В кабинетах сегодняшних борцов с экстремизмом, героев политического сыска, должен висеть портрет не Дзержинского и не Берии — Азефа. Потому что главный метод работы силовиков (до того как они переходят к пыткам) — это провокация. Оно и понятно: в России, конечно, есть политическая оппозиция и даже радикально настроенные граждане, но масштаб их «подрывной деятельности» удручающе мал по сравнению с возможностями, аппетитами и стоимостью аппарата ее подавления. И нет дела, которое в большей степени обнажает этот провал, чем дело «Нового величия».

Собственно, про это я писала еще в апреле (см. № 45 «Новой газеты») и с тех пор в юридическом смысле ничего не поменялось. Дело как состояло из обстоятельных показаний двух явных и одного скрытого сотрудника правоохранительных органов, которые больше похожи на готовое обвинительное заключение, так и состоит. Потому что если их из дела убрать, там не останется вообще ничего, кроме путаных переписок в телеграм-чате, где даже искушенный следователь не увидит состава.

А вот вокруг дела изменилось многое. За двух фигуранток-погодок, Марию Дубовик и Анну Павликову (на момент задержания ей было 17), дружно впряглись правозащитники, журналисты, организаторы и участники «Марша матерей», а главное, более 170 тысяч человек, которые подписали петицию, созданную «Новой газетой» и размещенную на Change.org. Дело «Нового величия» заметили в Кремле, вопрос с переводом девочек под домашний арест решался Верховным судом.

Цели кампании были достигнуты, но это, конечно, не победа. Павликова и Дубовик не в СИЗО, но под арестом (а еще четыре фигуранта как сидели, так и сидят, просто потому, что они мужчины), уголовное преследование продолжается. Представить себе оправдательный приговор по политической статье в современной России я, честно сказать, не могу. Обвинительный приговор по делу «Нового величия», конечно, возможен, но, кажется, не только у меня есть ощущение, что он принесет стране много вреда на ровном месте.

Так что всем будет лучше, если дело не дойдет до суда и даже до прокуратуры. Следствие в любой момент может прекратить его за отсутствием состава преступления, и никто его за это не накажет. А правовые основания, безусловно, есть. На данный момент следствием явно не приложено достаточно усилий к тому, чтобы выявить мотивы провокаторов и их реальную роль в работе «преступного сообщества». Они даже не все установлены. Поэтому давайте еще раз разберем существенные обстоятельства дела, которые, на мой взгляд, должны радикальным образом повлиять на квалификацию действий многих его фигурантов.

Начнем с Рустама Кашапова, инженера войсковой части 3061 (Росгвардия), который проходит свидетелем. Самая первая фраза по существу в его свидетельских показаниях вызывает вопрос: «В 2017 году по переписке в чате «05/11/17» на мессенджере «Телеграм» познакомился с девушкой по имени Анна…» Простите, но что силовик, который «является патриотом своей страны и поддерживает действующий в стране политический курс и режим» (цитата из его свидетельских показаний), делал в закрытом чате сторонников Вячеслава Мальцева? (Мальцев в рамках своей «Артподготовки» [организация признана экстремистской и запрещена на территории России — Ред.] обещал 05.11.2017 революцию, а когда поверившие ему молодые люди вышли на отчаянные пикеты и оказались легкой добычей силовиков, сбежал из страны.) А если уж Кашапов сидел в этом чате, в душе поддерживая политический режим, то чего ради он стал впоследствии ходить на собрания «Нового величия» и распечатывал для группы агитпродукцию? Или он не так быстро соображает, что только спустя длительное время вдруг посчитал «действия вышеуказанных лиц противозаконными и противогосударственными», или это все же была оперативная работа. Тогда это большая новость. Росгвардейцы по своему функционалу не шпики. Их задача — в открытую бить несогласных с политическим режимом на улицах, а не выслеживать их в закрытых чатах.

Есть и еще один любопытный нюанс — хоть Росгвардия исторически куда ближе к МВД и само дело «Нового величия» было возбуждено по материалам ЦПЭ ГУВД по Юго-Восточному административному округу Москвы, с сообщением о преступлении Рустам Кашапов почему-то обратился в ФСБ. Эта организация практически не упоминается в материалах дела, но ее роль в его оперативном сопровождении явно намного выше, чем просто получение объяснительной от Кашапова.

В отличие от Росгвардейца капитан полиции Максим Расторгуев в свидетельских показаниях прямо указывает, что вступил в контакт с членами «Нового величия» в рамках должностных обязанностей. Хотя и тут отметим странность: Расторгуев служит в угрозыске и указывает, что «в ГУУР МВД России поступила информация в отношении участников преступной группы «Новое величие», на основании чего было принято решение о проведении разведывательного опроса». При этом опять же неясно, поступила эта информация от «эшников», ФСБ или из другого источника. Создается впечатление, что силовики смежных ведомств слетелись на «Артподготовку» и возникшие на ее руинах мелкие группки вроде «Нового величия» и рвали добычу на куски.

Любопытно также, что Расторгуев ввел в оперативную игру еще одного сотрудника — некоего Испанцева Ю.А., при этом в свидетельских показаниях не указана его принадлежность к определенной силовой структуре, нет и протокола его допроса (если он, конечно, полностью не засекречен).

И вот что: если внимательно читать показания Расторгуева, то получается, что на одном из собраний внедренных агентов было трое: он, Испанцев и «Руслан Д». Участников «преступной группы», не связанных с органами, тоже было трое. То есть если бы к силовикам присоединился в тот момент, к примеру, Кашапов, они бы оказались в численном большинстве и, наверное, могли бы захватить власть в «Новом величии».

Роль «Руслана Д», он же «Константинов Александр Андреевич» — наиболее важная. Его показания открывают дело, но его связь с силовыми органами в них никак не отражена. Недавно интервью с человеком, представившимся «Русланом Д», было опубликовано на «Дожде», и тезис о том, что он не является сотрудником, агентом или осведомителем спецслужб, еще раз прозвучал, именно на нем был сделан акцент. Но тогда возникает очевидный вопрос: если Александр Константинов не работал под прикрытием, то почему он проходит по делу свидетелем, а не обвиняемым. Ведь его участие в деятельности сообщества было самым что ни на есть активным, можно даже сказать, что на определенном этапе он перехватил лидерство у «Центра» (Руслана Костыленкова). Ничего напоминающего явку с повинной или хотя бы сообщения о преступлении, изобличающего других членов «Нового величия», в деле нет.

Вот, пожалуй, то узкое место, где следствие загнало себя в тупик и которое заодно позволяет найти основания для прекращения дела до его передачи в прокуратуру. Нельзя произвольно назначить одних участников предполагаемого преступного сообщества подозреваемыми, а других — свидетелями. Тем более что «Руслан Д» как глава «финансового отдела» выполнял важнейшие с точки зрения квалификации уголовного дела функции. В частности, это он снял «офис», в котором проходили собрания группы, и оплачивал его аренду с собственного интернет-кошелька. Это он организовывал распространение и обсуждение среди участников устава движения, который якобы был составлен Костыленковым (но это мы знаем только со слов Константинова, и сам Константинов, судя по манере его мышления и речи, отраженной в свидетельских показаниях, сам куда больше подходил бы на роль автора программного документа).

Вот как описывает свою мотивацию свидетель Константинов: «Понимая возможность противоправной деятельности политического движения, принял осознанное решение продолжить участие в составе группы организаторов для последующей идентификации участников, получения доступа к учредительным и рабочим документам с целью последующей передачи всех имеющихся в наличии данных правоохранительным органам».

Просто представьте себе человека, который, не будучи сотрудником спецслужб или их агентом, сознательно внедряется в группу экстремистов, чтобы когда-нибудь потом поделиться собранной информацией с силовиками. И делится ей только после задержания части группы, но остается при этом в статусе свидетеля. Этак любой участник наркокартеля может сказать: да, я возил, к примеру, оптовые партии героина, но только затем, чтобы потом передать информацию силовикам. Вот, собственно, передаю…

И даже «Руслан Д» — не последний из предполагаемых агентов, засветившихся в этом деле. Как рассказал «Новой газете» адвокат Марии Дубовик Максим Пашков, с ним связалась некая Ольга Пшеничникова. Сначала по интернету (в мае), а потом и лично (в конце июля). Пшеничникова сообщила, что она была осведомителем ЦПЭ Юго-Восточного округа и на самых ранних этапах «приглядывала» за молодыми людьми, из которых потом сложилось «Новое величие». В материалах дела действительно несколько раз упоминается «девушка Ольга», но никакого процессуального статуса у Пшеничниковой нет. Связаться с ней пока не получилось, но со слов Пашкова нам известно, что у «агента Кошки» есть две уязвимости, с которыми могут работать силовики. Во-первых, израильское гражданство и якобы накопленный опыт сотрудничества с силовиками этой страны. Во-вторых, Пшеничникова перенесла операцию по смене пола. Вроде бы это и послужило причиной ее выхода из игры: один из членов «Нового величия» допустил ряд неполиткорректных высказываний, которые «Кошка» восприняла как личное оскорбление. «По словам Ольги, после того, как она прекратила общение с членами группы, там появился «Руслан Д», то есть Константинов», — говорит адвокат Пашков.

В общем, в борьбе с экстремизмом, а точнее, в стремлении продемонстрировать ошеломительные результаты этой борьбы, силовики используют любые способы. И это, пожалуй, в равной степени опасно для гражданского общества и для безопасности государства. Только представьте себе, какой колоссальный ресурс был брошен на разработку группы молодых людей, которые самостоятельно не могли не то что организовать массовые беспорядки — снять себе офис и скинуться на принтер для печати листовок. И вот такие абсурдные дела украшают отчетность, а точнее, скрывают отсутствие реального содержания в работе силовиков, что и представляет собой главную угрозу национальной безопасности, а не дети, которые заигрались в политику.