Вы скажете: обычная история. Так поначалу говорили и правозащитники, которых просила о помощи Лидия Жабелова, тетя Руслана. Уходя, она все же оставляла им заключение судебно-медицинского эксперта о причинах смерти задержанного. «Они догоняли меня и спрашивали: “А причем тут Рахаев?”» — вспоминает женщина семь лет спустя.

«Они уничтожили его мать, которая из красавицы превратилась в старуху с сахаром двадцать три. Они уничтожили его сестру, которая бросила все ради его защиты. Я сама, извините меня, полысела на этом деле», — говорит Жабелова.

Неудивительно, что в прошедший понедельник Руслан десять часов кряду построчно анализировал приговор. Судьи и даже защитники уговаривали его: в этом нет необходимости, достаточно расставить акценты, ведь текст подробной апелляционной жалобы лежит перед коллегией. Ему говорили, что анализ будет отражен в протоколе, даже если передать его в письменном виде. Но Руслан, кажется, не верил уже никому. Ему говорили: «Вы уже восемь часов читаете». «А вы девять лет моей жизни хотите забрать!» — в отчаянии огрызался Рахаев. И коллегия терпеливо слушала простые факты, которые он семь лет пытается донести до судей Карачаево-Черкесии. Вот они.

Осень 2011 года. Рахаев, имеющий репутацию безупречного офицера, только-только перешел из Департамента собственной безопасности МВД по Северному Кавказу в отдел полиции Черкесска на должность начальника уголовного розыска. В ночь на 7 октября несколько его подчиненных (некоторых из них он еще даже не знал, а другим уже предложил поискать новую работу) задерживают двух подвыпивших мужчин, Джатдоева и Джанкёзова. Джатдоева везут в ОВД, а Джанкёзова — в опорный пункт на окраине города. Там он проводит всю ночь с оперативниками, а наутро его доставляют в горотдел избитым. Потом мужчину везут в суд, где он получает десять суток, и возвращают в уголовный розыск. Вскоре в одном из кабинетов обнаруживают его труп.

Экспертизы гласят, что мужчина умер от травматического шока: ему сломали десять ребер и отбили внутренние органы. Но получил он эти травмы как минимум за 4–6 часов до смерти, то есть когда находился в опорном пункте с оперативниками.

Сперва Рахаев с подачи следователя, который пригрозил ему арестом, выгораживал своих сотрудников: подписал протокол, что Джанкёзов упал с лестницы. Но подчиненные эту заботу не оценили. На несколько дней они пропали, а когда объявились, дали одинаковые показания, что Рахаев до смерти затоптал Джанкёзова в своем кабинете, а потом заставил отнести труп в их комнату. Они утверждали, что накануне Рахаев создал оперативную группу по раскрытию серийных краж, собрал оперативников на совещание и потребовал задержать Джанкёзова и Джатдоева. Но в архиве горотдела не нашлось приказа о создании такой группы, а в журнале дежурной части — отметок, что оперативники в тот вечер получали табельное оружие, как положено при выходе на задание.

В 14 следственных действиях в качестве понятого участвовал двоюродный брат руководителя следственной группы. Из 12 записей с камер видеонаблюдения в ОВД к делу приобщены только три. Осмотр опорного пункта, где предположительно избивали Джанкёзова, провели через одиннадцать месяцев, а биллинг телефонов погибшего и обвиняемого запросили только через пять лет — хотя правоохранителям известно, что эти данные хранится три года.

Множество вот таких процессуальных и фактических претензий Рахаева и его защитников к следствию кочевали из процесса в процесс (.pdf). Но в последнем приговоре обнаружилось кое-что новое. Формулировки судьи показались юристу фонда «Общественный вердикт» Дмитрию Егошину и адвокату Петру Заикину знакомыми — точно так же изъяснялся прокурор Солтан Макашев в прениях на втором процессе. «Он как говорит, так и пишет, вот мы и обратили внимание», — сообщил коллегии Верховного суда адвокат Заикин.

Для убедительности защита заказала лингвистическую экспертизу. И действительно —

Особенно плотные заимствования — с редкой заменой глаголов на синонимичные — начинаются аккурат после слов: «С мнением подсудимого и его защиты суд не соглашается по следующим основаниям…» Адвокат Заикин убежден, что это — нарушение тайны совещательной комнаты и железная причина для отмены приговора.