Большая Пироговская, 35а, кв. 6: этим адресом Булгаков помечал некоторые свои наиболее важные письма. Через три недели здесь должен открыться памятник Михаилу Булгакову работы Георгия Франгуляна.

Он уже стоит между домом тридцать пять и домом тридцать семь. А 21 ноября, в день Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных, в день ангела Михаила Афанасьевича, с монумента снимут покровы.

Приключения памятника словно вышли из-под пера человека, которого он увековечивает.

Истории попыток установить монумент больше трех лет. Вначале поставить его предполагалось на Патриарших, невдалеке от пруда в сквере, названном именем писателя. Но сначала комиссия по монументальной пропаганде при Мосгордуме устрашилась обидеть Александра Рукавишникова, необъяснимо монополизировавшего скульптурное отображение булгаковского мира, и тянула время формальных согласований. Затем жильцы дома, глядящего окнами на сквер, неожиданно пополнили длинный список врагов великого писателя. Жилтоварищество интеллигентных людей, собиравших подписи против установки монумента, имело в своем составе депутатов и прочих общественно важных персонажей, и они яростно возражали.

Почему? Полагаете, по воспетой в романе «Мастер и Маргарита» испорченности квартирным вопросом? Не только. Оказалось, и впрямь за почти девяносто лет, истекших с момента знаменитого сеанса черной магии в театре Варьете, москвичи не переменились: они по-прежнему дремуче суеверны. Среди жильцов околоскверного дома нашлось немало таких, кто считал, что памятник Михаилу Булгакову принесет несчастье. Дескать, Воланд и мало ли что.

Тогда мэр Москвы 25 октября 2017 года издал распоряжение, в котором разрешено поставить монумент в сквере на Большой Пироговке около филиала булгаковского музея. И «установить, что финансовое обеспечение выполнения работ по благоустройству прилегающей к указанному месту территории осуществляется за счет бюджетных ассигнований…». А главное: «После возведения монумента префектура Центрального административного округа города Москвы обеспечит его текущее содержание».

Ну что ж, на нынешний момент «текущее содержание» заключается в том, что еще не открытый памятник стоит на автобусной остановке. Булгаков, конечно, работал когда-то в транспортной газете «Гудок», и работал блистательно, но это слабая мотивация для того, чтобы перекрыть его монумент стеклянным козырьком со скамеечкой.

Москва была жестока к живому писателю, она небрежна к мертвому. Эта остановка — последняя нелепая запятая в посмертных отношениях мастера с городом, где он скитался, голодал и чувствовал себя отверженным. В доме на Большой Пироговской он с трезвой откровенностью написал брату Николаю: «Теперь сообщаю тебе, мой брат: положение мое неблагополучно. Все мои пьесы запрещены к представлению в СССР, и беллетристической ни одной строки моей не напечатают. …В сердце у меня нет надежды».

Булгаков просил выпустить его из СССР за границу. Ему было отказано. Ему суждено было мучиться и умирать, как он сам предсказал в «Белой гвардии», в столице.

В Москве у Булгакова было словно бы несколько жизней, и каждый его московский адрес — веха. В Москве он стал писателем, узнал триумф — «Турбины» на сцене Московского художественного театра шли с небывалым успехом. В Москве он узнал отчаяние — «все запрещено, я разорен, затравлен, в полном одиночестве». Большая Пироговская улица связана не только с работой над «Мастером и Маргаритой», но с потрясающим письмом Правительству СССР, датированным 28 марта 1930 года. Письмом, в котором он говорит о своей творческой задаче, о том, что в его прозе «изображены бесчисленные уродства нашего быта, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране, и противопоставление ему излюбленной и Великой Эволюции, а самое главное — изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до революции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М.Е. Салтыкова-Щедрина».

«Мыслим ли я в СССР?» — спрашивал 88 лет назад писатель.

Георгий Франгулян, автор монумента, одарен не только талантом, но и стойкостью. Он с самого начала приключений памятника знал: Булгаков должен стоять в Москве, так сильно перед ним виноватой.

Но мыслим ли Мастер, заслоненный остановкой?