«Меценаты» со скалочкой

О первом акте, представленном в Доме архитектора, «Новая» уже рассказывала. Это мероприятие анонсировалось как «заседание совета по архитектурному и историческому наследию Петербургского союза архитекторов». Но в распространенном пост-релизе его подали как «публичные слушания», по итогам которых «проект получил положительную оценку подавляющего большинства собравшихся». Мы попросили руководителя совета Рафаэля Даянова пояснить подмену формата и раскрыть, как удалось определить большинство, если не было ни обсуждения, ни регистрации участников, ни подсчета голосов. Рафаэль Маратович заявил, что мы-де общественная организация, чуждая бюрократическим закавыкам. Не все ли равно: заседание или слушания? Да, голоса никто не считал, но «и так ведь было видно, что поднялся лес рук».

С тем же изяществом Фонд развития музея подает итоги рассмотрения концепции Градостроительным советом, заявляя о полученной его поддержке. Хотя из 31 члена Совета за было лишь 14, то есть меньше половины состава, против — 7. Прочие либо не пришли, либо сочли за благо покинуть зал до голосования.

Ставя галочки о проведенных обсуждениях, фонд при этом не выказывает стремления к диалогу, а лишь диктует городу свои условия: сначала дайте участок, потом станем обсуждать детали, новое здание останется в нашей собственности, принципиально иного архитектурного решения не будет, вариант увеличения музейных площадей лишь за счет расселения квартир в историческом здании нас не устраивает. Призывая петербуржцев жертвовать на развитие музея, фонд не раскрывает данных о поступивших средствах.

Другой соучредитель, автор концепции Евгений Герасимов отказывается рассматривать саму возможность менее вызывающего архитектурного решения.

Но почему вообще Петербург должен принимать диктуемые «меценатами» условия? Кавычки тут не случайны — ничего дарить фонд не собирается, обещая лишь предоставить новые площади музею в пользование. Почему бы городу, обладающему главным ресурсом — землей, не объявить конкурс на лучшее архитектурное решение? И если Евгений Герасимов заявляет, что невозможно решить проблему доступа инвалидов без того, чтобы не отгрохать рядом пятиэтажное здание и не продырявить в нескольких местах стену исторического дома-памятника, — может, кто-то другой знает, как это можно сделать без потерь для культурного наследия?

Вопрос собственности

Общественная палата, исходя из логики своего предназначения, сформулировала при обсуждении концепции блок вопросов, затрагивающих разные аспекты общественного интереса.

Один из ключевых — вопрос разграничения прав собственности. Городской музей, в котором есть частная собственность, порождает множество юридических проблем, предостерег глава Комитета по культуре Константин Сухенко. И напомнил о печальном опыте «Лицедеев» (рассказывала о нем и «Новая»). Под строительство театра для его славной труппы город в 2002 г. выделил земельный участок и полмиллиона долларов, но этих средств оказалось недостаточно. Инвестор, получивший возможность реализовать проект на льготных условиях (без отчислений на инфраструктуру), отгрохал ТРК «Толстой сквер», где «Лицедеи» получили лишь 7% площадей, причем в аренду. При этом владелец ТРК все время повышал за нее плату: на старте она составляла 160 тыс. руб. в месяц, к январю нынешнего года достигла 517 тыс., а к 2020-му, благодаря расставленным в договоре ловушкам, грозила вырасти до 2 млн. Суды растянулись на несколько лет; несмотря на выносимые в пользу «Лицедеев» решения, собственник здания пытался выставить их на улицу, опечатывая помещения театра. Сегодня всемирно известная труппа продолжает работать в ТРК «Толстой сквер», но окончательного юридического решения нет.

Константин Сухенко полагает, что при образовании единого комплекса для музея Достоевского (старое и новое здания свяжут общая входная зона и крытые переходы) могут возникнуть не меньшие сложности. Учредители фонда нахваливают создание «единой кровеносной системы» — но что будет, если отношения музея и соучредителей фонда разладятся? В подключаемой к общему «кровотоку» мемориальной части содержатся неотчуждаемые предметы музейного фонда РФ, «преобразовать музей в некое АО невозможно», — подчеркивает чиновник.

«К сожалению, в правовом отношении вопрос разграничения прав собственности недостаточно проработан. Хотелось бы максимальной ясности на старте», — резюмировал господин Сухенко.

Разделяет высказанные опасения и Михаил Мильчик, возглавляющий фонд создания Музея Бродского. Инициативе этой без малого 20 лет, сдвинуть дело с мертвой точки удалось лишь недавно — после того, как соседнюю квартиру приобрел предприниматель, готовый предоставить ее для нужд музея поэта.

«Но проблема в том, что мемориальная квартира — в общественной собственности (у фонда), а вторая — в частной, — говорит Михаил Исаевич. — Договор мы не можем подписать уже полтора месяца, и это при наличии доброй воли и четырех юристов с двух сторон. Сейчас, кажется, нащупываем правовое решение, но во что оно выльется на практике, не знает никто».

Как следует из самой концепции и пояснений директора музея Натальи Ашимбаевой, собственно музейная функция останется в старом здании: здесь размещаются и фонды, и кабинеты сотрудников, экспозиционные и выставочные пространства. Под те же цели пойдут дополнительные площади, получаемые при выкупе квартир по общей с музеем лестнице (одну фонд уже расселил и оформил в свою собственность, по двум оставшимся ведутся переговоры).

«Что мешает фонду передать выкупаемые квартиры в госсобственность, а именно музею? — поинтересовался глава Комитета по культуре. — А новое здание могло бы остаться за негосударственным центром Достоевского, который сотрудничал бы с музеем в театральных, образовательных и прочих проектах на договорной основе».

Но учредители фонда расставаться с собственностью категорически не желают. В качестве гарантий соблюдения интересов музея Евгений Герасимов предлагает довольствоваться уставом фонда (где, мол, прописана только направленная на развитие музея деятельность) и репутацией учредителей. Последний довод не представляется надежной порукой — особенно в свете известий о возможной связи расстрела следователя Евгении Шишкиной с бизнес-интересами Андрея Якунина. Что же до устава фонда, то в нем, например, закреплено право передачи его имущества (помещений, земельных участков) третьим лицам.

Нестыковки с законом

Мемориальное здание — памятник федерального значения. К предмету его охраны отнесены все наружные и внутренние капитальные стены. С чем концепция явно не считается, убежден зампредседателя петербургского ВООПИиК Александр Кононов: «Евгений Львович Герасимов считает, что можно в рамках приспособления здания для современного использования договориться с КГИОП о пробивке трех проемов на первом этаже, проходов на третьем, а то и на четвертом (если удастся выкупить там квартиры). Но тогда мы из памятника получаем решето!»

И директор музея, и прочие учредители фонда настаивают на невозможности обойтись без строительства нового здания, ограничившись лишь выкупом квартир. Это-де не решит главной проблемы — обеспечения доступа маломобильных граждан. Архитектор Герасимов не видит возможности решить ее без устройства альтернативной входной зоны в новом корпусе.

Вопрос о том, почему тогда уж не ограничиться одним проломом/проемом, обойдясь без пристройки пятиэтажного комплекса, не был удостоен ответом.

О приоритете законодательства в сфере охраны памятников напомнил директор Музея Суворова Владимир Гронский. Пожарные требовали устроить дополнительный выход, но КГИОП вторгаться в стену здания-памятника запретил.

«И правильно сделал, — убежден господин Гронский. — Иначе мы так всю петербургскую архитектуру потеряем. Наш музей обратился в суд и выиграл у пожарных, ссылаясь на запрет КГИОП. Будет странно, если в данном случае комитет пробивку исторической стены согласует».

До сих пор оставалось неясным, как инвалиды-колясочники смогут попасть в собственно мемориальную квартиру на втором этаже. Неделей раньше Евгений Герасимов, отвечая на вопрос главного архитектора города, обещал найти решение после консультаций с Комитетом по культуре. Однако обошелся без них — на представленной в Общественной палате схеме подъемник вписан в саму мемориальную квартиру, занимая то пространство, где, по описаниям Анны Григорьевны Достоевской, находилась «громадная кладовая для книг».

Такое вторжение в святая святых возражений директора музея не вызвало.

Между тем историческое объемно-планировочное решение мемориальных пространств квартиры писателя — тоже предмет охраны. А значит, должно сохраняться неизменным.

Градозащитники отмечают и ряд других противоречий действующим требованиям: затруднен подъезд пожарных машин, парковочные места отсутствуют, не соблюдается установленный 820 законом запрет на изменение традиционных для сложившегося здесь облика застройки приемов архитектурного решения фасадов.

«Взрывная» архитектура

Предлагаемое концепцией архитектурное решение, «взрывающее» уникальную среду Петербурга Достоевского, прежде всего и вызывает отторжение.

Евгений Герасимов не обращает внимания на сохранившуюся напротив историческую застройку времен Достоевского, но напирает на то, что по осваиваемой стороне Кузнечного переулка уже имеются разномастные постройки — ИНЖЭКОН, Кузнечный рынок, павильон метро.

«Но никогда прежде никто не пытался внедрить в эту среду абсолютно модернистское здание, — возражает Александр Кононов. — Три упомянутых объекта строились с апелляцией к классическим формам, ни один из них не стал вызывающим акцентом. Архитектурным языком эти постройки вступили в диалог с окружением, а проект Герасимова — это монолог, к тому же на чужом языке. Тут уже не место Петербургу Достоевского, ради которого сюда и устремляются люди со всего мира, — тут внимание на себя берет новый комплекс, а не мемориальный дом писателя. Но речь идет о территории объекта всемирного наследия, где недопустимы такие взрывные проекты».

По мнению Кононова, если и соглашаться с необходимостью застройки сквера, возникшего на месте снесенного в 1970-х дома № 7, можно идти путем «архитектурной реставрации» (воссоздания облика здания — ровесника мемориального дома писателя) или сооружения нового, но контекстного объекта. Оба варианта не принесли бы урона исторической среде.

Архитектор Максим Атаянц, воздав должное опыту Евгения Герасимова, показывающему мастерское владения разными приемами, выразил удивление тем, что в данном случае коллега выбрал самый радикальный подход.

«У вас же есть, например, прекрасный образец — здание на Невском, 137.

Где получился абсолютно вписанный в пространство объект, он ничего собой не разрушает, не наглеет, и в то же время ничему не подражает. Но то, что здесь представлено, — уж простите, сродни новой сцене Мариинки. Выпячивает себя, чтобы намеренно отличаться, чтобы быть заметнее. А это недопустимо».

«Наш город уникален не отдельными архитектурными шедеврами, а именно целостностью рядовой исторической застройки. Будучи подчас вполне заурядными, такие здания создают контекст, который ценнее каждой составляющей его единицы, — убежден зодчий. — Очень важно это удержать. Ради сохранения таких зданий миллион людей погибли в блокаду. Поэтому у нас нет такой чересполосицы, как в Берлине или Кенигсберге, где все практически было изничтожено, а потом бог весть чем застроено. Я считаю, что предлагаемое концепцией здание будет снижать ценность исторического контекста, подействует на него разрушительно».

Заверив еще раз в признании профессионализма Евгения Герасимова, Максим Атаянц призвал коллегу поработать над проектом, добившись большего соответствия фасадов и объемного решения исторической среде. «Когда вы построите в Петербурге хоть одно здание, мы сравним наши результаты», — огрызнулся Герасимов.

В разговоре с «Новой» Константин Сухенко весьма пессимистично оценил дальнейшие перспективы: «Есть два аспекта, требующие диалога: архитектурный облик и вопрос собственности. Но, как мы видим, в фонде категорически не готовы такой диалог вести».

Похоже, не будут услышаны и прозвучавшие на Градсовете рекомендации коллег Герасимова по цеху.

Никита Явейн выразил сомнения в уместности столь помпезного оформления входной зоны (приличествующей, по его мнению, скорее дорогому бутику, но не музейному центру Достоевского — «певца бедных людей») и посоветовал радикально уменьшить стеклянные элементы фасада. Не исключив, что Евгений Львович попросту «немножко троллит» публику, а потом откажется от исполнившего роль «зеленой собачки» громадного стеклянного эркера, и все будут счастливы.

Желающих «наследить» призвали унять амбиции

«Это именное здание, связанное с именем планетарного масштаба, — отмечал на Градсовете архитектор Сергей Бобылев. — Дилемма внутри каждого из нас: что важнее? Благоговение перед его именем, возможность воссоздать среду, которая сама является памятником Достоевскому, — или оставить свой след, отразить амбиции фонда?» По убеждению Бобылева, такие амбиции необходимо обуздать — люди со всего света приезжают сюда ради Петербурга Достоевского, а не ради Петербурга Герасимова.

На том, что выбор необходимо сделать в пользу контекстного решения, сохраняющего духа места, настаивал и доцент кафедры архитектуры Института им. Репина Сергей Шмаков.

Других же такой подход не на шутку разъярил. «Что такое аура Достоевского, как ее восстановить? Давайте тогда стоянку извозчиков вернем вместо метро и дровяной склад, который был на месте Кузнечного рынка!» — вознегодовал Владимир Попов, а затем перешел к обвинению во всех тяжких вредоносных градозащитников.

Коллеги по цеху «за экстремизм» исключат Пионтека из Союза архитекторов. Но он продолжит сражаться за создание музея и работать над его проектом, дойдет до министра культуры Фурцевой и выбьет нужное решение. Его последователям и ученикам из Группы спасения памятников в конце 1980-х удастся спасти от уничтожения другой дом, связанный с именем Достоевского (Владимирский пр., 11), и дом Дельвига, отстоять выходящее на площадь здание в стиле северного модерна (Владимирский пр., 19), вместе со Львом Гумилевым они создадут «двадцатку», добьются выдворения «Вагонмаша» и возвращения верующим храма Владимирской иконы Божией Матери, прихожанином которой был Федор Михайлович.

А почтенные архитекторы тем временем изуродуют площадь «Регент-холлом», обслужат проекты, обеспечившие радикальную перекройку под ТЦ дома на Владимирском, 19, и снос Дома Рогова, с перспективой появления за ним еще одной вызывающей громады.

Пресечь попытку появления очередной градостроительной ошибки предпринял вице-губернатор Игорь Албин — по итогам обсуждения концепции призвавший членов Совета по сохранению наследия воздержаться от голосования, дабы продолжить дискуссию. Чиновник разделил высказанное Михаилом Мильчиком недоумение тем, что фонд не предлагает альтернативных вариантов, а выносит на обсуждение единственный. Который, по признанию Игоря Николаевича, вызывает шок — сродни тому, что он испытал, попав на экспериментальную постановку «Ревизора», где «Хлестаков лежал в кровати с городничим, а Бобчинский и Добчинский перемещались по сцене неглиже».

Вице-губернатор поддержал доводы депутатов Бориса Вишневского и Алексея Ковалева о необходимости считаться с мнением местных жителей, в том числе требующих сохранения сквера.

«Мы теряем открытое общественное пространство, а это всегда плохо. Тем более что Центральный район — самый необеспеченный по этой части, — согласился Албин. — Надо поговорить с людьми, понять их позицию».

Вице-губернатор предложил учредителям фонда подумать и над иными способами развития музейной деятельности — присмотревшись к другим петербургским адресам писателя (а таких два десятка, причем мемориальные доски установлены лишь на четырех), а также к разработанной с КГИОП программе «аренды за рубль» памятников истории и архитектуры.

ВСЕ МАТЕРИАЛЫ ПЕТЕРБУРГСКОЙ РЕДАКЦИИ ДОСТУПНЫ ПО ССЫЛКЕ