч разве хватит?

По центру комнаты стоят пакеты с гуманитарной помощью. Наталья Николаевна открывает одну из коробок и перечисляет набор: «Сахар, соль, тушенка, сгущенка, печенье, чай, спички».

Но больше всего Наталья Николаевна жалеет пчел. «Пчелы погибли, — говорит она. — Там стояли ульи из пенопласта — накренился прицеп, и поплыли.

Во дворе стоит та самая «Газель». На окне пальцем выведено: «Не сдавайся!» «Кто написал? Да еще до наводнения написали», — говорит Наталья Николаевна.

Семья Чепашовых живет на краю станицы, в низине — дома здесь пострадали больше всего. Ирина говорит, что сирен они не слышали, СМС тоже не приходили.

«Вода била фонтаном из-под пола, — рассказывает Ирина. — Схватили документы, доплыли до лестницы, забрались под крышу и на чердаке сидели. С двух часов ночи до шести вечера следующего дня, почти целые сутки. С одним яблоком. Телефон почти разрядился, мы только отвечали «мы живы» и вешали трубку».

В шесть вечера за Чепашовыми пришла лодка. Но когда семья вернулась, дом было не узнать.

Ирина говорит, что оценочная комиссия, которая пришла в первый день после наводнения, установила, что вода в доме была на уровне 110 сантиметров. Под оценку попали только предметы первой необходимости: кровать, холодильник, телевизор. Семья может рассчитывать, как и другие, которые потеряли все, на 100 тысяч рублей.

Теперь впереди месяцы работы — Чепашовы надеются убрать дом хотя бы к Новому году.

— В первую очередь надо восстановить газ, — говорит Ирина. — Спать будем на полу — дали нам матрац. Света столько дней не было, сейчас хоть включили. Восстановить нереально. Двери разбухли, не закрываются, пол надо менять. Успеем до гробовой доски, нет? Сказали оценщикам, что у нас три миллиона ущерба. Нам оценщики поулыбались и пошли.

Но есть беда, которую не оценить. Ирина рассказывает, что на их глазах от наводнения погиб сосед. «Он стоял в доме на окне по пояс в воде и кричал. Мы с крыши его видели, разговаривали с ним, он все кричал: «Помогите!» Но мы не могли ничего сделать. Четыре раза в МЧС звонили, никто не приехал. Когда за нами приплыли, он не отзывался уже».

— Вода холодная, а он был в нижнем белье, — говорит Ирина. — Младший сын у него ушел в магазин и не мог вернуться из-за наводнения. Вода ведь ледяная — я пока с крыльца плыла, меня судороги свели, я двигаться не могла.

В станице Кабардинской жертвами наводнения стало четыре человека. В основном пожилые люди. От сердечного приступа в холодной воде скончалась школьная учительница, унесло течением двух мужчин. Александр Антипов потерял отца.

Мы встретились в день похорон. Александр — спасатель, дежурный ситуационного центра Апшеронского района, и в день наводнения весь день вызволял соседей из воды. «Я из дома вышел в магазин купить продуктов и не смог вернуться домой, — рассказывает он свою историю. — Когда пришла вода, я дозвонился по начальника штаба, и он дал команду выделить мне лодку со спасателями. Мы шли на моторной лодке, снимали людей с домов и эвакуировали на вокзал. До дома отца спасатели добрались только часа в два-три дня».

— Вскрытие показало — у него была вода в легких. Я как увидел это, вышел из дома и пошел куда глаза глядят. Меня сотрудник МЧС чуть ли не за шиворот схватил, остановил. У меня на крыше, как у эмчеэсовца, было готово все: вода, еда, теплая одежда, лодка. Отец просто не смог выбраться на крышу из дома».

К тому моменту в станицу прибыли профессиональные спасатели. «Наши попытки помочь сами оцените — мы с Геной семь человек спасли с детьми, — говорит Александр. — Раньше МЧС не смогли бы прийти точно. Вода разлилась, было бешеное течение. Река вела себя непредсказуемо — то останавливалась, то начинала падать. Я участвовал в ликвидации почти всех происшествий, но такого я не видел».

Но Александр винит в беде не только стихию. Несмотря на то что тендеры на расчистку русла реки проводятся вроде бы регулярно, когда такие работы проводились на самом деле, местные вспомнить не могут. А без них река попадает словно в бутылочное горлышко, обрушивая воды на населенные пункты.

Вечером мы встречаемся с Максимом и Гришей на площадке у школы. «Покачать» они успели не только в школе, но и в подвале жилого дома по соседству. И на завтра приедут снова — с рукавами и помпой.

Краснодар — Хадыженск — станица Кабардинская