Это детектив с участием гения, знатока и дельцов.

Он начался в 1553 году в миг, когда Тициан положил кисти: полотно зрелого мастера, знающего толк в любви, сияло красками, которым была суждена вечность.

Главная «героиня» детективного сюжета: картина «Венера и Адонис», масло, холст. Датируется ок. 1553 года. Размеры 175,5 на 198 см. Автор — Тициан Вечеллио.

Картина столетия жила своей жизнью, сначала, по некоторым данным, в покоях одной из русских императриц, затем — переходя из рук в руки. Исторические вихри занесли ее в Европу, она была продана в Париже с аукциона. Уже в нашем веке приехала в Петербург, оказалась в Москве.

А ее новейшая история началась в миг, когда известный во всем мире знаток итальянского искусства Виктория Маркова переступила порог частного дома, хозяин которого купил картину неизвестного мастера. Нужна была атрибуция, а Маркова входит в число немногих, чьей экспертизе можно доверять безоговорочно. Виктория Эммануиловна взглянула на картину, стоящую на мольберте, и определила автора.

Подлинность — по-прежнему важнейший критерий в мире искусства. Оригинал, подделка или копия — вокруг этих понятий веками кипят страсти, только усилившиеся в наши дни подлогов. Поэтому атрибуция, определение авторства, остается ключевым событием в среде музейщиков и экспертов, знатоков и любителей. «Венера и Адонис» во всем блеске взаимного чувства столетиями оставались ярчайшей из жемчужин тициановской коллекции музея Прадо.

Но у шедевра есть хозяин. И это уже совсем другой, хотя тоже детективный сюжет. В новейшей судьбе «Венеры и Адониса» смешалось высокое и низкое, частное и общественное, тайное и явное, подлинное и фальшивое. «Новая» проследила за витками этой истории.

Виктория Маркова: «Моя мечта, чтобы музей купил «Венеру и Адониса»

— Виктория Эммануиловна, как все это началось?

— Очень просто. Мне позвонил Владимир Логвиненко (коллекционер, с которым я была знакома лишь шапочно) и сказал, что приобрел некое полотно, в салоне, в Петербурге, еще даже его не оплатил, предположительно, это работа из мастерской Тициана, копия его знаменитой картины из Прадо. И он очень просит меня об экспертизе.

Честно говоря, я отнеслась к этому без энтузиазма. История тянулась, я не ехала, он настаивал. Начал звонить в августе 2005 года, а я поехала к нему в октябре и с четким убеждением: то, что увижу, будет просто копия знаменитой работы. В девяноста девяти процентах случаев так и бывает. И вот мы с ним входим в помещение, где вдали на мольберте стоит картина. Я переступаю через порог и говорю: «Это Тициан. Сам!»

— Вот так, с первого взгляда?!

— Да. И тут же прихожу в полуобморочное состояние, потому что понимаю: ввязываюсь в какую-то очень серьезную историю. Подхожу ближе и вижу, что пейзаж написан очень приблизительно. Но это точно Тициан, он часто так писал, практически теряя интерес к деталям.

— Неужели авторство можно определить молниеносно?! Говорят, в атрибуции смешаны опыт и интуиция, знание и мистика?

— Тут нет никакой мистики. Это профессия. И еще то, что дается человеку исключительно от рождения, — умение видеть. Дарование, которое не достигается трудом, но если при этом у вас нет практики, если вы не имеете дело с вещами, оно не будет развиваться.

— Ну, в музыке есть понятие «музыкальный слух», а в вашей профессии?

— Да, тут труднее, чем в других случаях, и глаз, как слух, тут проверить нельзя. Кстати, до меня эту картину видели разные специалисты, и одна реставратор даже сказала: «Что вы мне показываете мазню ХIХ века?!» Порой даже и большое количество знаний не рождает понимания, но никакой мистики здесь нет. На этом держится весь институт мировой художественной экспертизы. Повторяю: это — такая профессия.

— В каком состоянии была картина?

— Она требовала реставрации. И надо было решить, где именно приводить ее в порядок. Вдруг возник некий человек, который предлагал отправить ее в США, к американским реставраторам. Потом владелец сказал: «Что если я отдам ее в Эрмитаж?» Там двое реставраторов берутся все сделать за два года. Но я воспротивилась, понимая, что это надо делать в Венеции. Где знают манеру и технику Тициана, где есть понимание предмета и задачи. И я позвонила своей приятельнице, Джованне Непе Шире, в то время начальнику управления Венецианских музеев, и сказала: «Надо спасать прекрасную картину Тициана, и я рассчитываю на вашу помощь». Она предложила мне очень известного реставратора, который работает прямо в Венецианской академии. И в первой половине марта 2006 года картина уехала в Венецию.

— А на каких же основаниях она покинула пределы России?

— Об этом ниже. Сейчас лишь скажу: я понимала, что оказалось в моих руках, и потому сразу анонсировала это событие в итальянской газете «Коррьере делла Сера».

— И вас не смущало, что провенанс (прошлое картины) был на тот момент, как я понимаю, весьма туманен?

— На выяснение происхождения картины могут уйти годы, но к тому времени уже появилась некоторая информация. Говорили, что она — из личных апартаментов Екатерины II. И вот в этой публикации я написала, что «по сведениям владельца, картина с XVIII века находится в России и происходит из…».

— Долго шла реставрация?

— Около двух лет. Пока она шла, я периодически наблюдала за ходом работ. Кстати, реставратор работал один, и сумма, которую ему заплатили, была достаточно скромной в сравнении с другими. И за это время мы с реставратором побывали в Прадо, решив посмотреть на их знаменитую картину, а заодно и на ее рентгенограмму, которая была известна, но публиковалась в небольшом размере. А нам ее смонтировали по нашей просьбе в размер самой картины. Отлично помню, было воскресенье. Мы приходим, в Прадо полно народа. И реставратор мне сразу тихо говорит: «Ты же видишь, что это копия?!»

На тот момент испанская картина не была расчищена: под слоем потемневшего загрязненного лака она казалась тусклой. Кстати, в Прадо самая крупная коллекция Тициана, больше тридцати вещей. Так вышло потому, что Тициан долгие годы работал для императора Карла V и его сына Филиппа II. Он любил заказчиков богатых и высокопоставленных. И среди всех полотен «Венера и Адонис» была единственной неотреставрированной работой.

Но мы решили пока молчать. Далее выяснилось, что наша картина была куплена 19 мая 2005 года на одном известном парижском аукционе с определением известного экспертного бюро. Затем картина оказалась в Петербурге, где и была приобретена владельцем. Тогда была такая организация «Росохранкультура», сейчас ее нет. И поскольку оказалось, что картина была приобретена на европейском аукционе, владельцу через эту организацию удалось получить разрешение и легализовать картину.

В декабре 2007 года картина после реставрации месяц экспонировалась в Венецианской академии и таким образом была предъявлена миру. Был сделан каталог, была презентация, моя статья, статья реставратора, а профессор Падуанского университета сделал послойный анализ и химический анализ красочных пигментов, обнаружив очень ценный пигмент, который Тициан использовал для особо престижных заказов. И это тоже была победа.

— А потом?

— После венецианской выставки Логвиненко увез картину в Швейцарию, и она там хранилась в течение нескольких лет. Он ко мне неоднократно обращался с просьбой, чтобы мы взяли ее в экспозицию, я всегда отказывала.

— Почему?

— Потому что, когда ты занимаешься картинами из частных собраний, тебя все подозревают. Все думают: сколько она денег получила за это? Ведь ей же заплатили! Все уверены, что по-другому нельзя, и на самом деле часто делается именно так. В этом случае и музей оказывается в сомнительном положении.

Словом, не было конкретного повода взять у владельца картину, но потом он появился, когда в 2017 году мы совместно с итальянцами стали готовить собственную выставку «Тициан, Тинторетто, Веронезе». Нам в последний момент отказали в двух Тицианах, и тогда директор музея Марина Лошак мне говорит: а что если мы возьмем ту работу (она о ней уже знала)?

Я отвечаю: «Давайте, но вы должны понимать, что нам это будет стоить усилий, и возможно, очень больших. Вы готовы пойти до конца?» Потому что, если ты говоришь итальянским кураторам, что будет такая вещь, то надо ее отстаивать. Сколько было разговоров, когда мы повесили ее на нашу выставку. «Ну, какой это Тициан!?» А как противились итальянские кураторы: «…некрасиво брать вещь из частного собрания. Это раскрутка вещи!» Мне это стоило крови. И в результате я вынудила их назвать истинную причину: «Мы против, потому что опасались, что картина вызовет сенсацию, что она затмит выставку, в которую мы вложили столько усилий». То есть они не хотели конкуренции с Тицианом!

— А как тем временем развивались отношения с Прадо?

— Я не раз говорила коллегам из Прадо: «Почему вы ее не расчищаете?» Это продолжалось годами, но вот, наконец, они все же ее расчистили. Кажется, в 2015 году закончилась. И музей по итогам собирается сделать маленькую выставку, четыре-пять вещей. До этого директор музея Марина Лошак меня не раз спрашивала, почему вы не хотите повесить Тициана в зале? Я отвечала: не повешу, пока не почувствую момент. И вот я говорю Марине: мне надо ехать в Мадрид!

И она тоже в этот момент едет в Мадрид. Удача! И вот я сижу перед испанской картиной, стоящей на мольберте, на высоком стульчике и понимаю: «Да, картина хорошая. Но конечно, это — не наша!» И тут сотрудница Прадо, занимавшаяся технологическим исследованием картины, показывает мне фотографию их работы в инфракрасных лучах. И я вдруг вижу на ней какой-то странный контур — обводка головы, части руки Адониса, фигура Венеры… Контур где-то возникает, где-то исчезает…

Я говорю: «Что это такое?!» Она отвечает: «Это фотография нашей картины в инфракрасных лучах, мы провели все исследования, сверили все варианты, накладывали композиции одна на другую, и лишь эти две, ваша и наша работы, совпадают полностью. Ваша была сделана первой, а затем при помощи кальки рисунок был переведен на новый холст. Но это не значит, что наша картина хуже! Ведь вторая версия может быть не хуже первой!»

Да. Бывает. Но правда в том, что Тициан никогда не нуждался в том, чтобы переводить рисунок с помощью кальки. Он часто начинал работать кистью без предварительного рисунка, на то он и гений!

Итак, они признали первенство нашей картины. И вот, закончив работу, мы спускаемся на лифте на первый этаж, в вестибюль музея Прадо и видим: стоит директор ГМИИ Марина Лошак, рядом директор Прадо и его заместитель Габриэле Финальди, с которым я была знакома, и он говорит: «Виктория, поздравляю, ты победила!»

Это было в присутствии Марины Лошак, что очень важно. После этого она и сказала: давайте возьмем полотно на хранение! И теперь оригинал Тициана у нас. Мы взяли картину на выставку с тем, чтобы она осталась в экспозиции музея на два года. Однако по истечении года владелец выразил желание забрать ее из музея.

— Музей делал попытки приобрести вещь для национальной коллекции?

— Как только новый директор Марина Лошак пришла в музей, я ее сразу познакомила с Логвиненко и сказала, что моя мечта купить эту картину. Это было в 2013 году. Я и Ирине Александровне Антоновой, и Марине Девовне Лошак не раз организовывала встречу с владельцем. Велись, я это знаю, разного рода переговоры.

Но я была уверена, что у нас есть время. И вдруг в мае говорят: мы должны отдавать картину! И директор сказала: они очень жестко стоят на своем. Но давайте напишем письмо, в письме мы должны сформулировать свою позицию. В итоге мы все же получили позитивный ответ.

— Ее судьба зависит именно от Логвиненко?

— Это мне неизвестно.

— На этикетке и в каталоге выставки у вас написано, что она предоставлена благотворительным фондом «Классика». Как это объяснить?

— Это вопрос договоренности владельца с музеем.

— То есть, если предполагаемые владельцы захотят продать ее, у музея и у вас лично никаких рычагов воздействия на ситуацию не останется?

— Знаете, чтобы продать ее дорого, нужен мощный пиар! Можно, конечно, публично, во всеуслышание сказать, что это первая версия, что оригиналом владеет не Прадо и так далее. Но чем больше они будут раскручивать это, тем больше они вступают в конфликт с Прадо. Сейчас это очевидно в научной среде, но если об этом начинают кричать газеты, это работает против музея, против его репутации, против работы, признанной одной из ценнейших картин его собрания. А дальше — если она не первая, она не могла быть написана Тицианом. И вот тогда, если выходить на руководство любого крупного мирового аукциона, возникает негласный конфликт: аукционные дома не любят ссориться с музеями, тем более с таким крупным, как Прадо.

— Значит, остается олигарх, который повесит Тициана в своей частной галерее?

— Или политическая воля, которая поможет решить ситуацию в пользу национального музея. Это будет высшим актом исторической справедливости, ведь за годы советской власти мы лишились сотен и даже тысяч мировых шедевров.

Марина Лошак: «Я хочу надеяться!»

— Марина Девовна, как вы видите перспективу отношений музея с полотном Тициана?

— Как оптимист, я надеюсь на лучшую перспективу, но, увы, не вполне в нее верю!

Вещь оценена в 20 миллионов долларов, и поскольку я знаю, какова сейчас экономическая ситуация, то понимаю, что эти деньги найти нелегко.

Но речь идет не о подарке первому лицу, не о каком-то демонстративном жесте, а о серьезном вложении в национальную сокровищницу. Речь о базовых вещах. О том, чтобы этот дом в Москве, в который ходят твои дети и внуки, и ты сам ходил в детстве, и ходили твои родители, и будут ходить после тебя, был наполнен всем тем, из чего человек строится, из чего человек состоит. Человек, который завтра, возможно, будет определять будущее страны. И такой музей, как наш, очень нуждается в том, чтобы его коллекция была реально весомой, чтобы в ней были шедевры такого уровня.

— Сильно ли пострадало собрание Пушкинского музея в годы советской власти, когда шедеврами живописи расплачивались за паровозы?

— Не так сильно, как Эрмитаж. Но в нашем собрании, хотя оно совершенно чудесное, есть и лакуны. У нас прекрасная итальянская коллекция, на которой выросло не одно поколение культурного зрителя, и сейчас идет выставка, которая демонстрирует мощь этой части собрания. Но такого уровня Тициан, который является еще и открытием нашего научного сотрудника, был бы очень кстати в этом собрании.

И сама история обретения «Венеры и Адониса» феноменальная, настоящий художественный детектив. Кроме всего прочего, она свидетельствует: в нашей стране существуют ученые, которые могут в аукционном соре найти настоящее сокровище. Признанное во всем мире и, главное, в музее Прадо, где уже давно находится вторая картина. Сегодня научно подтверждено, что она — вторая.

Виктория Маркова человек мирового класса, ее знают все итальянисты, она работает со всем миром, она высочайшего уровня эксперт, способный использовать свои знания в интересах музея. Около ста пятидесяти вещей нашего собрания было куплено благодаря Марковой — она находила художественные ценности, представляла их закупочной комиссии музея, и мы приобретали их в нашу коллекцию. У нас даже был план сделать выставку вещей, обретенных с легкой руки и с помощью точного глаза Марковой.

— Какие документы сейчас легализуют жизнь Тициановского полотна в музее?

— Официально договор подписан нами с фондом, который называется «Классика», который базируется в Швейцарии. Фонд официально владелец этой вещи, мы с ним ведем переговоры.

Они хотят и готовы передать нам картину, поэтому мы и продлили пребывание Тициана в музее.

— Цена, на ваш взгляд, адекватна?

— Сумма в двадцать миллионов, на мой взгляд, несколько преувеличена. В этой ситуации много доводов на стороне продавца и очень много доводов на стороне покупателя, это вопрос обсуждения. Но музей не может быть торгующимся, нам нужен посредник. В лице Министерства культуры, например. У нас есть все аргументы для того, чтобы показать сильные и слабые стороны ситуации, которые влияют на рынок.

— А именно?

— Все-таки вещь была недавно открыта, а вещи, у которых исторический провенанс более плотный, более давний, всегда стоят дороже. Рынок сейчас не в лучшем состоянии, это тоже влияет на цену. Да, следы реставрации очень незначительны, ведь нам помогла Венецианская академия. Есть понимание, что утрачено, а что цело — и целы самые важные места. Но средние цены сегодня на крупных аукционах много ниже. Все это вместе дает основания, чтобы обсуждать ситуацию.

— Кто-нибудь в новейшие времена дарил музею полотна мирового класса?

— Да, у нас был прецедент. Пять лет назад Алишер Усманов купил Франса Хальса. Это был очень дорогой подарок. Вообще Усманов — один из крупнейших помощников музея, и он подарил нам ценнейшую вещь, которая сейчас висит в экспозиции.

— Сколько осталось времени, чтобы решить судьбу «Венеры и Адониса»?

— До конца года!

Итак, что можно сказать о благотворительном фонде «Классика», который, якобы, является владельцем картины Тициана?

Он создан в 2012 году «с целью осуществления деятельности в сфере культуры, образования, искусства, просвещения и духовного развития личности, направленной на реализацию социально значимых проектов». В кругу заявленных партнеров фонда — ​правительство Санкт-Петербурга, МИД России, Минкультуры России. Само собой, это некоммерческая организация, поэтому «все проводимые Фондом мероприятия финансируются за счет собственных средств, благотворительных пожертвований и средств спонсоров».

Заметим: интересы фонда в значительной степени сосредоточены в области балета. И базируется он вовсе не в Швейцарии, а на Спиридоновке, дом 20, строение 1. Логвиненко — член совета Фонда.

Исполнительный директор «Классики» Юрий Андреевич Кукуев на звонок «Новой» с просьбой прокомментировать роль Фонда в судьбе картины отозвался безмятежно:

— Роль у нас чисто техническая. Мы не собственники.

А на просьбу рассказать, кто собственник и почему Фонд вступил с ним в отношения, став посредником между частным лицом и государственным музеем, Кукуев сообщил:

— Мы информацию не разглашаем! Мы эту тему комментировать не можем! Человек не хочет, чтобы его упоминали, и мы не уполномочены.

Кто же он, этот маскирующийся «человек»? О том, что полотном Тициана владеет Владимир Алексеевич Логвиненко, известно уже лет восемь. И хотя в ГМИИ его имя знают — ​от выставочного до международного отдела — ​повсюду он категорически держится своей версии: картина ему не принадлежит. У нее зарубежные владельцы. Он — ​только переговорщик.

Почему?

Имя Логвиненко знакомо коллекционерам русских икон, сотрудникам Эрмитажа, аукционных домов, крупным игрокам на рынке антиквариата, тихим теневым коллекционерам. Его знают бизнесмены и «православные чекисты». Нас его биография интересует только в той степени, в какой она переплелась с историей полотна Тициана, но вехи этой биографии вполне говорящие.

Итак, Владимир Алексеевич Логвиненко, 1966 года рождения, прибыл с Украины в Москву в 90-х. Начинал как собиратель марок. В столице филателист быстро нашел перспективных партнеров. Как иначе объяснить невероятный бизнес-успех безвестного новичка: покупку лицензии на разработку нефти в Удмуртии? Логвиненко тогда выиграл в конкурсе, где участвовало пять нефтяных компаний. А победило его ОАО «Удмуртская нефтяная компания»: капитал 100 тысяч рублей, 85% акций принадлежало единственному владельцу. Зато остальные 15 процентов Логвиненко передал в собственность Республики Удмуртия. Его «УНК» была лакомым куском: три перспективных месторождения — ​Патраковское, Турецкое и Центральное с запасами больше 50 миллионов тонн нефти.

Красочная деталь: чтобы получить желаемое, Логвиненко предоставил гарантию Брюссельского банка (130 миллионов долларов), которая, как утверждает «Эксперт. Урал», оказалась фальшивой, подписи поддельными. Но даже когда это выяснилось, уральский Арбитражный суд итоги конкурса, в котором выиграл Логвиненко, отменить не смог: поручительство в условия конкурса не было включено, оно было просто психологической «вишенкой на торте».

Довольно скоро правительство Удмуртии разочаровалось в своем «доверенном лице»: компания так и не вышла на проектную мощность, не выполнила лицензионные соглашения и задолжала по кредитам 225 миллионов рублей. На рубеже 90-х Логвиненко удалось выгодно ее продать НК «СИДАНКО».

С тех пор «нефтянка» его не занимает. Он становится крупным игроком на рынке антиквариата, икон, европейской живописи. Собрание икон создано им в рекордные сроки, и в нем несколько редчайших произведений. Но место в топовом списке российских миллиардеров (скромное 329-е) он занял как обладатель драгоценного полотна Рубенса «Тарквиний и Лукреция», цена на которое колеблется только в сторону повышения.

«Венера и Адонис» выплыли из тени в громком скандале 2010 года. Он возник как раз вокруг картины «Тарквиний и Лукреция» кисти Рубенса. Купленная Логвиненко, она оказалась украденной из музея Сан-Суси в Потсдаме, предположительно во время Второй мировой. Немецкая сторона тогда вывела сюжет на международный уровень, его обсуждали первые лица России и Германии, выдвигались чуть ли не обвинения в пересмотре итогов Второй мировой, возникали требования реституции.

Кстати, тогда Логвиненко впервые затеял большую игру с государственным музеем — Эрмитажем. Ведь где и хранить вещь мирового уровня безопасно и бесплатно, с отчетливым пониманием того, что музейное признание только повысит цену на мировом рынке. Но скандалы вокруг Рубенса сначала на международном уровне, с участием Интерпола и суда, затем внутри страны сильно его умудрили. «Добросовестный приобретатель» — ​таким счел Логвиненко российский суд. Кстати, в той истории тоже фигурировала «Росохранкультура» как посредник между правосудием и частным лицом.

А дальше еще один большой скандал, сконструированный уже собственными руками Логвиненко. Он возжаждал продать полотно. Но Рубенс, оцененный в 60 миллионов долларов, требовал экспертных оценок международного класса, юридического сопровождения — ​то есть серьезных денег. И тогда Логвиненко вошел в альянс с бывшим вице-президентом «Роснефти» Анатолием Локтионовым, посулив ему огромную прибыль после продажи произведения. Локтионов пообещал 10 миллионов евро и сразу направил на счет Логвиненко пять. Но вывезти Рубенса за пределы страны не удалось: российский суд никаких гарантий, само собой, дать не мог. И владелец почел за благо не рис­ковать, устрашившись конфискации. Обещанная продажа не состоялась, но Локтионову деньги, заявил адвокат Максим Платонов, возвращены не были.

История с Рубенсом, легко предположить, заставила Логвиненко задуматься о серьезной защите своей собственности. Легко предположить, что еще одну картину мирового класса он решил спрятать от всех посягательств понадежнее.

Итак, первая ступень — ​фонд «Классика».

Ну а что же находится в Швейцарии? Стране, до сих пор наилучшим образом приспособленной для того, чтобы укрывать сокровища как праведно, так и неправедно приобретенные. В Швейцарии компания «Голлнер менеджмент Сарл», зарегистрированная 13 июля 2013 года. Она занимается брокерскими услугами и консалтингом в финансовой сфере. Штаб-квартира компании находится по адресу: Мейрин, Pre-Bois Road 29, 1215 Женева. Ее генеральный директор гражданин России Кругликов Степан одновременно имеет статус президента компании и на сегодня остается единоличным менеджером. Нам не удалось обнаружить никаких следов деловой активности фирмы. Зато Логвиненко легко сослаться на партнеров, якобы требующих от него немедленной продажи совместной собственности. А главное: это верный способ защиты от всех претензий государственных и частных лиц.

Мы позвонили Владимиру Алексеевичу, чтобы уточнить его отношения с картиной и музеем. Испуг и негодование на том конце провода были неподдельны.

— А я каким боком?! Я к этому никакого отношения не имею! Никакого!

И бросил трубку. Мы перезвонили, располагая достоверной информацией о недавних переговорах директора музея и предполагаемого владельца. Возмущение было еще более бурным.

— К полотну я имел отношение десять лет назад! Кто дал вам мой телефон?!

Итак, фальшивый кордон выстроен: мнимые владельцы из фонда «Классика» и формальные правообладатели из швейцарской фирмы.

На этом фоне Логвиненко легче выдать себя за радетеля не только своих, но и музейных интересов.

На самом деле, единственные интересы, за которые он готов сражаться, — ​его собственные. Поэтому, пока картина находится в экспозиции, он ищет контактов с ведущими аукционами мира, «присматривает» олигарха, русского или восточного, способного купить шедевр, пытается манипулировать музейными специалистами.

Даже отличный недавний фильм о Марковой, который сценарист Оксана Шапарова и режиссер Юрий Малюгин сняли для канала «Культура», тоже своего рода капитализация собственности.

Итак, Тициан, достойный украсить национальную сокровищницу, покинет ее в середине декабря. Несмотря на ведущую роль музея в его судьбе: определение авторства, помощь в реставрации и исследованиях картины, введение в мировой контекст, международные экспозиции. Если не вмешается кто-то из русских капиталистов, не чуждых духу Третьякова, или не очнется Министерство культуры страны.

Если оно возьмет на себя роль переговорщика между ГМИИ имени Пушкина и так называемым представителем владельцев, ему стоит обратить внимание на следующие пункты «биографии» полотна.

Никто, кроме питерской таможни, не знает, как появилась на территории России картина «Венера и Адонис».

Никто, кроме канувшей в Лету организации «Росохранкультура» не объяснит, на каких основаниях было легализовано пребывание полотна на территории Российской Федерации.

Неясность двух предыдущих пунктов дает основания заблокировать вывоз полотна с территории России.

Мировые цены на недавних аукционах отличаются от суммы, которую запрашивают Логвиненко и партнеры. Самая известная из работ Тициана «Святая Маргарита» была продана на торгах в 2018 году за немногим более 2 млн долларов. В отличие от «Венеры и Адониса» — ​подписная, с безукоризненным происхождением — ​от Карла I Стюарта, многократно публиковавшаяся и выставлявшаяся.

Что ж, чистое искусство не всегда попадает в благородные руки. Но «Новая газета» в этой истории целиком на стороне музея и его посетителей — ​из Москвы, страны, со всего света.

Нужна не только политическая воля — ​готовность власти и общества. Давайте вместе совершим этот акт — ​оставим Тициана в России. Решения власти, деньги олигархов, сборы всем миром (право собственности никто не отменял) — ​все тут может и должно работать не на узкие интересы групп, а на национальную сокровищницу.