Страна готовится к повсеместному росту цен на бензин. Несмотря на весенние заверения вице-премьера Дмитрия Козака во время прямой линии с Владимиром Путиным, что цена на топливо повышаться не будет, к октябрю от этих обещаний не осталось почти ничего. Федеральная антимонопольная служба уже фиксирует рост цен на бензин в некоторых регионах страны — а эксперты предрекали скачок сразу на пять рублей за литр в ближайшие дни. На этом фоне премьер-министр Дмитрий Медведев открыто пригрозил нефтяным компаниям введением «заградительных пошлин» на экспорт, если они не урегулируют ценовую политику в стране в соответствии с данными президенту договоренностями.

Вечером 31 октября нефтяные компании и правительство в лице Козака вроде бы договорились о временной заморозке цен — пока до марта 2019 года. Потом, по нынешнему уговору, цены будут пересматриваться в зависимости от инфляции. Со стороны это очень похоже на движение в сторону госрегулирования цен.

Спецкор «Новой» поговорил с политиком и экономистом Владимиром Миловым о том, может ли хоть что-то помочь если не снизить, то удержать цены на прежнем уровне не только методом угроз и уговоров. По мысли бывшего замминистра энергетики Милова, все исправит конкуренция на нефтяном рынке — и это плохая новость для российской власти.

«Нефтяники вообще в шоколаде»

— Медведев пообещал выставить заградительные пошлины на экспорт нефти. Насколько власть Медведева над топливным сегментом сильна и помогут ли эти меры сдержать цены?

— Я бы не рассматривал это как реальную угрозу. Власти ведь нужно что-то предъявить общественности — показать, что она принимает все меры по взятию цен под контроль. Но нельзя забывать, что это, по сути, один и тот же картель: и чиновники, и крупные компании, которые почти все перешли под контроль «питерских». «Роснефтью» руководит Сечин, «Газпром нефтью» — Дюков, «Сургутнефтегаз» всегда исторически был близок [к власти]. Ну и «Лукойл» действует традиционно в рамках общего картеля. У этой группы нефтяников давно есть общие «правила поведения».

За последнее десятилетие я не могу вспомнить ни одного решения правительства, которое принималось бы в ущерб нефтяникам, — они всегда оказывались в выигрыше.

Если введут заградительные пошлины, то сценарий того, что будет дальше, уже понятен. Компании придут в правительство с идеями по компенсации потерь — и они это получат. Мы это уже видели в последние месяцы, когда им снизили акциз — подарили, по сути дела, летом 130 миллиардов рублей в виде снижения акциза в качестве реакции на бензиновый кризис.

Нефтяники свое возьмут, а власть выступает с публичными жестами, чтобы показать иллюзию контроля над ситуацией.

Не так уж важно, введут ли эти пошлины. Продолжится сериал, при котором у нас на нефтяном рынке олигополия, которая может все, и ждет удобного политического момента, чтобы вновь поднять цены. Когда ситуация снова дойдет до точки кипения, правительство влезет, начнет снова стучать кулаком по столу и говорить, что сейчас все цены заморозят. На что компании ответят: хорошо, на несколько рублей подняли — вот на этом уровне и заморозим. И так до следующего раза.

— Считается мейнстримом, что есть объективные причины роста цен на бензин. Это высокие цены на нефть на экспортных рынках, слабый рубль, повышение акцизов. И все последние годы привлекательность экспорта росла. Разве нет?

— Давайте посмотрим на фактическую ситуацию на рынке. Вопрос номер один: куда Россия может экспортировать свою нефть?

— В Казахстан.

— Да, только в страны бывшего Советского Союза. Нет никакого мирового рынка, куда по мировым ценам можно наш «мировой» бензин продать. У нас реальная емкость рынка, который готов принимать наши нефтепродукты нашего качества, очень маленькая. Ценовой паритет, о котором все время говорят российские власти, — это бумажная история, абсолютно искусственная.

Вторая история: вы можете прямо сейчас зайти на сайт Росстата, там одна из последних новостей — справка о состоянии рынка бензина в январе-августе. Знаете, какой рост экспорта был за это время? 0,4%. Это 12,5 тысячи тонн. Два железнодорожных состава. А прирост складских запасов при этом составил 200 тысяч тонн — почти в 20 раз больше. При всех разговорах о ценовом паритете (мол, нам выгоднее продавать бензин на экспорт, а не внутрь России) компании за весь этот год не смогли почти ничего дополнительно продать за границу. Я теорию о ценовом паритете всегда подвергал сомнению, поскольку наш низкокачественный бензин просто не востребован, продается только сырая нефть.

Я еще в июне на канале у Навального показал сравнение с американскими ценами на бензин в пересчете на литры и рубли.

а целая армия грамотных людей красиво объясняет, почему так нужно было сделать. Этот парадокс знают даже несведущие в экономике люди: когда цена на нефть растет — в России растет и цена на бензин; а когда цена на нефть снижается — цены на бензин не падают.

— Объясните, чем так плох российский бензин.

— Наши НПЗ сейчас стараются модернизировать, но мы безнадежно отстали в процессе переработки нефти. Заводы в принципе не были настроены на производство качественных светлых нефтепродуктов. Советская власть особо об этом не заботилась: не было большого частного автопарка. В основном наши НПЗ были предназначены для того, чтобы в больших количествах производить мазут — топить котельные.

Мировая нефтепереработка, наоборот, изначально ориентировалась на большой выход светлых нефтепродуктов высокого качества. Логика простая: это должен быть широко востребованный потребителями продукт. Мы сейчас стараемся догнать этот рынок, но отставание очень сильное. На мировом рынке думают: зачем покупать российский бензин, если можно купить более качественный западный продукт? Мировой автопарк совершенствуется, увеличиваются требования к экологичности двигателей. Поезжайте в Европу и посмотрите, на каких автомобилях там ездят люди — вы что, будете заливать в них российский бензин?

По факту, наш продукт никому в мире не нужен, и единственный рынок — это СНГ.

«Крупных игроков никто не трогает»

— Зачем правительство держится за повышение акцизов, если сейчас есть бодрые рапорты о том, что бюджет в кои-то веки профицитный?

— Это не связано с вопросами дефицита и профицита, речь тут о налоговом маневре в нефтяной отрасли. Суть его в следующем: у нас есть безнадежно устаревший инструмент под названием «экспортные пошлины». Никто в мире так не делает, чтобы на таможне облагать пошлинами свой самый востребованный в мире товар. Половина администрируемых ФТС доходов — это пошлины на вывоз нефти. Конечно, их надо отменять. В этом и идея налогового маневра: перенести пошлины в НДПИ и в акцизы. По сути, это нейтральное перемещение денег из одного инструмента в другой — с бюджетом это никак не связано.

Однако есть два «но». Во-первых, много говорили о «бюджетной нейтральности», но тут — бац! — получается, что правительство в результате этого маневра начинает собирать больше денег, то есть на отрасль идет дополнительная налоговая нагрузка. И второе: я не понимаю, зачем это все делать именно сейчас. На мой взгляд, любые меры, связанные с увеличением ценовой нагрузки на внутренний рынок, можно осуществлять только на фоне роста, когда экономика к этому может нормально адаптироваться. Ваши доходы растут — и вы легче готовы из них что-то дополнительно отдать. Но

К тому же я не понимаю, зачем переносить доходы от упраздняемых пошлин именно в акцизы — это налог именно и только на внутреннего потребителя. Хотите отменить пошлины — введите налог на скважину, это всех уравняет в нагрузке. Но главный вопрос — почему все нельзя сдвинуть на несколько лет.

— Попробуйте предположить, что движет властями.

— Из того опыта по работе с Минфином, который есть у меня, ведомство мало интересуется вопросами экономического роста и социально-политическими последствиями своих решений. Минфин — это вещь в себе, он принимает решения в оторванном от жизни режиме. Обычно это объясняется интересами некоего «высокого руководства», а за рост отвечает Минэкономразвития — вот пусть оно стимулы и вырабатывает. Это такая обратная сторона всевластия Минфина в правительстве, где в правительстве превалирует фискальное мышление.

— Иными словами, это политика «сборы здесь и сейчас».

— Да. С совершенно хладнокровным отношением к последствиям.

— В рамках налогового маневра предполагается 600 миллиардов рублей субсидий нефтепереработке. Это же огромные деньги. Правильно ли я понимаю, что экономическая политика в этой области выглядит хаотичной и непродуманной, и контроля нет совсем?

— А какой контроль может быть в этой сфере? У нас он сводится к кампанейщине, когда маленький бизнес в отрасли начинают душить проверками.

Но это хорошая иллюстрация того тезиса, с которого я начал. Это не правительство против нефтяников, это правительство вместе с нефтяниками: у них общие интересы, и «нефтянка» всегда получает то, что ей нужно.

«Самоубийственно для власти»

— Как можно реформировать эту систему? Давайте пока не упоминать политическую волю, а обсудим чисто техническую сторону вопроса.

— Во-первых, только жесточайшая конкуренция на рынке. Я, приводя в пример Штаты, всегда говорю, что крупнейшие нефтедобывающие компании генерируют в своем владении около 4% рынка нефти. Крупнейшие нефтепереработчики владеют максимум 9–10% мощностей. В «большой десятке» компаний-переработчиков доминируют независимые структуры, у которых нет собственной нефти, поэтому у них нет стимула манипулировать ценой во всей цепочке.

Сейчас у «Роснефти» — 40%, а вместе «большая четверка» контролирует три четверти всей отрасли.

— Предчувствую разговоры о «раскулачивании».

— Ну почему же? Мы просто разделим четыре крупные государственные компании и продадим их. У нас появится огромное количество очень эффективных ликвидных активов, которые дадут стимул для развития финансовым рынкам. В дальнейшем нельзя ни в коем случае допускать появления компаний, которые контролировали бы даже 20% рынка.

Второе — это развитие конкуренции в нефтепереработке, здесь тоже нужно установить ограничение по владению мощностями. Обязательно должны появляться независимые переработчики. Конкуренция во всей цепочке, демонополизация, разукрупнение и продажа самых различных сегментов, которые сегодня находятся под контролем госкомпаний, поддержание жесткого уровня концентрации в одних руках — вот пункты реформы.

— А теперь добавим сюда понятие политической воли. Ее, видимо, сейчас нет?

— Идея демонополизации не только противоречит взглядам и интересам действующей власти — она для них опасна в политическом смысле. Исчезновение монополии лишает власть рычага контроля над денежными потоками. И потом, появление субъектов с большими деньгами, у которых могут быть собственные политические интересы, — это же самоубийственно для власти. Собственно, с ликвидации таких субъектов и началось дело ЮКОСа 15 лет назад. Идея о конкуренции противоречит сути того строя, который мы создали.

«Результат регулирования цен — дефицит и черный рынок»

— Что делать с розницей бензина в России? На этом рынке ведь работает много небольших компаний, которым субсидий, как НПЗ, не дают.

— Сейчас их всех съедят. Череда ценовых кризисов, когда крупные компании через оптовые цены наступают на мелкие, делая их бизнес убыточным, приведет к тому, что весь малый рынок схлопнется. Тут важно, что для более крупных компаний поглощение мелкого бизнеса — это не такая большая маржа. Поэтому вероятен вариант, при котором небольшие компании будут уходить представителям региональных элит и чиновников, среднему звену менеджмента самих нефтяных компаний: может остаться прежняя вывеска — но действовать эти структуры будут уже в вертикально интегрированной иерархии.

— Должно ли правительство регулировать цены на бензин, или лучше отдать их на откуп рынку?

— С одной стороны, вся сложившаяся система на рынке ведет к тому, что госрегулирование — единственный логичный следующий шаг. Но регулирование цен — это всегда плохо, поскольку результатом будет дефицит и черный рынок. Мы помним по советскому рынку, как это бывает. Власть это понимает, и для нее наступает дилемма: хочется поставить под контроль цены, чтобы не возникало социального напряжения — особенно в момент, когда сквозным образом контролируется вся отрасль. Но как только регулирование будет введено хоть в какой-либо форме — мы вернемся к первому вопросу.

«Газпром» как пример: ему регулируют цены на газ, но взамен он имеет монополию на экспорт газа. Классика.

Нефтяники — хозяева положения, они всегда возьмут свое. По этому поводу я рекомендую вам обратить внимание на историю с дивидендами. Каждый год идет война: Минфин устанавливает задание взять 50% прибыли от МСФО, но ничего не получает. Нефтяники говорят: мы сколько хотим — столько вам и дадим денег. Минфин, несмотря на свое могущество, всегда проигрывает нефтяным компаниям, хотя они и государственные. На любые вызовы нефтяники ответят асимметричными мерами, а с последствиями столкнемся мы.

— Со стороны все выглядит так, что новые попытки нефтяников поднять цены — это саботаж указаний Путина, которые он дал во время прямой линии в этом году.

— Все ровно так и выглядит. Поэтому и следует апелляция к какой-то экономической логике. Мол, ребята, мы не хотим повышать цены, но рынок такой, что мы можем сделать, разве мы виноваты в росте? Рисуется красивая псевдоэкономическая картинка, на которую многие покупаются. Кстати, Путин, хоть и говорит, что цены поднимать не надо, но иногда проговаривается: он заявил ведь, что это нормально, когда мировые цены на нефть снижаются, и нефтяники пытаются добрать свое, повышая цены для внутреннего рынка. Это означает, что на самом деле существует прекрасное взаимопонимание власти и крупных нефтяных компаний. Противопоставлять «хорошего Путина» «плохим нефтяникам» я бы не стал — у них общая игра.